Главная Содержание Карта Онтокритика (блог) Поиск по КОРНИ-проекту |
|
|
Депрограммируемый: Кен Батлер. Во время депрограммирования Кену (все имена, кроме имени автора, являются псевдонимами), белому, происхождение — из еврейского среднего класса, было 22 года. Он единственный ребенок в семье. Его родители были разведены и не поддерживали между собой дружественных отношений. Отношения Кена с отцом и матерью имели долгую историю конфликта, но там не было таких значительных нарушений в поведении, чтобы повлечь вмешательство со стороны школы, общества или представителей правоохранительных органов. Кен окончил имеющую хорошую репутацию среднюю школу, расположенную в дальнем северо-восточном секторе Филадельфии. Его оценки были выше средних. Он закончил один год в колледже до присоединения к МОСК как полноправный член (сначала вербовщик МОСК нашел к нему подход тогда, когда он еще был в колледже). Кен был открыт для вербовщиков отчасти потому, что интересовался восточными религиями и философией и читал об индуизме, когда был в средней школе.
До участия в МОСК Кен немного экспериментировал с марихуаной и ЛСД. Он не пристрастился к использованию каких-либо легальных или нелегальных наркотических средств и наркотиков. Кен участвовал в нескольких сравнительно краткосрочных гетеросексуальных отношениях и в одной значительной связи, но половые отношения были источником внутреннего конфликта в течение нескольких лет. До своего депрограммирования Кен был полным приверженцем Кришны в течение трех лет.
Депрограммист (руководитель команды): Курт Миллер. Курт, лидер команды по депрограммированию, был одним из оставшейся маленькой горсточки депрограммистов, посвящающих этому все свое время. В момент депрограммирования все депрограммисты были в возрасте чуть старше тридцати, все белые, происхождение — из среднего класса. Курт вел свое происхождение от протестантов Среднего Запада, закончил среднюю школу. Его считали чрезвычайно красивым и имеющим харизматическую личность. В 1984 г. Курт женился, детей не было (позднее он развелся).
Будучи подростком, Курт был непослушным и любящим рискованные предприятия. Он экспериментировал с наркотиками и злоупотреблял ими. Его личный опыт с культом состоял из полного погружения в то, что он описывал как тоталитарную, типа культа, программу реабилитации от наркотических средств.
Депрограммист: Сэнди. Сэнди, тоже выпускник средней школы, из протестантов Среднего Запада, принадлежал вместе со своей женой к небольшому христианскому культу, базирующемуся на Библии. В 1984 г. он жил в Аризоне с женой и двумя сыновьями.
Депрограммист: Грег Стерн. Грег — уроженец Филадельфии, из еврейского среднего класса. Ко времени депрограммирования Грег закончил три года обучения в качестве студента частного колледжа свободных искусств. Он был бывшим приверженцем МОСК. До участия в МОСК Грег работал в оркестре, который исполнял как оригинальную музыку, так и произведения других популярных композиторов «легкого» рок-н-ролла. Оркестр имел ограниченный успех с оригинальным синглом и был на национальных гастролях во время обращения Грега в веру Харе Кришны.
Депрограммист: Дара. Дара тоже из Филадельфии, из семьи католиков, с некоторым образованием, полученным в частном колледже свободных искусств. Она также была бывшим приверженцем МОСК.
Депрограммист: Брайан. Брайан прибыл с Восточного побережья, его религиозные истоки неизвестны. Он окончил колледж и во время депрограммирования работал над диссертацией по коммуникациям (общению) в большом городском университете.
Участник-наблюдатель: Стив Дуброу-Айхель. Во время этого исследования я был имеющим лицензию и практикующим психологом со степенью магистра естественных наук в области психологической службы в Пенсильванском университете. Я приехал из Нью-Йорка, еврей по происхождению и воспитанию. В качестве студента я посещал Колумбийский университет. Мои родители, оба пережившие нацистскую бойню, из Германии, по происхождению рабочие. Моя мать закончила эквивалент средней школы, мой отец — эквивалент неполной средней школы. В течение последних двадцати трех лет они владели и управляли большим бизнесом — пекарней с розничной торговлей, расположенным в Соммервиле, в Нью-Джерси. Их прошлое выживших при одном из самых отвратительных тоталитарных режимов в истории оказало на меня глубокое воздействие и, без сомнения, повлияло на мои сильные чувства в отношении тоталитарных систем.
Как уже было объяснено в первой главе, у меня был значительный опыт как у исследователя и консультанта в сфере деструктивных культов. Часть этого опыта включает участие в курсе идеологической обработки Церкви Унификации в 1975 г.
Планы пронаблюдать и записать на пленку депрограммирование Кена Батлера начались в августе 1983 г., когда я впервые встретил Грега Стерна, бывшего приверженца МОСК (Международного Общества Сознания Кришны), который сам был депрограммирован в 1981 г. командой по депрограммированию во главе с Куртом Миллером. С того времени Грег работал в нескольких операциях по депрограммированию. Я поговорил с Грегом и его женой Бобби о своих диссертационных планах и о необходимости наблюдать и записывать на пленку депрограммирование с начала до конца. Они откликнулись положительно на мои планы и заявили о готовности помочь. Вопрос не поднимался вновь до октября 1983 г., когда Грег позвонил мне, чтобы сказать, что он будет консультировать в депрограммировании и спросит Курта, который снова был руководителем команды, могу ли я наблюдать. Через несколько недель началось депрограммирование. Этот случай оказался «нетипичным». Тем не менее, наблюдение этого депрограммирования дало мне благоприятную возможность встретиться с Куртом и его командой (что давало на будущее хорошие контакты). Кроме того, команда была озабочена культистом («Барри»), который, похоже, демонстрировал симптомы психоза, и они нуждались в поддержке психотерапевта. Это депрограммирование действительно оказалось в высшей степени нетипичным; культист оказался психически больным, и как только это было установлено, формальное депрограммирование закончилось, а команда по депрограммированию старалась убедить родителей культиста в необходимости психиатрической госпитализации. Я вел обширные записи того, что происходило, что способствовало формулированию гипотезы относительно поведения депрограммиста (если не культиста).
В январе 1984 г. на встрече местной организации Фонда свободы граждан (CFF), национального сообщества озабоченных опасностью культов, впервые встретил Рису Батлер. Риса кратко рассказала о своем сыне, который был в МОСК, и о том, что можно сделать. Депрограммирование в тот раз не было упомянуто никем. В феврале я снова встретил Рису на семинаре, который я вел. Она узнала меня, и после семинара разговаривала со мной несколько минут. Риса обдумывала депрограммирование. Я рассказал о своей работе и спросил, не свяжется ли она со мной, если решится пойти на депрограммирование.
Примерно через два месяца, в начале апреля, я услышал от Бобби и Грега Стернов, что Курт Миллер скоро приедет в Филадельфию проводить депрограммирование кришнаита. Я позвонил Рисе, чтобы спросить, не касается ли это депрограммирование её сына. Она признала, что думает о депрограммировании, но не даст мне больше никакой информации; стандартные инструкции Курта для родителей заключаются в том, чтобы избегать разглашения кому бы то ни было по телефону какой бы то ни было информации. В уик-энд 13-15 апреля мы с Бобби посетили региональную конференцию CFF. Курт был там прежде всего, чтобы быть в курсе относительно справочных источников. Он только что вернулся после депрограммирования в Аризоне. Мы вместе пообедали и обсудили этот самый недавний случай, а также случай октября 1983 г., касающийся Барри, явно психически больного кришнаита. Я напомнил Курту о том, что мне нужно «типичное» депрограммирование. Он сообщил мне, что будет работать для Рисы, начиная с понедельника или вторника. Он согласился дать мне разрешение на проведение моего исследования и попросил меня позволить ему договориться обо всем с Рисой и семьей, в чьем доме будет проводиться депрограммирование.
Я выяснил, где остановился Курт, у Грега, который планировал помогать в этом случае, и позвонил ему в понедельник вечером, 16 апреля. Я отметил сочетание скрытой нерешительности и открытой готовности помочь в голосе Курта. Он дал мне адрес места депрограммирования (дом располагался в пригороде Филадельфии) и слегка неточные указания, как добираться до их дома. Владельцами дома, где должно было состояться депрограммирование, были «Роберт и Эллен Эпштейн», пара активистов — противников культов, старший сын которых сам был депрограммирован от МОСК. Я не мог вспомнить, чтобы встречал их прежде. Курт затем объяснил мне, что он позвонит, чтобы дать мне знать, когда я могу приехать в этот дом.
Курт позвонил в первой половине дня во вторник (17 апреля 1984 г.), чтобы кратко изложить мне планы «похищения». Кена должны были «подцепить» около 4 часов дня, так что мне следовало планировать быть в доме Эпштейнов в 5 часов дня. Когда я попросился присутствовать во время операции по «подцеплению», Курт объяснил, что в машине ограниченное количество мест и что сама сомнительность этого мероприятия мешает моему присутствию. Курт затем сказал, когда я должен прибыть, и я принял это, не задавая больше вопросов. Я затем попросил Курта подумать, не запишет ли он на магнитофон и сам все происходящее до того, как я смогу быть в одной комнате с Кеном, и Курт сказал, что он это сделает, если сможет.
Прибытие. Я покинул свой дом в 4:30 дня, чтобы ехать на депрограммирование. Депрограммирование должно было состояться в доме, расположенном в нижнем округе Бакс в 20 минутах езды от моего собственного дома. Я чувствовал облегчение относительно местоположения: если мне потребуются какие-нибудь припасы или средства к существованию, я могу уезжать ночью или в какое-нибудь другое спокойное время и забирать их. Пока я вел машину, я ощущал беспокойство, возбуждение и опасение. У меня было очень хорошее представление о планировании, времени и деньгах, которые были затрачены на это предприятие. «Что, если депрограммирование не сработает? Что, если культист не даст согласия на то, чтобы велась запись на магнитофон? Что, если что-нибудь идет не так, и (наихудший сценарий) каким-то образом оказалась замешанной полиция?»
Эти и другие вопросы проносились у меня в голове, пока я вел машину. Я чувствовал себя одиноким и неуверенным, однако очень возбужденным. Я думал о том, насколько экзотичными и рискованными являются или кажутся депрограммирования. Моя нервозность возросла, когда я добрался до нужного района и достиг их улицы. Я пристально осмотрел улицу в поисках каких-либо признаков «необычной» активности.
Я ожидал увидеть что-нибудь немного необычное и увидел. Возле дома Эпштейнов было припарковано несколько больше машин, чем у их соседей. Я правильно угадал, что Кен и «подцепившая» его команда уже прибыли. Я припарковал свою собственную машину за полквартала от дома Эпштейнов. Собрав все свои материалы и убедившись что у меня есть все, что мне нужно, я медленно пошел к парадной двери и позвонил. Вскоре в маленькое дверное окно выглянуло лицо; это был Джордж, человек из «охраны», с которым я встречался 6 месяцев тему назад. Он узнал меня и впустил. После обмена приветствиями я вошел в кухню. Там были: Эллен и Роберт Эпштейны со своим сыном Даниэлом, Риса (мать Кена), Курт, Джордж и Джим. Эллен казалась удивленной при виде меня. Курт не упоминал при ней, что я собираюсь приехать. Позже я смог лучше объяснить цель моего присутствия. Я затем поздоровался с Куртом и Рисой и поблагодарил Рису за разрешение присутствовать. Я представился Джиму, с которым никогда не встречался прежде. Он был самым новым членом команды охраны Курта, и это должно было быть его первое депрограммирование. Мне сказали, что Кен уже наверху, разговаривает с Сэнди.
Риса вернулась к своей домашней работе — мытью нескольких стаканов и приготовлению обеда на этот вечер. Ее быстрые, резкие движения и сверхнапряженность предполагали напряженное состояние и тревогу. После краткого знакомства Дэниел и его отец вернулись к своему обсуждению того, когда и как Дэниэл вернется в Вермонт, где он работал и ходил в колледж. Я попросил Курта кратко рассказать о захвате.
Захват. Курт объяснил, что Кена взяли у дома его тети, его визит туда был спланирован заранее. Они подогнали свою арендованную машину, когда он вышел на улицу. Мать Кена была с ними. Кена дважды попросили сесть в машину. Оба раза он отказался. Курт, Сэнди и два человека из охраны тогда вышли, и при виде четверых Кен сел в машину. Поездка до дома Эпштейнов была небогата событиями. Риса позже заявила, что думала, что её сын выглядел нервным и испуганным, но в какой-то степени испытывающим облегчение. Кен сам позднее сообщал о смешанных ощущениях относительно «похищения», включая и облегчение. Курт и Сэнди оба отметили, что Кен выглядел испуганным, но то, что он был разговорчив, было хорошим знаком. Они утверждали, что Кен колебался между яростью и настойчивыми утверждениями о том, что у него имелись, так или иначе, сомнения относительно МОСК, и он уже добровольно (но временами) размышлял об уходе из Храма. Поэтому депрограммирование было ненужным. Кен спросил, не может ли он закончить депрограммирование употреблением мяса и половыми сношениями с женщинами; вегетарианство и безбрачие первостепенно важны для кришнаитов.
Затем он напомнил матери о своей запланированной миссионерской поездке в Пуэрто-Рико и потребовал доставки в аэропорт, чтобы он мог немедленно туда отправиться. Когда они достигли дома Эпштейнов, Кену сказали, что его привезли к другу матери, живущему в пригороде Филадельфии. Это место назначения удивило его. Он ожидал, что его привезут в Огайо, ошибочно полагая, что все депрограммирования проводятся в реабилитационном центре Огайо. Курт и Сэнди объяснили, что депрограммирование даст ему благоприятную возможность изучить, чем «действительно занимаются» кришнаиты без вмешательства с их стороны. Он может исследовать документы, которые могли от него утаивать, и он может оценить заново смысл своей системы верований и осуществляют ли на практике кришнаиты то, что они проповедуют. Будут представлены благоприятные возможности поделиться опытом с бывшими кришнаитами, а также с бывшими членами других культов. Они внимательно рассмотрят доктрину МОСК, а также другие материалы, посмотрят некоторые видеозаписи и послушают некоторые аудиозаписи. Кен может спать и есть тогда и столько, сколько хочет. Когда он спросил, сколько времени продлится депрограммирование, Кену сказали, что если через неделю он все еще будет убежден, что МОСК является истинной религией, он может вернуться в свой храм Кришны. (Это резко отличается от других отчетов о том, что говорится на ранней стадии депрограммирования. Относительно других депрограммистов сообщается, что они говорят: «Это займет столько времени, сколько займет»). Сэнди позднее объяснил мне, что когда культисту говорят, чего ему ждать, а затем действительно эти ожидания выполняются, он открывает для себя, что депрограммистам можно доверять в том, что они держат свое слово. Курт поддержал эти утверждения, отметив, что он со своими клиентами честен настолько, насколько это возможно. Ложь и представление фальшивых надежд могут «взорвать все дело», заявил он.
Начальная стадия. Я спросил о текущем состоянии депрограммирования, и Курт сказал мне, что он истолковывал как хороший признак то, что Кен говорит. Он заявил, что Кен согласился остаться выслушать депрограммистов, по крайней мере, хотя бы один день, что, кажется, означает, что Кен теперь был добровольным участником в депрограммировании. Курт отметил, что Кен свободно выдал несколько «пакетов» отдельных сомнений относительно МОСК, но до тех пор, пока Курт не узнает Кена лучше, трудно сказать, являются ли эти сомнения истинными, или они были только попытками «сплутовать» и получить раннее освобождение. Отметив, что его не смогли успешно «одурачить» в последних 50 случаях, Курт чувствовал себя уверенно. «Я просто даю им возможность продолжать, и если они плутуют, они в конечном счете попадают в ловушку своей собственной лжи».
Когда я спросил, Курт проинформировал меня, что он полагает, что идти наверх для меня еще не было бы хорошей идеей; Кен мог чувствовать себя ошеломленным. Он согласился, однако, взять наверх мой магнитофон и вести для меня магнитофонную запись. Я наладил записывающее устройство, и Курт пошел наверх.
В этот момент Брайан, сидевший как охранник вне спальни, используемой в качестве главной комнаты депрограммирования (в будущем на неё мы будем ссылаться как на «комнату Кена»), сошел вниз. Мы встречались как раз несколько дней тому назад на конференции северо-восточной региональной СФФ. Поскольку я не знал, что он собирался работать в этом случае, то был приятно удивлен, увидев его. Поздоровавшись и объяснив, что он только осуществляет охрану, Брайан выразил свое мнение, что в этот момент Кен, возможно, пытается «надуть» депрограммистов. Брайан затем вернулся наверх на свой пост.
Пока я ждал разрешения увидеть Кена, я говорил с Дениэлом Эпштейном о его опыте в МОСК. Риса и Эллен были заняты приготовлением большого обеда. Приготовление пищи должно было стать главным видом деятельности для обеих, особенно для Рисы. Она позднее сказала мне, что это был единственный способ для неё сохранять контроль над своей тревогой в этой ситуации. Чтобы накормить семью Эпштейнов (или хотя бы часть ее — я редко видел всю семью вместе), депрограммистов, команду охраны и посетителей, нужно было много еды, и на ее готовку требовалось около двух часов плюс час или два на мытье после еды. Типично предлагалась весьма разнообразная пища обычно с одним главным мясным блюдом, хлебом, несколькими разновидностями и овощей и фруктов и несколькими десертами.
Поддерживать такой запас еды было непростой задачей. В туалете сумки с бакалеей располагались на полу, на мойке, на кушетке или в любом другом удобном месте. В холодильнике команда держала молоко, сок и обычно одну-две упаковки с пивом. Обычно там были одна-две сумки с чисто «бесполезной» едой: по большей части крендельки, но были и «Твинки», домашнее печенье, «ноги дьявола» (в коробках) и другие виды тортов, пирожных, кексов. Этот холодильник, похоже, был «зарезервирован» только для команды. «Серьезная» еда и бакалея семьи Эпштейнов хранились в кухонном холодильнике. Таким образом, завтрак обычно исходил из обоих холодильников (поскольку различные члены команды просыпались и ели в разное время, а Эпштейны приходили и уходили обычно по отдельности), в то время как обед обычно исходил из кухонного холодильника. Риса и Эллен, похоже, покупали большую часть продуктов. При случайных поездках в магазины готовых продуктов Курт или Сэнди пополняли запасы «бесполезной» еды, второстепенной провизии (например, сок или молоко), сигарет и пива.
Обеспечение подхода. В этот первый вечер Риса, Эллен, Дэниэл Эпштейн и я легко пообедали салатом, хлебом и сыром; депрограммисты и люди из охраны спустились позднее за тарелками с едой, которые они унесли наверх. Я все еще оставался внизу. Мы с Дэниэлом продолжали разговаривать до тех пор, пока отец не был готов отвезти его в аэропорт. Около 7:00 вечера прибыл Грег Стерн и после вежливого утверждения, что он уже обедал, пошел прямо наверх. Я пошел наверх с дополнительными магнитофонными лентами, чтобы проверить состояние звукозаписи. Дверь в комнату Кена была слегка приоткрыта, и я заглянул, чтобы посмотреть, как он выглядит. Кен был худощавым и серьезным, он носил шапочку, которая скрывала его почти начисто выбритую голову и его сику (похожую на конский хвост прядь волос сзади на голове мужчины-приверженца, которая символизирует посвященность в кришнаиты). Я все еще чувствовал себя несколько натянуто и в значительной степени ощущал себя «аутсайдером». Что касается Кена, мне сказали, что он еще ничего не ел с утра.
Слева я увидел маленькую квадратную комнату. Кен сидел на кровати слева от меня лицом к двери. Курт, Грег и Сэнди были также там. Грег сидел на полу возле подставки для цветов, облокотившись спиной о стену. Курт также сидел на полу, несколько ближе к кровати, в то время как Сэнди сидел на полу напротив левой стены перпендикулярно Грегу. Брайан сидел вне комнаты возле лестницы, ведущей вниз, и читал книгу. Курт, похоже, еще не вел запись. Пока я ждал приглашения войти в комнату Кена, я продолжал слушать ведущуюся беседу. Я мог различить большую часть того, что говорилось. Говорил Курт. Перед ним была книга с отрывными листами, открытая на середине, и он читал из заложенной статьи Кену. Экземпляр Бхагавад Гиты, священной книги индуистов/кришнаитов, был такие открыт на полу. Страницы блокнота и «Гиты» были исчерчены ручкой и желтым косметическим карандашом. Кен, казалось, принимал участие во взаимодействиях в манере сотрудничества даже приятной, хотя и холодноватой. Он спокойно задавал вопросы, явно споря с Куртом. Похоже, Кен не связывал информацию Курта со своим собственным опытом; он использовал только местоимения третьего лица. Но он продолжал спрашивать Курта прежде всего об обоснованности источников информации последнего. Кен вскоре стал говорить громче и более конфронтационно. Курт старался ответить на большинство вопросов Кена, избегая некоторых наиболее подробных вопросов, таких, как где появились кавычки в цитате. Курт казался очень терпеливым в отношении этих вопросов, выразив нетерпение только однажды, когда он заметил Кену, что тот «так в этом запутался…».. Поскольку Курт продолжал говорить, Кен выглядел застигнутым врасплох полностью качественной и критической природой информации, сообщаемой Куртом. Курт указывал, что кришнаиты утверждают, что их религия чище, чем другие, однако они участвуют в ряде видов незаконной деятельности, таких, как незаконный ввоз оружия и торговля наркотиками. Кен, казалось, слушал, но продолжал отвечать в третьем лице, тихо, но в ускоренном темпе: «Ну, Кришна говорит…». Позднее Курт объяснил мне, что это было его первое, в определенной мере, и мягкое противостояние. До этого пункта разговор был спокойным, сосредоточенным прежде всего на рассказе Кена о своих путешествиях: какие храмы он посетил, кого встречал и т.п. Я почувствовал облегчение, когда увидел, что Курт вытащил мой магнитофон и быстро спросил у Кена, можно ли записывать беседу. Я не смог услышать ответ Кена (он часто говорил едва слышно), но он явно был утвердительным, поскольку Курт затем поместил магнитофон рядом с местом, где он сидел, на виду у Кена. Несмотря на явное разрешение Кена записывать беседу, я позднее заметил, что Курт старается не привлекать внимания к магнитофону, держа его наполовину спрятанным в руках за спиной.
Возвращаясь снова к незаконной деятельности МОСК, Курт открыто попросил Кена связать эту информацию с его собственным опытом. Кен ответил обвинением Курта и Грега в том, что они работают депрограммистами за деньги. Грег, не становясь в оборонительную позицию, отреагировал на доктрину Кришны, лежащую в основе этой критики: МОСК заставляет это выглядеть таким образом, точно каждый человек является материалистом, чтобы «быть хозяином, а не рабом», однако Кен поймет, что его депрограммисты хотят ему служить. МОСК критикует аутсайдеров за то, что они «мудхи, работающие как ослы» (думающие только о том, как работать за деньги), однако приверженцы Кришны разбираются в деньгах куда лучше, чем другие люди, с которыми он когда-либо встречался. Кен, привыкший к потенциальной оборонительной позиции новичка относительно материализма (оборонительность, которая естественно ведет к хорошо известному кришнаитскому «наказанию»), казалось, был застигнут врасплох Грегом, и неуверенно согласился. «Я это отчасти заметил сам». По мере того, как Грег и Кен продолжали обсуждать этот пункт, стиль беседы Грега постепенно переходил от самораскрытия ко все более активному расспрашиванию Кена. Казалось, что Грег как бы предпринял общую беседу на равных и мягко повернул её таким образом, что он явно играл в ней ведущую роль и задавал темп. Когда Грег давал информацию, Кен отвечал доктриной. Грег парировал дополнительными вопросами и несколькими замечаниями для обдумывания других точек зрения. Часто Грег формулировал эти возражения тоном, передававшим осторожный, уважительный юмор. Кен отвечал на юмор возражений Грега возобновлением самораскрытия.
Теперь было 9:20 вечера, а Кен все еще ничего не ел с момента «похищения». Депрограммисты спросили его снова, не голоден ли он. Кен спросил, нельзя ли получить орехи и фрукты, и Курт спустился вниз, чтобы попросить Рису их приготовить. Дискуссия снова стала приглушенной. Грег Стерн говорил много, тихо и медленно. Он указывал, насколько противоречивы многие указания Кришны — как, например, постоянное предупреждение о том, чтобы не думать о сексе, делает почти невозможным думать о чем-либо, кроме секса. Кен в ответ на это рассмеялся и заметил, что некоторые кришнаитки «в этих узких сари» выглядят весьма привлекательно. Он затем отметил почти равнодушно, что «я пробыл в храме так давно, я хочу получить бабу». Когда он высказывал эти утверждения, в голосе его ощущалась напряженность и принужденность; это выглядело так, точно он высказывал их, чтобы быть остроумным или мятежным (в то время как глубоко в душе он все еще ощущал, что секс был «грязным»). Или, быть может, Кен надеялся обманом заставить депрограммистов показать их «истинные, развращенные» намерения. В то время как я продолжал слушать вне комнаты, Брайан (который тоже слушал) объяснил, что утверждения Кена звучат фальшиво: «Он пытается сжульничать, чтобы выбраться отсюда».
В этот момент Курт вернулся наверх и решил выкурить сигарету, прежде чем снова войти в комнату Кена (он никогда не курил при Кене, «чтобы показать уважение» к убеждениям Кена). Этот перекур дал мне шанс спросить его, как, по его мнению, идет дело. Он пожал плечами. «Он определенно разговорчив, это явный знак некоторого прогресса. И он знает, что у организации есть проблемы, но говорить слишком рано. Он может прикидываться. Знаешь, мы просто продолжим и посмотрим». Курт догадался, что я стоял за дверью некоторое время. «Подожди, пока я вернусь, и тогда ты можешь войти».
Мое появление. Курт снова спустился вниз и через несколько минут вернулся с чашкой чая или кофе. Грег и Кен все еще разговаривали. Курт сказал, чтобы я еще немного подождал, затем снова вошел в комнату и попросил Кена сообщить о личных переживаниях, которые могли быть связаны с незаконной деятельностью МОСК. Похоже, выбор времени Куртом оказался верным. Кен попросил Курта выключить магнитофон и, согласно последующему сообщению Курта, начал рассказывать депрограммистам о некоторой нелегальной деятельности, свидетелем которой он был и не хотел, чтобы это было записано на магнитофон. Магнитофон был выключен. Затем Курт вновь вышел и сказал, что я могу войти.
Магнитофон снова включили. Я нервно поздоровался, а Курт представил меня по имени, но ничего не сказал о том, что я собираюсь здесь делать. Кен спросил меня, откуда я и был ли я кришнаитом. Я ответил, что не был кришнаитом и заявил, что прошел подготовку у мунистов и здесь для того, чтобы вести наблюдения за происходящим. Он выглядел озадаченным, но потом сказал мне, что он встречал ряд мунистов, и они произвели на него большое впечатление. Курт не решался сказать Кену, почему я присутствовал, и вместе этого пошутил о моем присутствии и о моей мунистской подготовке. Я кратко сообщил Кену о своей цели и сказал ему, что изучаю психологию.
Курт прервал нас, выглядел несколько обеспокоенным и, возможно, раздраженным. Я не отдавал себе отчета в собственном возбуждении и беспокойстве в данный момент, но тот факт, что я говорил больше, чем нужно, подтверждал, что я очень нервничал. Затем Курт вернул направление беседы к кришнаитам. Я подумал о том, как Курт может выражать чувство сосредоточенности на клиенте, в то же время жестко удерживая направление и фокус работы. Позднее мне было сказано, что отход от темы может быть контрпродуктивен и помогает культисту уклониться от того, чтобы иметь дело с важной проблемой, о которой идет речь.
В 9:34 Грег Стерн начал рассказывать об одном из гуру, которого они с Кеном знали и который довольно сильно пил. Он пил до того, что это стало «публично» известно среди других приверженцев, и гуру пришлось объяснять свое поведение. «Он сказал, что это было «лекарство для желудка»», — заметил Грег при потрясенном и нервном довольном смехе Кена. Я был поражен тем, как много говорили. Это было почти так, как если бы Кену доставляло удовольствие внимание, время просто сидеть и болтать. Он не затруднял себя комментированием того, что было сказано, и выглядел говорящим довольно связно. Однако на протяжении этой ранней дискуссии существовала натянутость. Кен едва двигался, и его голос в итоге выражал мало изменений. В этот момент (10:31) Курт начал включаться там, где он останавливался. Он говорил теперь долго лишь при случайных замечаниях Кена. Кен часто выглядел пристально смотрящим вдаль, молча и безответно. Я подумал, не занимается ли он монотонным пением. В 10:40 Кен прервал свое молчание. Он начал утверждать, что все хорошо, что он представляет себе, что депрограммирование было волей Кришны. Курт снова покинул комнату (отчитаться перед матерью Кена, как я позднее выяснил).
Первые противоречия. Беседа продолжалась, Кен начал отходить от своего предыдущего (незаписанного) самораскрытия путем противопоставления опыта Грега своему собственному отличающемуся опыту. Депрограммисты слушали и задавали Кену вопросы, когда он противоречил себе, или оспаривали, когда он цитировал доктрину. Курт начал показывать различия между утверждаемыми Кеном убеждениями и действительными верованиями МОСК. Кен заявлял, что (по его мнению) он может все-таки быть духовным, даже если он не полностью следует правилам МОСК. Курт оспаривал это представление, цитируя ‚Назад к Божеству» и речь МОСК («Десять проступков»): неполное следование гуру означает смерть. ‚Раз ты веришь в гуру, то если сейчас ночное время, а гуру говорит что это день, ты должен увидеть сияющее солнце». Похоже, это обеспокоило Кена. ‚Где, где эта книга?» — встревожено спросил он. В курсе депрограммирования я обнаружил, что Курт довольно часто использовал эту тактику. Посылка является едва уловимой, но ясной: он знает о МОСК больше, чем культист, и он — специалист — заставит культиста узнать реальное МОСК.
Цитата Курта, похоже, взволновала Кена, заставив его усиленно попытаться оспорить эту информацию. Во-первых, Кен заявил с вызовом, что гуру, о котором говорится в «Десяти проступках», позднее оказался «фиктивным» гуру. Курт возразил, указав, что прямо инструктировал гуру делать подобное заявление ученикам ‚совершенный Мастер», А. К. Бхактиведанта, Свами Прабхупада (ныне покойный основатель МОСК). Более того, если Прабхупада выбирал ‚фиктивных гуру» для обучения последователей, тогда что это говорит о Прабхупаде, «Совершенном мастере»? Эта линия аргументации, похоже, еще более расстроила Кена. «Присутствовали ли Прабхупада лично, когда это было заявлено?» Курт и Сэнди ответили «ориентирующей» формулировкой. «Слушай! Слушай внимательно!» (Сэнди): ‚Слушай, что он (Курт и/или Прабхупада) говорит!» Когда, наконец, Кен явно отступил, Курт двинулся дальше, комментируя процесс. «Ты видел, что ты только что делал?… Поскольку ты (услышал то, что я сказал), как потенциально угрожающее заявление, которое отмечает некое слепое повиновение… ты не захотел иметь дело с тем утверждением, которое было сделано. Ты пытался подорвать веру в вескость слов индивида, который это заявил».
Требование думать. Использование Куртом логического аргументированного подхода (характеризующегося, прежде всего, вопросами и предоставлением информации) к доктрине МОСК продолжалось: он затем отметил, что одна версия Гиты утверждает, что существуют 32 гуру, в то время как другая говорит, что их 33. Как они обе могут быть истинными? Если есть один изъян, тогда это не совершенство. Поскольку Кен, похоже, встревожено обдумывал это объяснение, Курт начал уверять его, что с ним не случится ничего дурного, если он подвергнет сомнению доктрину МОСК. ‚Я не думаю, что ты будешь наказан, потому что я знаю целый ряд людей, которые ушли оттуда».
Мать. В 11:15 Кен потребовал время, чтобы поговорить со своей матерью. Курт снова вышел, чтобы привести Рису, и они вернулись вдвоем. Риса зашла в комнату и села на кровать в 1-1/2 футах слева от Кена. Когда они говорили, мы шеренгой вышли из комнаты, чтобы обеспечить им некоторое уединение. Курт и Грег заметили, что они очень довольны, что Кен и Риса разговаривали; это был в высокой степени позитивный знак. Кут вынес мой магнитофон, когда Риса вошла в комнату, и я чувствовал, что было бы неловко требовать, чтобы он поступил по-другому. Беседа Кена и Рисы началась в 11:28. Хотя я не был посвящен в их беседу, позднее я выяснил, что Кен делился некоторыми сомнениями со своей матерью. Он сказал, что не уверен, поедет ли теперь в Пуэрто-Рико (он был на пути туда по делам кришнаитов до того, как его захватили). Он заявлял, что может все-таки поехать, но не уверен. Позднее Курт объяснил, что когда дается ‚однонедельная» временная рамка, две или четыре недели в реабилитационном учреждении умышленно пропускаются, чтобы не подавлять парня».
Таким образом, Кен все еще собирался ехать в Пуэрто-Рико «на следующей неделе, когда это закончится». Это был еще один добрый знак, согласно Курту. «Он начинает допускать, что это займет некоторое время». Кен объяснил, что сначала рассердился на неё (во время задержания), что хотел ударить ее кулаком, но что затем он начал осознавать, что «это было не так плохо». Риса, главным образом, слушала, хотя, когда он заявил, что рассердился на неё и хотел ее ударить, она крепко обняла его. Когда она говорила, это было обычно так тихо, что я не мог уловить, что она говорила. Похоже, она объясняла, что сделала это только потому, что любила его. Кен сказал ей, что перестал сердиться, однако, только когда он начал осознавать, «что это было не так плохо».
После разговора с матерью Кен, Курт и Грег вернулись в комнату Кена (я остался как раз за дверью комнаты) и начали обсуждать источники индийской культуры с Брайаном, который ждал в комнате, пока Кен и Риса стояли вне ее, разговаривая. Брайан начал обращать внимание на то, что лингвистическое исследование показало, что латинский язык и санскрит уходят корнями в третий общий язык и что не санскрит породил латынь, как это утверждает Прабхупада.
Анализ Курта. В этот момент в комнату вошла жена Грега, Бобби Стерн. Она очень кратко представилась и после того, как Кен поздоровался, села. Теперь было 12:15 ночи. Кена спросили, не устал ли он и не хочет ли покончить счеты с этим на ночь. Он сказал, что устал, но хотел продолжать. Грег начал спрашивать Кена немного подробнее о его опыте, одновременно излагая кое-что о своем собственном опыте. Курт ненадолго вышел. Я все еще сидел возле ступенек как раз за открытой дверью комнаты Кена. Курт начал излагать мне свои впечатления о том, что происходило в этот момент. Он заявил, что нежелание Кена отправляться спать вызвано тем, что «он весь загорелся» и «он хочет выразить себя… он хочет говорить с кем-нибудь. Он начинает понимать, откуда мы идем» и может даже немного отождествлять себя со своими противниками. В этот момент, сказал Курт, Кен желает свободной дискуссии, чтобы выразить сомнения, которые были подавлены, и он не может остановиться сейчас». И поэтому потребность говорить сильнее, чем потребность в сне. «Это первый раз за долгое время, когда он чувствует, что свободно может выражать себя. Во все другие разы он чувствовал себя слишком виновным». Курт отметил, что Кен может оказаться входящим в стадию, когда многие культисты «сламываются». Точке слома обычно предшествует сильное побуждение разговаривать («гиперразговорчивостъ»). «Это хороший знак», — сказал он.
Кен спорит, затем рассказывает. Внутри комнаты Кена Сэнди и Кен спорили об Индии. Кен начал защищать Индию как духовную и прогрессивную страну, в то время как Сэнди, Брайан и Курт (который только что снова вернулся в комнату) утверждали, что там условия плохи так же, как всегда. Через 10 минут или около этого Брайан и Сэнди повернули беседу в направлении дискуссии о сходстве культовой вербовки и методики торговли. Сэнди сделал предположение о сходстве между опытом Кена в МОСК и своих собственным опытом в библейском культе. Курт прочитал статью, в которой МОСК критиковало храм в Беркли (Калифорния) (руководимый гуру Хансадутта) за различные эксцессы, включая владение оружием.
Курт критиковал запоздалое признание МОСК эксцессов храма в Беркли. «Это использование козла отпущения. Поскольку полицейские захватили этот храм с поличным, внезапно все МОСК быстро осудило этот храм как отклонение». Кен защищал МОСК. Да, это презренно, но само МОСК следует похвалить за его официальное осуждение этих эксцессов. Отвечая на возражение Курта о его полном одобрении «официальной» линии МОСК, Кен заметил, что подвергать официальную линию сомнению равносильно богохульству. Курт поблагодарил его за честность в этом, добавив, что «знаешь, то, что ты сейчас подчеркиваешь для нас,…есть именно то же, о чем думают все. Каждый чувствует это, каждый». Кен нерешительно согласился со случайным «богохульством», когда Грет и Курт попытались перестроить его самоосуждение. Они отметили, насколько это по-человечески — иметь критические мысли о дурной практике, и они указали, насколько это верно для всех культистов, для всех культов. Кен согласился, но продолжал доказывать, что критическое мышление есть признак несовершенства, потребности духовно очистить свое «я». Затем Курт прочитал рекомендательное письмо (озаглавленное «Письмо с высокой оценкой и оправданием моим депрограммистам») от Мери, другой кришнаитки, которую он депрограммировал. Мери описывала, как её обучали в МОСК сопротивляться депрограммированию. Сопротивление состояло в том, чтобы действовать вместе с депрограммистами до тех пор, пока ты не сможешь освободиться путем: (а) нанесения им поражения логикой, (б) покинув место депрограммирования, (в) если шаги (а) и (б) не удадутся, отрезать депрограммистам языки и/или (г) убить их и/или себя. Кен начал выражать свои чувства относительно собственного текущего затруднительного положения. Сначала он был очень расстроен, и даже теперь он ощущает страх, но, может быть, это было к лучшему. Он признался, что был «так задет Харе Кришной», но что у него всегда были сомнения. Курт напомнил Кену, чтобы тот ему не «городил ерунды», однако, с другой стороны, он, казалось, признал раскрытие Кена, напомнив ему, что «быть человечным» значит сомневаться и что сомневаться — это не то же самое, что давать волю своим чувствам (то есть, это не одно и то же, как говорит МОСК). Беседа отклонилась от этого пункта, когда Курт впервые кратко заговорил о своей истории со злоупотреблением наркотиками, а затем участвовал с Кеном и депрограммистами в такой же краткой дискуссии о некоторых фильмах. Эта беседа была оживлена подражанием Грега Джеку Николсону. Курт положил конец посторонним разговорам, заметив: «О, мы стараемся добиться, чтобы это выглядело так, будто здесь идет депрограммирование». Беседа вновь сфокусировалась на критике доктрины МОСК, но с массой вплетающегося юмора. Курт спросил Кена, что он читал в газетах о Мэри, чья вовлеченности в уход из МОСК достигла значительной известности. Кен ответил, что она не создавала впечатления очень умной. Грег ответил вызывающим замечанием о клевете МОСК на женщин. «Как любая другая женщина, а?» Курт продолжал читать отчет Мери о ее депрограммировании, в то время как Кен задавал вопросы по частям, которые ему было трудно ухватить. Он не казался критикующим, но скорее пытался проследить эту историю. Бобби спросила Кена, как он впервые узнал, что Мери была «спасена». Кен рассмеялся из-за выбора терминов Бобби. «Я никогда не слышал, чтобы это так называли прежде».
Начальная «исповедь». Кен начал обсуждать, как он обычно выходил покупать газеты для своего гуру и читал некоторые из них сам, хотя это было и против правил МОСК. Это был только один из предполагаемых проступков Кена. Кен рассказал больше, включая историю о том, как он надул кого-то с деньгами. Грег спросил: «Это нечто такое, что ты делал до того, как связался с культом?» Этот вопрос и многие подобные, которые вскоре последовали, похоже, заставили Кена вспоминать и сравнивать свою прежнюю сущность со своей кришнаитской личностью. Когда Кен ответил отрицательно, Грег продолжал: «Итак, это нечто, что ты подхватил, околачиваясь с кришнаитами… как надувать, мошенничать». Тут был момент молчания, когда Кен обдумывал эту информацию, его лице сморщилось в некоем противоречии. Сэнди, возможно, реагируя на стремления Кена усвоить эту информацию, заговорил об опасности монотонного пения. «Оно может наносить ущерб мыслительным процессам». Затем он отметил сходство между говорением вслух и монотонным пением (оба могут быть использованы как «блок для разума») когда попытался объяснить исследование о сенсорной депривации и психологической потребности в стимуляции.
Затем депрограммисты начали выявлять моральные несообразности Прабхупады. Прабхупада утверждал, что лгать при добывании средств — не мошенничество, постольку, поскольку добывающий средства не удерживает деньги для себя — если он их удерживает, тогда это мошенничество. Кен снова ответил цитированием доктрины. Грет противостоял ему, основываясь на использовании МОСК «трансцендентного обмана» в ходе их компаний по распределению пищи. Кришнаиты обычно собирают деньги, затем используют только часть их на покупку просроченных продуктов. С одной стороны, духовно и морально дурачить людей, чтобы протолкнуть свою идею, однако «… перед этим мы говорили о духовности как включающей абсолютную честность». В этот момент Бобби Стерн, которая некоторое время молчала, начала поддерживать разоблачения своего мужа похожими историями клиентов — бывших кришнаитов. В порыве, который казался отчасти изобретенным, чтобы удостоверить подлинность его бывших кришнаитских «верительных грамот», Грег затем дал Кену образец того, что он назвал своим «наказанием» по добыванию средств.
Отступление Кена. Когда депрограммисты, казалось, кончили, Кен опроверг их, очень задетый за живое лично, отрицая, что совершал какой бы то ни было трансцендентный обман. «Я никогда не лгал… что бы я ни говорил, это всегда было правдой». Грег: «Хорошо, может быть, ты не лгал, но ты представлял организацию, которая…». Кен закончил мысль: «… чьи адепты это делали».
Курт затем добавил тяжелейшее противопоставление к тому моменту. Лидеры МОСК заняты трансцендентным обманом, и занимался этим Кен или нет, дело не в этом. Движение (МОСК) делает это, и отрицание Кена — это: «Проклятая ложь сквозь зубы… и ты прикрываешь их зад… ты пытаешься преуменьшить их жульничество… да, я обозлен, потому что ты сидишь здесь и разыгрываешь такую невинность, когда ты чертовски хорошо знаешь, что происходит в движении… Если ты хочешь общаться с движением, которое является до глубины жульническим, да, это твой выбор. Но не пытайся претендовать на то, что это какой-то тип более высокого духовного понимания». В комнате тяжело повисла тишина, и Кен выглядел пораженным и застигнутым врасплох. Тишина, наконец, была нарушена Куртом: «Прошу прощения, я не хотел быть слишком резким с тобой, но я так расстроен, потому что…». Кен попробовал дополнить мысль Курта: «Это часть твоей работы». Курт отверг это. «Нет. это не часть моей работы; это мои действительные чувства, я огорчен…»..
Кен, кажется, немного отступает. Курт напряженно слушал. когда культист признал, что кришнаиты полагают, что цели оправдывают средства, что цели духовные, а средства часто не бывают таковыми. Кен: «Цель — сделать людей имеющими сознание Бога, но средства не таковы». Курт: «Именно так, и я не знаю, не был ли ты, до своего вовлечения в это движение приверженцем (так) этого (аргумента о том, что цели оправдывают средства), потому что ты делаешь смелое предположение… что то, что ты получил — от Бога! А что, если нет?.. Один из главных способов проверить, от Бога ли данное — судить по плодам, которые оно приносит… Истина есть истина, человек, и её не следует распространять путем обмана».
Курт напал на оправдание МОСК использования «трансцендентного обмана». Поскольку мы так захвачены майей («миром иллюзий»), кришнаиты верят, что нас часто нужно путем обмана заставлять видеть истину. Это та же логика, которой пользуются другие культы, чтобы оправдать свои акты по введению в заблуждение.
Окольный путь и анализ. Когда была введена концепция МОСК о майе, беседа двинулась в новом направлении. Было около 12:45 ночи, и Сэнди, который покинул комнату, чтобы покурить, вернулся и начал рассказывать о своем опыте в качестве члена апостольствующего (христианского) культа. Кен только слушал. Группа Сэнди очень отличалась от кришнаитов. Это было небольшое тайное собрание, руководимое харизматическим непрофессиональным проповедником по имени Дэвид Стоун, который осуществлял значительный личный контроль над своими последователями. Оно не имело ни строгой иерархии, которая имеется у МОСК, ни членства или широкой организации. Конечно, философии были также совершенно разными. Кен сказал по этому поводу мало, кроме как задал Сэнди несколько вопросов о Дэвиде Стоуне и указал на различия между группой Стоуна и кришнаитами. Он, похоже, не касался сравнения Сэнди. Затем Кен и Брайан начали обсуждать сущность объяснений событий и переживаний. Брайан отметил, насколько временными являются объяснения феноменов; мы используем наилучшее объяснение, которое имеем, до тех пор, пока не появится еще лучшее. Один момент западной истории, например, некоторые события казались лучше всего объясняемыми постулированием присутствия духов: «Этих объяснений, возможно, было в то время достаточно, но были открыты лучшие объяснения, и они не опирались на духов. чтобы объяснять вещи». Кен говорил о том, насколько наука часто также бывает неточной. Беседа теперь явно характеризовалась передачей объективной информации. Кен также начал активно оспаривать информацию, критикующую МОСК. Степень выражения сомнений у Грега, похоже, возрастала в прямой связи с активным использованием Кеном доктрины МОСК, чтобы защитить свои верования. В общем, большая часть беседы казалась исходившей от депрограммистов, в то время как то, что говорил Кен, шло порывами.
Роль страха. Во всех тоталитарных движениях, говорили депрограммисты, страх играет большую роль в необходимости контролировать людей. Это важное положение, однако, похоже, потерялось в кругу абстрактной политической теории. Беседа казалась почти утратившей сосредоточенность. Грег явно ощутил это и сфокусировал беседу на той роли, которую страх играет в доктрине МОСК. Он описал насколько не является для него проблемой контроль над чувствами и импульсами без монотонного пения: «Я не должен бороться, чтобы контролировать себя, и я также не должен носиться со страхом, что со мной что-то случится в моей следующей жизни… или в этой жизни». Он был живым доказательством недействительности страхов, порождаемых доктриной, о том, что «если вы бросите всю эту нарастающую реакцию кармы, материя захватит вас». Кен сел и казался слушающим. Мне казалось, что во многих случаях он соглашался с тем, что говорил Грег, но эти «отрезки» согласия пока не выглядели еще выстраивающимися в скептическую позицию. Мысли Грега могли двигаться в похожем направлении, когда он продолжал бросать вызов Кену. Сначала он столкнул Кена с утверждением Прабхупады, что солнце ближе к земле, чем луна. «Ты веришь в это?» — спросил он, подняв голову и сделав выпад в направлении Кена. Кен сердито отступил. «Раз ты опустился до этого, мне все равно», что говорил Прабхупада о том, что солнце ближе к земле; чем луна: «Это не имеет значения». Грег не мог допустить, чтобы Кен одержал верх, но не стал отвечать таким же гневом. «Я думаю, дело в том, что ты принимаешь Прабхупаду в одном пункте, а затем в другом пункте это не имеет значения».
Неожиданный прогресс: признание. Сэнди, Курт и Бобби снова начали говорить с Кеном о санкиртане, и на этот раз реакция Кена была иной. Теперь он признался депрограммистам (или себе) в использовании «трансцендентного обмана». Он начал рассказывать кое-что из своего собственного опыта добывания денег на стоянках трейлеров и из машин. Жульничество Кена включало мошенническую продажу «индийских» произведений живописи художественным галереям; однажды он даже был арестован полицией. Я сидел там, пораженный разоблачениями Кена, явившимися так быстро после того, как он отрицал какой-либо личный грех в ходе добывания денег. Реакция Курта поразила меня еще больше; он остро взглянул на Кена и предположил вслух, обращаясь к другим депрограммистам: «Я думаю, не предлагает ли он нам образчик (надувательства) сейчас?» Кен нервно рассмеялся. «Нет, я серьезно говорю». Курт снова сел: «Хорошо, мы начинаем понимать наше положение, мы начинаем думать таким образом… Вас, парни, учили, как лгать… и хорошо лгать… Ты чувствуешь себя оправданным». Курт явно также был несколько удивлен неожиданным разоблачением Кена. То, что последовало, было для меня еще интереснее. Противостояние Курта не помешало установлению взаимопонимания, а привело к длительному периоду продолжительного саморазоблачения как Кена, так и Курта. Курт продолжал объяснять ограничения депрограммистов, особенно если они оказываются под влиянием культиста, который лжет. Курт поставил спорный вопрос о честности в лоб. Когда он лжет, Кен прежде всего и больше всего нечестен в отношении самого себя, и нечестность в отношении депрограммистов не была главным пунктом: «Мы не можем депрограммировать тебя, ты это делаешь сам, все, что можем сделать мы — это обеспечить тебя справочными материалами и поддержкой… Ты должен быть честен с самими собой». Кен напомнил Курту, что когда кришнаитов ловят на воровстве или лжи, они это называют религиозным преследованием. Курт продолжал отстаивать свое дело о честности. Они с Кеном говорили о том, как трудно не вмешиваться и предоставить человека самому себе. Это сделано, заметил Курт, но это трудно, потому что лучший способ разобраться со всем — выразить это, проверив в сравнении с тем, что говорят другие люди. Затем они обсудили судебное дело против МОСК в Калифорнии и как МОСК перевело активы из этого штата и закричало о бедности, чтобы избежать уплаты 32 миллионов по приговору против них. Они обсудили борьбу за власть между различными гуру. Курт попросил Кена указать хоть одного абсолютного лидера в истории, который имел абсолютную власть и не был ею испорчен. Кен, разумеется, не смог. Затем они говорили о Теде Патрике, его хороших и плохих моментах. Курт сравнил стиль Патрика со своим собственным: «Он (Патрик) работал на людских эмоциях… он не подходил к этому с информационной точки зрения (как делает Курт)».
Возвращаясь к борьбе за власть внутри МОСК, Курт высказал мнение о том, как началось соперничество между гуру, как тогда, когда Прабхупада назначил этих «чистых учеников», им было трудно заполучить уважение собратьев-гуру, потому что их собратья-гуру знали все о грехах и слабостях друг друга (например, использование кофе и других опьяняющих напитков, употребление богохульств и т. п.) Кен сначала защищал странное кришнаитское представление о том, что поскольку человек становится духовно «чище», он может позволить себе больше «грехов», потому что грех не может коснуться и погубить чистого приверженца. «Некоторые вещи, которых не могут делать ученики, (гуру делать могут)», — сказал он. Ответ Курта был бесстрастным: «Хорошо, это двойной стандарт». Кен: «Да, я отчасти за это также зацепился». Кен затем заговорил о некоторых гомосексуальных нарушениях приличий, свидетелем которых он был, которые он инстинктивно объяснил как бегство от проблем сексуальной сущности.
Требование прекратить пение нараспев: первый день заканчивается. Курт, Брайан и Кен говорили почти еще два часа, повторяя кое-что из того, что уже было сказано, и проходя больше материала из блокнота Курта. Около 1:39 ночи потребность в сне казалась слишком сильной, чтобы и дальше её отвергать, и депрограммисты заявили, что им нужно идти спать. Перед уходом Курт сделал свое первое прямое предложение Кену: «Я хотел предложить нечто, причем я не ожидаю, что ты этому последуешь, но почему бы тебе не покончить с монотонным пением (утром). Я завтра укажу тебе причину, почему. Пока ты здесь, покончи с ним». Курт затем напомнил Кену об утверждении Мэри, что монотонное пение «прекращает основной мыслительный процесс и открывает вторичный мыслительный процесс». Кен сказал, что он обдумает это.
Казалось, что Кен может продолжать без конца. Когда он наконец объявил о своем собственном намерении отправиться спать, я вернулся вниз. Риса еще не ложилась, одетая в ночную рубашку и халат. Она явно собиралась спать. Я еще даже не думал о том, где я буду спать, и не принес смену белья. Я решил, однако, тоже спать. Мы с Рисой спустились вниз, в цокольный этаж. Цокольный этаж был большой, состоял из трех открытых площадей, которые вместе образовывали форму «У». Он был заполнен старой мебелью, играми (например, пинг-понгом), плакатами и старой стереоаппаратурой. Справа были устроены матрасы с постелями; здесь спала Риса. За поворотом налево было старое кресло,. две дешевых кушетки, кофейный стол и большой дорожный сундук на всю длину слева. За этим сундуком находилась пружинная коробка с матрасом и постельными принадлежностями. Я решил испытать пружинную коробку. Две кушетки позднее служили постелями для кого-либо из охранников. Я вышел и немного поговорил с Рисой. Она была встревожена и в то же время надеялась, и поделилась этими чувствами. Она сказала мне, что не знает, как сумеет заснуть; она чувствовала себя очень взволнованно. Я смог почувствовать, как сильно её затрагивает депрограммирование, как много надежд она на него возлагает. Я ощутил порыв выразить уверенность в Курте и во всем процессе. Мы сказали «спокойной ночи», и я отправился к своей «постели».
Сэнди и Кен одни. Мне было очень трудно спать в эту первую ночь, частично из-за моего собственного возбуждения, частично из-за того, что цокольный этаж был очень затхлый, а у меня была легкая аллергия на плесень в воздухе. Спал я несколько судорожно, просыпаясь чуть не каждые полчаса. Я попробовал кушетки и проспал чуть больше часа. Когда я проснулся, Джордж спал на кушетке напротив меня. Я снова заснул, но продолжал постоянно просыпаться. Вскоре после восхода солнца я поднялся и снова пошел наверх. Было около 7 часов утра. Я вошел в небольшой обособленный рабочий кабинет и потратил следующий час на приведение в порядок своих записей и наклейку этикеток на вчерашние магнитофонные записи. Эпштейны поздоровались и попрощались со мной один за другим, когда они спускались вниз, уходя каждый на свою работу. Затем я поднялся наверх, чтобы проверить всех остальных. Смена Джима подходила к концу, и он оказался сидящим наверху у лестницы, читающим вестерн. После тихого приветствия Джим сказал мне, что была спокойная, небогатая событиями ночь. Я спросил его, не нужно ли ему принести что-нибудь с нижнего этажа, и он попросил кофе. Я налил чашки для нас обоих и вернулся обратно наверх. Джим объяснил мне, что охранники менялись, отрабатывая четырехчасовые смены, сидя на страже на площадке второго этажа точно напротив комнаты Кена. Сэнди спал на полу комнаты Кена в своем спальном мешке. Курт и Брайан спали в комнате Бет. Бет, в свою очередь. спала в комнате, которая обычно была комнатой Дэниэла. Спальня Бет была больше и поэтому была передана депрограммистам. Кен проснулся в 8:34 утра. Сэнди, должно быть, спал некрепко, так как он немедленно проснулся после Кена. Я вошел в комнату. Кен сидел на своей койке, на своем теперь «обычном» месте, и они с Сэнди говорили о том, хороши или плохи чувства и об иронии чрезмерного подчеркивания «плохого» ощущения. Сэнди: «Если я говорю тебе: «Не думай о слонах», — о чем ты думаешь?.. Культы заставляют тебя вставать в позицию, где ты больше не оглядываешься на свой прошлый опыт, чтобы сделать заключение». Он продолжал: «Мои прошлые познания до того, как я был вовлечен в движение, пришли из…нечистой природы… (согласно культу)…так что единственный эталон или структура, имеющиеся у меня и являющиеся надежными — это структура, исходящая от гуру, доктрина, которую он дал. Поэтому я должен все подгонять под эту доктрину». В противоположность предшествующему вечеру Кен, похоже, связывал изложение Сэнди со своим собственным опытом. Кен начал рассказывать больше о своем собственном опыте, сосредотачиваясь на роли чувства вины. Сэнди подчеркивал, как философия отличается от практики, используя примеры. Кен отвечал личными примерами того, как он подавлял свои сомнения. Кен и Сэнди говорили долго.
До этого момента Сэнди уступал знаниям и опыту Курта в критике МОСК. Однако этим утром его собственное знание кришнаитов стало более очевидным, когда он увязал свой опыт в апостольствующем культе с тем, что открыл Кен, так же как с историями других бывших кришнаитов. Кен казался сейчас немного смущенным. Сэнди спросил его, что было неправильно. Как оказалось, Кен хотел воспользоваться ванной. Сэнди сказал: «Конечно, иди», — и Кен пошел в ванную рядом с его комнатой, в то время как Сэнди ждал в внимательно слушал прямо за дверью. Ко всеобщему облегченно, Кен не начал монотонно петь свои циклы, когда вставал, и не начал этого делать сейчас. Сегодня, однако, никому не следовало комментировать эту перемену в поведении Кена.
Когда Кен вернулся, они с Сэнди продолжили разговор. Было теперь 10:00, и за исключением Джима, Сэнди, Кена и меня, все остальные еще спали. Сэнди начал немного конфронтировать с Кеном; он, казалось, старался подтолкнуть к открытому обличению Прабхупады. Кен не сдавался так легко, и ответил на критику культовой доктрины со стороны Сэнди заявлением, что «ты сейчас опровергаешь то, что говорит Прабхупада». Оба вступили в долгую дискуссию об исторической точности Библии, и разговор оставался очень искренним и тихим. От библейских тонкостей Кен с Сэнди сменили направление на дискуссию о затмениях и о том, как кришнаиты пытаются это объяснить с позиции своей веры, что солнце ближе к земле, чем луна. Кену очень трудно было это понять, поэтому Сэнди использовал свой кулак для блокирования света от лампочки, чтобы продемонстрировать принцип затмений. Они обсудили веру кришнаитов в то, что луна генерирует свой собственный свет (в противоположность отражению солнца). Я был удивлен, когда Кен защищал это странное верование. «Некоторые люди полагают, что (солнце ближе)». Сэнди выглядел менее выбитым из колеи и ответил вопросом: «Да, но делает ли это верование этот факт реальным?» «Настолько же реальным, как христианская концепция небес и ада», — ответил Кен, продолжая оборону. Сэнди проигнорировал эту контратаку и вернулся к своему доказательству, что луна вопреки вере кришнаитов, не является обитаемой. Сэнди: «Это другое, тут есть масса доказательств. Люди ходили по луне». Кен процитировал доктрину кришнаитов: посадка на Луне была мистификацией, заснятой в Аризонской пустыне. Теперь голос Сэнди стал громче. Он живет в Аризонской пустыне, и она вовсе не напоминает лунную поверхность. Он также отметил, что США были не единственной страной с космической программой — доказательство космических путешествий постоянно подтверждается также другими странами. Фактически, утверждал затем Сэнди, другие нации имеют космические программы. Кен добровольно добавил: «Включая (Хинду) Индию!» Сэнди пришел в возбуждение от вклада Кена: «Правильно! Включая Индию! Они послали несколько… спутников связи… они послали астронавта с русскими». Но затем, так же быстро, как он способствовал атаке Сэнди, Кен отступился: индийская космическая программа все-таки может быть мистификацией, добавил он быстро. В конце концов индийские гуру не поддерживали индийскую космическую программу. Скорее индийская космическая программа может быть иллюзией, состряпанной индийскими политиками, которые, претендуя на то, чтобы быть индийцами, так же испорчены, как западные политики. Сэнди среагировал мягко, но со страстью. Правда в юридическом суде устанавливается признанием свидетельских показаний. Теперь, похоже, Кен имел ответ на весь критицизм Сэнди, и он напомнил Сэнди, что юридический суд может подвергнуться давлению присяжных. Сэнди не отступил. Вместо этого он напомнил Кену, что есть множество, если не сотни, компаний, организаций и агентств, которые выходят сражаться и опровергать то, что говорит официальная правительственная информация. «Кто-нибудь должен был бы выяснить, если бы это была мистификация — настаивал он.
Впечатления. Мое собственное впечатление было таково, что Кен в течение ночи несколько регрессировал. Он выглядел немного сдержанным. Конечно, он не выспался, и мне казалось ясным (и, возможно, также Кену), что Курт и Грег были «основными» депрограммистами, в то время как Сэнди был «вторичным». Также казалось, что Кен и Сэнди с большим трудом общались друг с другом, или так это выглядело для меня. Это предположение позднее подтвердилось в моем анализе разговорных стилей. Их корни был так различны. Кен не создавал впечатления непосредственно реагирующего на личный опыт других людей. Он обычно реагировал осуждающе и казался неспособным или не желающим принять их перспективу. С другой стороны, он косвенно касался опыта других. Иногда он как бы использовал опыт других людей как начальный пункт для выражения (и возможно переоценки) своего собственного опыта; то есть, когда ему рассказывали историю, он часто отвечал своей собственной. Итак, здесь было определенное общение. Однако в целом он много спорил и, казалось, мало устанавливал прочных связей. Если, например, он мог видеть продажность в одном храме, то не мог выразить, как продажность в том храме может быть симптомом более широкого «заболевания». Эта информация как будто не обобщалась. Это не было, используя кибернетическую и голографическую метафору, влиянием каких-либо других «схем». Кен иногда выражал свои собственные сомнения, однако, и время от времени он, похоже, разражался внезапным потоком дедуктивного мышления. Когда Сэнди и Курт интерпретировали эти сомнения скорее как рациональную, нежели демоническую строну Кена, Кен вербально принимал эту интерпретацию, в то время как на более глубоком уровне он упирался. Он даже казался не обрабатывающим то, что говорилось. Собственные сомнения Кена выглядели разрозненными и неинтегрированными, хотя он казался хорошо себя чувствующим, когда выражал их.
Были моменты, когда Кен выглядел бессмысленно повторяющим, почти пародирующим стандартную кришнаитскую строку, точно он выполнял свой долг, но каким-то образом мог видеть, насколько абсурдны были строки. В такие моменты он мог делать кришнаитское заявление, но при этом посмеиваться. Возможно, защищая кришнаитские верования, Кен испытывал их относительно реальности. Он, казалось, обеспечивал депрограммистов боеприпасами. В этом смысле Кен был вовлечен в процесс депрограммирования. Для меня альтернативой было молчание, которое депрограммисты часто называю «возведением каменной стены» (когда депрограммисту остается громко болтать о культовых верованиях наряду с опровержениями почти в монологе). Ясно, это выглядело менее желательно, чем культист, который говорил, защищался, спорил — и был участником.
Наука. По мере продолжения разговора Сэнди повернул Кена к другой дискуссии о том, что составляет науку. Он снова и снова повторял, что независимое повторение открытий было центральным процессом подтверждения истинности. Когда Кен снова процитировал доктрину МОСК, Сэнди рассмеялся и возразил Кену немного. «О, конечно, это как если бы у меня была истина, и если ты мне не веришь, то только спроси меня». Его позиция: Кен не может использовать ведическое писание, чтобы доказать обоснованность ведического писания. Теперь беседа повернулась к тому, как строится реальность и как независимо повторяющиеся наблюдения служат основанием реальности. «Вот что такое наука», — повторял Сэнди. Чтобы проиллюстрировать, как строятся и модифицируются теории, Сэнди обсудил обоснованность теории гравитации. Мы бросаем объекты и наблюдаем, как они падают. Казалось, теперь Кен заинтересовался: «Ну, а как же насчет воздушных гелиевых шаров?» Сэнди использовал вопрос Кена наряду с аэропланами, чтобы проиллюстрировать, как теории расширяются и модифицируются, как они выдерживают испытание временем и как теории со временем становятся фактами или «законами». Я нашел, что эта дискуссия была интеллектуальной и неэмоциональной. Брайан, однако, позднее объяснил эту стратегию, когда он рассказывал мне о стиле восприятия Кена и как он впадал в логическую ошибку, заставляя каждого «доказывать обратное». Для иллюстрации, если Джон заявляет Джеку, что луна сделана из зеленого сыра, нормальная логика возложила бы на Джона бремя доказательства его неортодоксального (и в этом примере ложного) убеждения. Однако, вынужденный доказывать обратное, Джек берет на себя бремя доказательства того, что луна не сделана из зеленого сыра. Более того, если Джек доказал свою точку зрения вчера, он должен теперь доказывать её для сегодняшнего дня. Если бы наше определение реальности таким образом зависело от необходимости доказывать ложность каждого отклоняющегося убеждения, независимая согласованная реальность постоянно вынуждена была бы защищать себя и в результате перестала бы существовать.
Были моменты, когда Кен точно бы чувствовал себя неуютно из-за моего молчаливого наблюдения. При случае он, казалось, хотел моего активного участия; он обычно прямо задавал мне вопросы. Тогда как настойчивые попытки вовлечь меня в разговор, похоже, беспокоили Курта, Сэнди, видимо, это совсем не заботило. На этот раз Кен спросил меня «как психолога, проводящего исследование», о научном методе, и я ответил сформулированным другими словами определением, которое, по сути, было идентично предложенному Сэнди. По мере того, как дискуссия расширилась, коснувшись вопроса о позиции науки по отношению к религии, Кен раскрыл свое (МОСКовское) мнение, что все ученые — атеисты. Поэтому науке и научному методу не нужно доверять.
Появление Брайана. В 10:35 в комнату вошел Брайан, и я ушел, чтобы сполоснуться после моей бессонной ночи накануне. С приходом Брайана дискуссия вернулась к практике кришнаитов, продажности и противоречиям. Кен, похоже, продолжал прямо с того места, где он остановился прошлой ночью: «Я могу понять, где была масса мошенничества, масса подделок,… что привело меня к сомнениям». Его голос оставался тихим, на грани того, что звучало в записи как стыд и раскаяние. Сэнди, казалось, подхватил ощущение Кена: «Ты видишь, сомнение порождает чувство вины, если ты не хочешь принимать во внимание, что для сомнения есть некоторое основание». Однако, чем останавливаться на чувстве Кена, Сэнди повернул беседу к вопросу о монотонном пении и о том, что монотонное пение не ведет к духовному совершенству и, возможно, не может к нему вести. Это неправильный инструмент для невозможной задачи: «Не важно, насколько усердно я стараюсь, я не в состоянии заменить шину с помощью отвертки». Монотонное пение является центральным для кришнаитской философии и практики, и эта фронтальная атака, казалось, вызвала у Кена новый порыв оборонительности; он защищал МОСК страстно, даже признавая «некоторые» проблемы и несоответствия между тем, что говорится, проповедуется и делается. Снова, видимо, степень интегрированности со стороны Кена все еще была ограничена. Сэнди не позволил обороне Кена пройти безответно: «Реальность ситуации такова, что существовало обещание, что если ты (подчинялся гуру и монотонно пел), то (духовное совершенство) будет достигнуто…». Кен быстро ответил: «Со временем, постепенно, со временем». Сэнди нажимал еще более твердо: «Да, но сколько времени им нужно? Сколько гуру должны потерпеть неудачу? Как много несовершенного нужно увидеть одному, прежде чем он отступит в сторону и скажет: «Здесь что-то не так!?»
Разговор оставался сосредоточенным на вопросе о том, были ли сомнения обоснованными симптомами проблемы или недостатка веры. Сэнди перечислил много бывших кришнаитов, которые говорили о том, что у них были сомнения во время пребывания в МОСК; Кен не был отклонением от стандарта. Общий тон Сэнди и Брайана казался родительским и, однако, прислушивающимся. Около 11 я вернулся в спальню Кена. Кен и Брайан заканчивали беседу, и я наблюдал, как Сэнди слушал и поддерживал Кена в позиции, выглядевшей очень глубоким сосредоточением на клиенте. В один момент, например, Кен отметил, что он не чувствовал, что имел какую-то индивидуальность до МОСК, так же как и в МОСК. Сэнди в ответ дал зеркальное отображение и интерпретацию: ‚Сам тот факт, что ты потерял (отсутствие индивидуальности), обернется тем, что ты получишь». Кен затем заговорил о боли и разочаровании от того, что он никогда не был в состоянии ‚достичь этого совершенства… Что я должен был делать, чтобы добиться этого?» Сэнди ответил с юмором: «Превратиться в овощ!» (все рассмеялись). Возвращаясь к проблеме стимуляции чувства вины (и, возможно, понимая риск, на который шел Кен, выражая некоторые из своих сомнений), Сэнди затем указал, что когда человек испытывает сомнении, исходное положение в МОСК (как и во всех культах) заключается в следующем: «…все в порядке в доктриной, что-то не так с тобой… Это всегда возвращается к тебе… Это никогда не бывает виной лидеров или доктрины, это всегда наша вина». Сэнди рассердился. «Поскольку мне нужна истина, поскольку ты тебе нужна истина, какова реальность положения? Это приманка… они подвешивают в виде приманки прямо перед твоим лицом эту морковку (обещанного совершенства), чтобы заставлять тебя идти… (они хотят, чтобы ты) все охотился, охотился и охотился за ней. Ты постоянно пытаешься достичь этого (совершенства)». Странно исказив слова Сэнди («искажение», которое имело место во множестве случаев во время депрограммирования), Кен связал понимание Сэнди с тем, что было выражено основателем МОСК: ‚Это то, что Прабхупада говорит о материалистах» (то есть, материальный мир заставляет вас гоняться за недостижимым вздором). Сэнди, внешне пропуская странную связь Кена, но, возможно, отвечая на это на эмоциональном уровне, казалось, становился нетерпеливым: «Да, вот испробуй эти реальности, брат! Проверь эти реальности! Подвергни эти вещи испытанию!» Кен тогда заявил, что он согласен с Сэнди, а затем в другом интересном и неожиданном утверждении вроде как предсказал конечный успешный исход депрограммирования. Он испугался и внезапно попросил не ожидать, что возбудит в суде иск против МОСК, и не вызывать его давать показания против МОСК. В этот момент я почувствовал, что Кен мог ощутить, что волна поворачивается, но он боялся из-за того, что верил (в соответствии с пропагандой МОСК относительно депрограммирования), что бывшие культисты должны свидетельствовать против объектов их прежней преданности, как военнопленные в Корейской войне, которым промыли мозги. Сэнди, похоже, интерпретировал заявление Кена иначе, реагируя на типичный страх, лежащий в основе. Он заверил Кена, что вопрос о судебных исках и даче показаний не относится к стоящей перед ними сейчас задаче. Цель — преуспеть в жизни. Сэнди, должно быть, задел важную струну, поскольку разговор стал весьма приглушенным, и Кен выглядел очень успокоенным.
МОСК, нацизм и насилие. Когда Кен успокоился, дискуссия сфокусировалась на происхождении МОСК. Брайан провел параллель между историей МОСК и ростом нацизма. Когда нацистская партия захватила власть, она стала даже более порочной и развращенной, чем это было в период, когда она не была у власти. Я сначала подумал, что Брайан рискует, приводя такое эффектное сравнение. К моему великому изумлению, Кен вместо этого подтвердил заявления Брайана, вспомнив слова основателя МОСК: «Прабхупада говорит, что придет день… когда движение Харе Кришна будет настолько влиятельным, что вы можете подойти к кому-нибудь и сказать: «Ты веришь в Кришну?», и если парень говорит: «Нет», тогда «бах!», вы можете оторвать ему голову». Откровение Кена было воспринято как само собой разумеющееся. Были обсуждены дополнительные параллели. Нацистское движение, оказавшись у власти, не должно бы было никого удивлять; их поведение было именно таким, как они сами предсказывали, когда никто не принимал их всерьез (например, концентрационные лагеря). Книга «1984» (Оруэлл, 1954) предсказала лифтоновскую (1961) концепцию «зарядки языка» с такой иронией, как Министерство Мира, отвечающее за войну, Министерство Правды, отвечающее за ложь, и Министерство Любви, отвечающее за террор. Позиция: Нам следует принимать культы и другие тоталитарные движения серьезно, когда они предсказывают, что за их восхождением к власти последуют войны в политический террор. Сэнди: «Где-то между строк все они (культы) говорят, что мы — элита… мы намерены всех остальных уничтожить». Заявление Сэнди, казалось, вызвало противоречивую реакцию Кена на личностном, индивидуальном уровне, и это было больше, чем он мог вытерпеть. Он защищал свои убеждения и свои веровании, что предсказания МОСК о насилии и геноциде не касались его «отношения к Богу». Но Сэнди не принял этого рационалистического объяснения и высказал возражение на явный недостаток интеграции у Кена. «Твоя связь с Богом выше, чем связь Прабхупады?.. Если так, может быть, Прабхупада ошибался и должен был бы поклониться тебе».
Как раз тогда, в 11:19, прибыл Грег Стерн. Он уезжал домой накануне, около часа ночи. Грег начал с вопросов к Кену о том, как он себя чувствует, как он спал и узнал ли что-нибудь за прошлый вечер. «Возвращение к более ранней стадии» у Кена, должно быть, было очень заметным (и ожидаемым), поскольку Грег быстро сообщил об этом наблюдении Кену. Когда Кен признал, что ему трудно было вспоминать материал или обсуждения прошлого вечера, Грег высказал замечание о том, как ему тоже было нужно удерживать нить информации от одного момента до другого и от одного дня до другого в течение его собственного депрограммирования. Таким образом Грег не противопоставил себя Кену непосредственно из-за его «регресса», но сделал легкий намек, в котором внутреннее знание Кена (в защиту МОСК) было переформулировано как «регресс» (в противоположность тому, чтобы рассматривать это как возвращение к точке зрения, которая имеет такую же обоснованность, как точка зрения депрограммистов, например). Кен, видимо, понял этот лежащий в основе намек и, возможно, то, что намек был предложен косвенно, помогло Кену обдумать его, не становясь в оборонительную позицию и не ощущая чувства вины. Его открытая реакция ясно дала понять, что он отождествляет себя с самораскрытием Грега.
Теперь беседа повернулась к использованию кришнаитами оружия и боеприпасов. Кен доказывал, что люди обычно не возражают против того, чтобы у фермера был пистолет для защиты своей фермы. Сэнди и Грег возражали, что кришнаитов находили с гранатометами и военными винтовками М-16, едва ли обычным оружием «самозащиты». Я отметил, что в беседе быстро начали доминировать почти наравне Кен и депрограммисты, в противовес большей части беседы предыдущего дня. Кен теперь выглядел очень активным, хотя большая часть его речи касалась защиты МОСК. Этот возросший уровень активности поддерживался в течение средней части депрограммирования, и я смог квалифицировать его в своем анализе как период «слома».
Большая часть позиции Кена в отношении МОСК этим поздним утром и ранним днем, похоже, колебалась между принятием и даже участием в критицизме депрограммистов и защитой МОСК. По временам Кен говорил ясно и убедительно о некоторых противоречиях, которые он обнаружил, используя выражения типа: «Я обычно думал так». Однако вскоре вслед за этим он снова усиленно защищал движение и доктрину МОСК. В ходе этих колебаний Кен не высказывал открытых признаков эмоциональной борьбы или конфликта. Однако он, казалось, пребывал в сильной познавательной, если не эмоциональной, сумятице.
В ходе продолжения дискуссии о тайных складах вооружения МОСК Грег заметил, что концепция мирного Бога вовсе не кажется совместимой с практике кришнаитов. Кен первый раз признал, что видел винтовки в храмах Нью-Йорка и Нью-Джерси. До этой беседы Кен молчал, когда вводилась тема вооружений МОСК (и этим молчанием он, казалось, отрицал их существование). Тем не менее, Кен снова попытался оправдать обладание оружием, спрашивая, что следует делать, если на собственность посягают. Сэнди ответил со смесью юмора и гнева: [Ты] звонишь в полицию! Это то, что делает любой. Грег с Кеном затем заговорили об экс-кришнаитских бдительных, которые нападали на МОСК, иногда с применением физического насилия (например, Грег Брайант). Хотя Грег признал существование очень небольшого числа экс-кришнаитов со склонностью к насилию, лежащая в основе точка зрения не была каким-то образом потеряна для Кена. Одна или две акции бдительных не оправдывала широкую сеть тайных складов оружия МОСК, и фактически эти тайные склады существовали до «угрозы бдительных». Кен наконец признался в своих сомнениях относительно оружия и того факта, что это оружие не было зарегистрировано, как это требовалось по закону: «Это тот пункт, который на самом деле совершенно приводил меня в замешательство».
Однако, как только это было сказано, Кен вернулся к защите МОСК, повторяя, что оружие было только для оборонительных целей. Брайан, который слушал диалог между Гретом и Кеном, ответил сопоставлением с истинным намерением МОСК. Он обратил внимание на то, что причина, по которой МОСК не регистрирует законно свое оружие, заключается в том, что они не могут зарегистрировать автоматическое оружие, которое гражданам по закону иметь запрещено. Кен выглядел удивленным. «Хм, так автоматическое оружие определенно незаконное?» Сэнди быстро направил Кена к логическому заключению, что фактически вооружение МОСК — для целей нападения, а не для обороны. «Дело не в том, что оно незаконное, дело в том, почему оно незаконное… Здесь правительство проводит линию… между самообороной и защитой и агрессией… (М-16 является) оружием нападения». Более того, не странно ли, что движение, которое говорит так много о мире и неприкосновенности жизни, имеет так много оружия и что оно обычно больше заботится о жизни животных, чем о людях. Кен стал подавленным: «Хорошо, это прекрасно сказано. Я согласен с тобой. Тут не о чем спорить». Не показывая согласия или несогласия, Кен сообщил, что кришнаиты «оправдывают свое использование оружия, даже приобретенного незаконно, тем, что имеется религиозное преследование (атаки на МОСК)». Сэнди, похоже, продолжал давить: «Точно!… Это великолепно! Все, что делается именем Бога, справедливо и морально».
Больше прогресса. На этот раз Кен не отступил от своего критического заявления, вместо этого он повторил, что это и были те сомнения, которые имелись у него долгое время. Сэнди повторил свою прежнюю точку зрения, возможно, снова в попытке предотвратить натиск чувства вины, которое могло помешать способности Кена полностью принять вывод по дискуссии о вооружении. «Ну, правда такова, что очень немногие (кришнаиты) не имеют сомнений. Большинство просто боятся их выразить». Кен стал задумчивым, а потом начал говорить о своем отношении к гуру, за чем последовала более общая дискуссия о том, как культы устроены таким образом, что гуру или духовные мастера рассматриваются как «авторитет, уполномоченный Богом, а идти против уполномоченного Богом авторитета есть грех».
Вращаясь около типичного культового вопроса и требуя подчеркнуть его критицизм, Сэнди спросил: «Есть ли что-нибудь такое, чего приверженцу не следовало бы делать из того, о чем его просит духовный мастер?» Кен дал типичный требуемый ответ, но явно как расширение критики Сэнди: «Когда гуру говорит, чтобы ты прыгал, ты прыгаешь, он говорит тебе, чтобы ты танцевал, ты танцуешь». Сэнди продолжал: «Он говорит: «Прыгай», а ты говоришь: «Как высоко?» «Если гуру говорил, чтобы ты что-нибудь сделал, ты слушаешь то, что он говорит», — ответил Кен. Сэнди: «Как если бы это исходило от Бога». Кен: «Да».
В моих записях я отметил, что в беседе, казалось, на равных доминировали депрограммисты и культист. Сэнди продолжал свои вопросы: «Может духовный мастер совершить ошибку?» Кен: «Я так не думаю». Теперь подпрыгнул Грег с силой: «Нет! Так говорится прямо здесь (поднимая книгу МОСК)». Сэнди: «Сделал ли Прабхупада ошибку, когда он выбрал Совет из 12 (гуру)?» Дело здесь было в том, что он явно выбрал развращенных гуру (например, Хансадутта, который давал приверженцам ЛСД и свободно пользовался наркотиком сам). Сэнди опять обеспечил логическое заключение: «Он сделал ошибку, поэтому как он может быть чистым приверженцем?»
В этот момент Кен ясно выражал свои сомнения, и теперь он выглядел довольным, сообщая о противоречиях, присущих движению МОСК. Хотя теперь он не «регрессировал» и не отступал, становясь обороняющимся, как это с ним было раньше в это утро, он теперь, похоже, цеплялся за свое желание монотонно пропеть мантру Харе Кришна: «Я был счастливым, когда монотонно пел Харе Кришна сам по себе, до того, как стал приверженцем» — заявил он, печально качая головой. Внешне Кен, возможно, пытался отделить самую центральную практику МОСК от теперь признанной испорченности движения МОСК, но депрограммисты были непоколебимы в своей уверенности, что монотонное кришнаитское пение было/есть центральная технология контроля сознания МОСК и будет по крайней мере подпитывать текущее ощущение вины и противоречивости, которое могло быть у Кена в отношении ухода из группы. Чтобы депрограммисты достигли успеха, Кен должен был прекратить монотонное пение так же, как и отказаться от своего статуса приверженца.
Кен повернул разговор к более детальному раскрытию того, как он вначале стал приверженцем. Кен теперь, казалось, говорил больше, чем половину времени. Он говорил о своей вербовке в терминах заманивания в ловушку. «В этот момент веревка была завязана узлом, и меня потащили к храму». Сэнди закивал головой, когда услышал эти знакомые слова. «Это то, что мы часто слышим: «Я никогда не принимал решения присоединиться, я только впутался в это»». Кен: «Да, точно также я никогда не планировал ехать в Бостон (на церемонию посвящения)».
Направленность внимания Кена снова сменилась. Он спросил у Брайана о том, что МОСК говорило ему относительно сексуального образования детей в Швеции. Кен: «Правда, что детей учат, как заниматься сексом?» Возможно, это был одни из первых случаев, когда Кен добровольно попросил депрограммиста подтвердить или опровергнуть информацию о чем-то, не связанном прямо с МОСК, чтобы сравнить это с реальностью. К полудню Кен стал говорить от 60 до 70% времени.
Около 12:00 Курт вошел в комнату Кена первый раз в этот второй день. Снова последовали предварительные приветствия и вопросы о нуждах Кена: как Кен себя чувствует, не голоден ли он (еще «нет»), нужно ли ему что-нибудь, чтобы чувствовать себя более удобно?
В этот момент сосед Эпштейна начал косить лужайку, что, как я выяснил позднее, сделало совершенно невозможным понимание больших фрагментов записей в ходе последующих двух часов. В течение этого времени Грег, Курт, Брайан и Кен перешли к некоторым очень претенциозным положениям в Гите; они сравнивали некоторые из утверждений Гиты с известными историческими фактами и здравым смыслом. Курт обратил внимание, что господь Кришна предположительно имеет сил разрушать целые города мыслью, а где-нибудь в другом месте Гита утверждает, что участие в таком разрушении было бы формой спасения души. Однако, если Кришна имеет и силу и оправдание для управления миром, почему он фактически не правит миром? Что-то поэтому должно быть ложным: или Гита ошибается, утверждая, что разрушение во имя спасения души оправдано, или у Кришны в действительности нет той силы, которая у него имеется по утверждению Гиты. В любом случае, в Гите имеется нечто меньшее, чем «полная» истина.
Идея обсуждения религии ‚по её плодам» — это общая тактика депрограммирования, щедро позаимствованная из библейского предостережения. Дискуссия теперь касалась условий жизни в Индии. Кен инициировал этот ход мыслей сравнением теологии МОСК с буддизмом и другими религиями. Затем Курт спросил его о ‚плодах» культур, в которых эти религии процветают, особенно в Индии, которая полностью доведена до обнищания. Кен возразил, доказывая, что индийцы более удовлетворены духовно. Как это утверждение может быть доказано (или опровергнуто)? Курт, однако, не ответил на этот вызов, но вместо этого начал обсуждать ревизионистско-историческое мнение, что климат территории может быть ответственным за пассивные индуистскую и буддистскую религии, которые, в свою очередь, могли питать недостаток прогресса в этих культурах. Курт: ‚Посмотри на конечный результат» этих религий. ‚Индия — хороший пример того, что мы должны предвидеть», если МОСК возьмет верх. Доказательство Курта, казалось, концентрировалось вокруг следующего: согласно кришнаитам, Индия — наиболее передовая в духовном плане страна в мире (вселенной). Кришнаиты утверждают, что духовная чистота и прогресс породят физическое здоровье. Однако, как заметил Курт, высокая степень духовности определенно не выглядит связанной со здоровыми телами и долгой жизнью в Индии, которая имеет один из самых высоких уровней детской смертности и самые кратчайшие сроки продолжительности жизни в мире. МОСК, конечно, говорит, что монотонное пение Харе Кришна и наличие духовности обеспечат физическое здоровье. Опора Курта на логическое мышление была явно очевидной. Однако, Кен продолжал защищать и поддерживать Индию и индуизм в целом.
Внимание Кена. Курт, видимо, думал, что для Кена было бы полезно услышать пример о ком-нибудь, кто отрекся от тоталитарной системы, поэтому он начал читать свидетельство русского невозвращенца. Курт читал и резюмировал то, что считал наиболее важными положениями. ‚Он начал сомневаться. Вместо того, чтобы всегда обращать это на себя, как требует философия (коммунизм). Он начал спрашивать, »хорошо, может быть что-то не так с системой». В России (косвенно, как в МОСК), отметил Курт, «не предполагается, что вы можете открыто сомневаться… потому что государство считается непогрешимым». Кен затем сказал, что, если бы он жил в России, то был бы выметен в изгнание в Сибирь. Курт продолжал читать свидетельство, периодически останавливаясь, чтобы обратить внимание на то, что русский тоталитаризм похож и не похож на тоталитаризм МОСК. Пока он слушал историю невозвращенца, Кену косвенно напомнили о свидетельстве экс-кришнаита, и он начал задавать критические вопросы о нем. После краткой защиты экс-кришнаита Курт напомнил Кену, что им следует быть более сосредоточенными. Беседа имела тенденцию переходить с одной темы на другую, что, видимо, приводило к перелету Кена от одной мысли к другой. Кен заметил, что он не «приставлен» (к теме), потому что его интересовало то, что должны были сказать депрограммисты. «Но, — ответил Курт, наполовину извиняясь, наполовину с юмором, — нас связывает твой стиль». Кен согласился, добавив, что «перелетание» имеет тенденцию быть его стилем. «Вы принимаете меня таким, как есть (sic), вы знаете». Курт: «У нас нет трюков в рукаве, человек… никто не городит тебе чушь, я только говорю тебе, что ты делаешь».
Комментарий Курта и ответ Кена были для меня пленительными, поскольку они оба направили мой интерес на подвижность внимания. Более того, я предсказал, что произойдет как раз обратное: подвижность будет возрастать, а не уменьшаться со временем.
Курт обратил внимание Кена на то, что многое из того, о чем они говорили, он испытал сам или слышал прежде от других. Затем разговор перекинулся кратко к некоторым неэтичным депрограммированиям (например, сообщения о сексе), о которых Кен слышал и высказывал о них свое мнение прежде. Курт заявил, что его собственная политика заключается в том, чтобы никогда не иметь секса с депрограммируемыми «во время или после депрограммирования или через 6 месяцев». В этот момент я отметил другую модель: когда Курт говорил, Кен большей частью слушал, и теперь Курт и другие депрограммисты, похоже, занимали более половины беседы. Хотя Кен словесно не был так активен в это время, как тогда, когда он говорил, я заметил то, что выглядело как возрастание степени самораскрытия. Когда Кен самораскрывался, Курт. казалось, выражал позицию внимательного и напряженного выслушивания, реагируя чем-то похожим на высокую степень сопереживания.
Беседа снова вернулась к оправданию необходимости мер безопасности. Депрограммисты должны предпринимать предосторожности, заметил Курт, потому что «никто никогда не заявлял, что собирается бежать». Когда он делал это заявление. в голосе Курта, казалось, не было следа гнева или осуждения, что, в свою очередь похоже, побудило Кена признаться, что несмотря на его обещание об обратном, он также составлял некоторые планы побега. К моему удивлению, все добродушно рассмеялись при этом разоблачении, возможно, потому что это подтвердило их начальные подозрения. Смех явно разрядил напряжение. Депрограммирование в некоторой степени было игрой в кошки-мышки, и теперь каждый мог признать это. Когда смех замер, однако, разговор снова стал более серьезным, так как он вернулся к кришнаитским оружейным складам. Курт зачитал официальное заявление МОСК, что «содержание каких-либо запасов оружия или военного снаряжения противоречит официальной политике МОСК». Кену было затруднительно слушать это заявление, и он заставил Курта прочитать политическое заявление четыре раза. Курт, однако, не остановился на этом заявлении. Это был его стиль, когда он видел «щель» в познавательном вооружении Кена, то перегружал ее информацией. Он продолжил несколькими другими газетными сообщениями о владении оружием, а затем рассказал Кену о личном опыте Дары Кой.
Впечатления. Я открыл, что во многих депрограммированиях наступает момент, когда сравнительно секретные, внутренние документы и книги предлагаются и изучаются. Здесь важен выбор времени, потому что культист должен быть открыт для информации и при этом все-таки не смущаться в этот момент тем, как был получен этот материал (обычно его тайно похищают у лидеров культа). Таким образом, многое из этого материала «приберегается» для нужного времени. Большинство, но не все кришнаиты со стажем, слышали этот материал, но они видели его и/или понимали только с позиции кришнаита, сказал мне Курт. При депрограммировании Курт ждет, пока внешний «бронированный панцирь» будет пробит, а затем он вновь знакомит депрограммируемого с этим материалом, надеясь, что последний будет в состоянии смотреть на этот материал из более обновленной перспективы.
Один такой пример: кришнаитская книга «Продавайте Книги, Продавайте Книги, Продавайте Книги». Существует только около 1000 экземпляров этой книги, и ее невозможно получить за пределами высшего эшелона движения. Кен с Куртом изучили её очень внимательно. В ней кришнаитский гуру только диктует, как важно «продавать» книги, чтобы получать деньги для МОСК. Он расшифровывает письменно, как заниматься «трансцендентным обманом», насколько важно добывать деньги и как цели МОСК оправдывают незаконную деятельность. Затем каждый тщательно прочитал собственные писания Прабхупады, которые предсказывали, как МОСК следует использовать оружие, если нужно убить тех, кого они не смогут обратить. Таким образом, дискуссия снова сосредоточилась на выявлении противоречий между реальностью и тем, что обещает МОСК.
Представление [модели] Лифтона: процесс, конфронтация и толчок. Если существует «стандартная» последовательность депрограммирования, первую часть можно обобщить следующим образом: (а) установление взаимопонимания; (б) освещение противоречий между культовой персоной/доктриной и культовой реальностью/практикой; (в) культист становится в тупик от того, каким образом его «надули» так, что он стал отрицать несоответствия; (г) объяснить отрицание несоответствий и одобрение «жульничества» как неизбежный результат промывания мозгов; (д) формальное объявление о выходе («слом»). При депрограммировании Кена несоответствия были признаны культистом, и теперь он начал громко удивляться, как, если столь большая часть доктрины кришнаитов фальшива, он мог дойти до того, чтобы так сильно в неё поверить. Курт воспользовался этим вопросом как поводом для того, чтобы ввести теорию реформирования мышления и «промывания мозгов» Лифтона (Lifton, 1961) (снова, как мне сказали позднее, для представления этого материала следует тщательно «выбрать время»).
Сосед продолжал подстригать свою лужайку. Я расстраивался и становился нетерпеливым из-за этой помехи. Брайан с Грегом покинули комнату около 1:30, отправившись на ленч, оставив в комнате Курта, Сэнди, Кена (и меня). Уходя, Грег спросил Кена, что тот хочет поесть, и вскоре вернулся с фруктами и орехами, которые Кен поел весьма спартански, как он это сделал и предыдущей ночью. Курт начал пробегать по главе 22 из работы Лифтона о реформировании мышления (Lifton, 1961), и хотя Кен, похоже, пытался слушать, он явно затруднялся в понимании материала. У Курта заняло только несколько минут осознание трудности Кена. Он предложил, чтобы Кен попытался немного больше поспать, и Кен сказал, что да, он хотел бы вздремнуть. Я отметил для, что Кен по-прежнему, казалось, избегал монотонного исполнения своих циклов. Но Кеном продолжала руководить масса его вопросов, и поэтому депрограммирование продолжалось. Кен начал задавать вопросы о самом процессе депрограммирования. Было 1:39. Курт снова объяснял, сколько продлится депрограммирование. Курт все еще продолжал размышлять, не пытается ли Кен их одурачить. Я слушал с недоверием, как Курт поднял этот вопрос. Однако он упомянул об этом с полным безразличием, точно он пересказывал и повторял эту линию сотни раз прежде, и теперь это не несет на себе никаких лично оскорбляющих дополнительных значений. Напомнив Курту, что он всегда имел сомнения относительно МОСК, Кен повторил свою надежду на то, что депрограммирование скоро кончится. Несмотря на «прогресс», который демонстрировал Кен, Курт оставался скептически настроенным даже в отношении «сомнений» Кена: «Я все-таки должен это тебе сказать, и не принимай это лично. Но я сижу, откинувшись на спинку стула и размышляя: ‚Все это происходит очень стихийно и все такое», но в то же время в той позиции, в которой я нахожусь, я всегда сижу, откинувшись и наблюдаю за кем-нибудь, кто несет несусветную чушь. Поскольку меня надували лучшие из них… или я пытался быть обманутым лучшими из них. И я не хочу, чтобы это отвлекало от того, чем ты поделился, но в глубине души у меня существует эта вероятность, и я должен на неё смотреть». Для Курта Кен открылся и согласился чересчур охотно со слишком многим из того, что они говорили, и он никогда не переставал размышлять над тем, не пытается ли Кен его «надуть». Кен спросил Курта, что он имеет в виду под «Б — Пением». Курт ответил, что он ссылался на нечестность в отношении того, что чувствовал и испытывал Кен; он напомнил Кену, что когда началось депрограммирование, единственное, чего он желал для Кена, было «обращаться честно с информацией… иметь честный диалог». Курт затем рассказал истории о других депрограммируемых, которые пытались с ним жульничать. «Люди становятся очень опытными во лжи». К этому Сэнди добавил: «Они также тебе дали тренировку во лжи». Кен выглядел обеспокоенным. Курт объяснил свое намерение: «Я (заговорил об этом) не потому, что заинтересован в тем, чтобы поймать тебя на лжи. Я интересуюсь тобой как один человек интересуется другим… Я хочу, чтобы ты получил всю пользу от этого, не отрицая все это полностью в глубине души». Видя, что эти слова не вызывают отклика у Кена, Курт немного отступил: «Я не думаю, что ты…». Как бы для того, чтобы добиться взаимного понимания с Кеном, Курт продолжал объяснять дальше, почему он был таким подозрительным: «И мне не нравится быть резким, но кто-то должен быть в этом положении».
Кен колебался, затем отклонил свое собственное нетерпение, спросив, может ли депрограммирование закончиться через 6 дней. Я был удивлен, почему Курт не ответил Кену вызовом в связи с тем, почему он выбрал это число. (Не надеялся ли Кен все-таки поехать в Пуэрто-Рико?) По-видимому, Курт теперь чувствовал себя заново уверенным в искренности Кена. Поэтому он ответил Кену: «Шесть дней — вполне разумный период времени», но если Кен дурачит его, тогда они начнут все сначала и в целом он займет столько времени, сколько необходимо. Курт снова попытался успокоить Кена: «Я всегда хочу верить человеку… но мы говорили о ментальности, которая развивается в кришнаитской организации», делающей ложь и другие действия оправданными. «Желание верить очень сильное». Кен повторил свое желание по крайней мере на короткое время выйти из дома. Курт ответил с сочувствием: «Я могу понять это, каждый схватывает немного лихорадки закрытого помещения. Мы не должны оставаться внутри этой комнаты». Затем Курт сказал Кену, что они могли бы пойти вниз посмотреть видео и могут даже ненадолго выйти наружу завтра. Но Курт потребовал больше доверия: «Сначала нам нужно развить для тебя определенный тип чувства… Я кладу все мои карты на стол… Я не буду городить тебе чушь, я скажу тебе (если и когда я доверяю или не доверяю тебе)». Затем Курт продолжал утверждать, что теперь Кен начал ему нравиться. «Но я также… был захвачен» (людьми, которые мне нравились). С того момента, как я был (захвачен), прошло много, много времени, и мне хотелось бы сохранить эту запись следа» нетронутой. «Не принимай это лично, Кен…. Это только род вещей, которые случаются (имея в виду способность жульничать) с людьми, которые прошли через идеологическую обработку. И верно, я извлекаю уйму гордости из того факта, что, эй, мы должны быть здесь ради тебя. Дело таково, что когда (мы закончим), покинешь ли ты (МОСК), или вернешься, моя жизнь продолжается. И я собираюсь все сделать о’кей. Но я знаю, что если ты уйдешь отсюда… пройдя через это полпути, это будет… трудно для тебя. У тебя будет намного больше трудностей с жизнью, чем это необходимо». Курт, должно быть, выглядел искренним для Кена, так как он ответил тем, что выглядело и звучало как оценка его текущей позиции относительно продолжения с МОСК: «Я не уверен». Курт: «Если ты колеблешься между двумя решениями, и я даже не говорю о кришнаитской организации… то будет много страха… будут моменты, когда ты (поплывешь). Придет масса этих спорных вопросов… это те вещи, с которыми мы должны иметь дело… Я не собираюсь бить тебя по голове до тех пер, пока ты не начнешь видеть вещи моим способом… я не собираюсь нянчиться с тобой в течение следующих нескольких месяцев». Затем Курт продолжал объяснять, что он хочет «установить (Кена) в правильном направлении», он приведет его в соприкосновение с другими источниками поддержки для жизни. Кен казался по-настоящему благодарным. «Я ценю это».
Эмоции и толчок: анализ. Эта краткая, но интенсивная беседа, казалось, имела эмоциональные взлеты и падения, изгибы и повороты эмоционального судна, скользящего по волнам. Курт не выглядел преднамеренно манипулирующим, однако он посылал Кену лежащее в основе послание, поскольку Кен теперь казался озабоченным мнением Курта о нем, и это послание, похоже, было таким: «Старайся сильно, действительно работая над тем, чтобы разорвать свои путы МОСК, и я отнесусь к тебе благосклонно». И результат этой беседы, похоже, заключался у в возросшей уступчивости со стороны Кена.
На открытом уровне, если Кен лично обиделся, он, конечно, не показал этого никаким проявлением, которое я мог бы уловить. Курт выглядел очень сильно выложившимся перед Кеном по этому пункту. Вводя вопрос о возможном надувательстве депрограммистов, Курт, конечно, выглядел уязвимым и открытым. Он, казалось, сравнялся с Кеном, однако не карательным или снисходительным образом. И Кен, казалось, отвечал как на эмоциональное, так и на интеллектуальное содержание послания Курта. Он ответил, что не чувствовал себя униженным депрограммистами, хотя часто ощущал себя униженным своими собратьями кришнаитами. Я заметил для себя, что его мать сказала нам, как отец Кена (Риса и отец Кена разведены) имел склонность очень унижать Кена — что более старший часто называл своего сына «дурачком».
Расположение духа у депрограммиста и культиста к этому моменту установилось весьма личное, и Курт начал делиться более детально своим собственным опытом ухода из тоталитарного реабилитационного наркологического центра. «Последняя вещь, которую я хочу сделать,… вырвать из-под тебя коврик и затем сказать: «Вот теперь ты на своих собственных…». Вероятно, мы можем подружиться». Курт описал, как он сблизился и сохранил контакт и даже общался со многими из своих бывших депрограммируемых, включая Грега Стерна… Курт: «Я не собираюсь просто сидеть здесь и говорить: «Я намерен быть твоим другом‚… (депрограммирование подразумевает необходимость делиться своим опытом), когда ты делишься информацией».
Я нашел этот обмен очаровательным, Курт, вероятно, пытался усилить переход Кена, как ‚вознаграждение» за ‚хорошее поведение» Кена. Или переход мог углубиться по мере того, как росли и развивались сомнения Кена и одновременно раскрывалась личная информация. Курт также, похоже, использовал углубляющиеся отношения как оправдание желания, чтобы Кен оставался столько, сколько необходимо, на добровольной основе.
Беседа теперь вернулась к Лифтону. После некоторой дискуссии Курт осознал, что у Кена есть определенные затруднения с сосредоточенностью. Он напомнил Кену, что ему следует еще немного поспать. Кен согласился. Он поблагодарил Курта, Курт покинул комнату, и около 1:57 Кен заснул. Он спал до 5:07 этого дня. Я ушел из комнаты вместе с Куртом и спустился вниз сделать кое-какие записи и немного расслабиться. Курт и Сэнди вскоре после этого ушли по каким-то делам.
После кратного сна Кена. Кен пробудился от своей дремоты, создавая впечатление освеженного и даже трепещущего. Грег вошел в комнату, и они с Кеном начали говорить о первых днях Грега в качестве лица, посвященного в тайну МОСК. Кен отрывисто отвлекался, говоря о жизненном стиле Воинских Искусств Чака Норриса. Беседа была тихая и личная. Когда двое сравнивали истории о жизни в храме (Кен даже подтвердил некоторые слухи, о которых слышал Грег), в комнату вошла Бобби с овощами в томатном соусе. Кен начал есть, когда я вошел. Грег продолжал делиться подробностями частной жизни из своего собственного опыта.
Затем Курт принес запись свидетельских показаний бывшего кришнаита ‚Джона». У Джона был британский акцент, и когда Курт включил запись, Грег изобразил великолепное подражание Джону Леннону. В этот момент я отметил, что Кен и депрограммисты выглядели участвующими в беседе примерно поровну. Кен затем заговорил о своих впечатлениях об основателе трансцендентной медитации Махариши Махеш Йоги. Грег ответил некоторыми из недавних заявлений и полемикой, окружающей Махариши. К этому моменту была твердо установлена модель следования отклонению с переориентацией внимания Кена снова на МОСК. Кратко обсудив проступки Махеш Йоги, Грег снова сфокусировал беседу, связав противоречия Махариши с противоречиями основателя МОСК. Он изложил рассказы Хансадутты о приступах гнева Прабхупады, хотя Прабхупада всегда выступал против гнева. Затем Грег описал неожиданную встречу с Прабхупадой, когда Прабхупада продемонстрировал, что ничего не знал о юном приверженце: «Он даже не знал моего имени». Тем не менее, философия МОСК утверждает, что чистый приверженец (Прабхупада) знает все. В то время, как Грег и Кен разговаривали, Курт продолжал работать над установлением магнитофонной ленты. Хотя Кен выглядел размышляющим и задумавшимся, он все еще продолжал быть верным своему стремлению оставаться приверженцем, считая, что он мог бы больше не посещать хром Кришны или не общаться с кришнаитами, но что он все еще убежден в обоснованности философии и мог бы следовать теологии Харе Кришны независимо, самостоятельно.
В этом месте Курт привлек внимание каждого к тому факту, что магнитофонная ленте, наконец, готова, и он начал проигрывать ее. Лента оказалась перечислением длинного списка ложных философских выводов МОСК. Сначала Джон резко критиковал негативный взгляд МОСК на демократию (которая, согласно кришнаизму, является ‚правлением толпы»). Джон затем говорил об астрономии МОСК, в которой имеются многочисленные заблуждения. Говорится, например, что солнце удалено только на 18000 миль, в то время как луна удалена более чем на 1 миллион миль; затем затмения вызываются духом планет, блокирующим солнце. МОСК также утверждает, что невозможно преодолеть атмосферу, и, следовательно, космическая программа является фальшивкой. Мне было трудно понять, какое количество заблуждений было бы необходимо, чтобы принять эти верования как факт, и я удивился вслух тому, как МОСК объяснял спутниковое телевидение и сводки погоды, линии телефонной связи, космический летательный аппарат многоразового использования — шаттл, и т.д. Благодаря своей изоляции в МОСК Кен ничего не знал о шаттле. Затем мы вернулись к магнитофонной ленте, так как Джон описал, как МОСК проповедует, что ядерная война неизбежна, и что, поддерживая эту войну, МОСК одержит верх и убьет любого, кто не распевает Харе Кришна.
Пока Курт проигрывал ленту, он часто останавливал ее, чтобы подчеркнуть или прокомментировать высказывания Джона. Кен был поражен, поскольку он слышал те же самые рассказы (например, о сохранении в живых кришнаитов при ядерных взрывах или уничтожении некришнаитов), и этот общий жизненный опыт, похоже, в значительно большей степени подчеркнул обоснованность критицизма Джона. Затем обсуждение перешло к отзывам Прабхупады о Гитлере (что Гитлер был плох только потому, что потерпел поражение). В этот момент Сэнди и Брайан спустились вниз и присоединились к разговору. После краткого прослушивания они сравнили рост МОСК с историческим курсом нацизма и коммунизма. Курт затем вернулся к свидетельству Джона. Джон сейчас обрисовывал неуместное поведение гуру Джайятирты: его экспериментирование с ЛСД и сексуальные подвиги.
Саморазоблачение и смех. Критика Джоном Джайятирты вызвала у Кена гримасу. Прямая критика гуру столкнулась с собственными подавленными конфликтами со своим гуру или духовным мастером. Кена тайне злило, когда его гуру отвечал на утверждения, подразумевающие критику или недовольство: «Я последователь Прабхупады. Я ваш духовный руководитель. Вы не должны бы говорить со мной подобным образом», Кен заговорил о том, как он ненавидел аргумент гуру за то, что тот не имел дела с «негативностью». Он заметил с отвращением, как учение Кришны утверждает, что когда приверженец вступает в конфликт со своим духовным наставником, предполагается, что приверженец должен взять вину на себя, ощущать вину и просить прощения. Кен вспоминал, как «самостоятельное посещение пляжа» было таким приятным для него, и как МОСК постоянно критиковал его за фактическое наслаждение деятельностью, относительно которой, как предполагалось, он должен чувствовать вину. Этими заявлениями Кен, видимо, достиг новой глубины в переоценке своего опыта в МОСК. Эти комментарии заключали значительное саморазоблачение приверженца. Грег, казалось, напряженно слушал, в то время как Курт изредка вставлял комментарии о том, как высказывания Кена служили иллюстрациями тоталитаризма. Кен, похоже, высказывал в этот момент множество подавленных чувств и конфликтов, и ретроспективно этот разговор, видимо, предвещал «слом», который вскоре последовал.
Грег ответил на саморазоблачения Кена добавлением собственных сходных впечатлений. Он заметил, что его считали особенно хорошим последователем с репутацией напряженно работающего, однако он возвращался в храм каждый день, чувствуя себя измученным. Тогда он, бывало, замечал последователя, мало делавшего или не работавшего «для Кришны» в тот день, однако выглядевшего счастливее. Грег обычно удивлялся, так кто же добился духовного блаженства. Вновь используя прогулки вдоль берега как пример, Кен заметил, как он обычно чувствовал себя наиболее спокойным «в дни, когда я был больше всего в майе», когда нарушал правила МОСК. Грег, казалось, принял это признание как сигнал, что наступило время задавать наиболее трудный вопрос: сдержал ли Кен свои клятвы безбрачия? Нерешительно Кен признал, что после 6 месяцев [воздержания] он мастурбировал. Затруднение, которое испытывал Кен при этом признании, было очевидным в его напряженном голосе и опущенном взоре. Интересно, что депрограммисты легко приняли признание Кена, возможно, беспокоясь, что, позволяя Кену оставаться в напряженном аффекте, можно вызвать возрождение его кришнаитского защитного механизма. Они успокаивали его, объясняя поллюции у него, основываясь на фактах, однако шутливо. «Она (сперма) в конечном счете выходит из ваших ушей!» Непринужденные шутки, связанные с мастурбацией и поллюцией, продолжались недолго, что, фактически, похоже, сняло значительную долю напряженности. Кен заметил, что когда он мастурбировал после 6 месяцев [воздержания], его эякуляция выглядела странно («Она (выглядела) коагулированной»), точно так, как она должна была выглядеть по словам МОСК. Сэнди ответил, что это, вероятно, выглядело странным потому, что Кен чувствовал себя столь виновным. Кен согласился: «И также потому, что прошло много времени с того момента, как я разрешал это. Курт согласился: «О, черт, да ты, приятель, собираешься прорвать стену здания!» Последовал оглушительный хохот, и, все еще немного посмеиваясь, Кен ответил Курту: «Когда я, наконец, совершил падение (т.е. мастурбировал), после всего этого времени, после всего этого замуровывания, это ощущалось весьма неплохо!» Грег подтвердил чувство Кена: «Держу пари!» Необходимость использовать юмор, чтобы обойти защиту Кена, никогда не была столь очевидной, как когда вслед за хохотом Кен внезапно смутился, замечая тревожно, «что все это записывается на ленту». Депрограммисты, казалось, были готовы напомнить ему, что они могут отключить запись, когда Кен заметил: «Все хорошо, все по-человечески».
Вызов. Разговор сейчас стал вновь серьезным, так как Сэнди напомнил Кену, что поллюции являются «естественной человеческой функцией». Кен: «Да, это инстинкт». Курт нашел еле уловимое лежащее в основе доктринальное мышление: «Нет, не инстинкт, поскольку (в МОСК) это имеет отрицательное дополнительное значение. Это естественная телесная функция, что означает — идти против нее — это идти против природы». Брайан подверг сомнению взгляд МОСК, что секс существует только для производства потомства. Почему есть люди, неподвластные «горячим» циклам во время овуляции, и почему стерилизованные люди все еще имеют сексуальные побуждения? Курт, однако, сделал замечание по ходу. Сознает ли Кен, что даже выражая свои сомнения и конфликты, он стремился выражать самого себя, используя кришнаитскую терминологию и понятия? Кен ответил, защищаясь, что он делал это, чтобы подвергнуть её (философию) сомнению. Курт, однако, не принял это объяснение за чистую монету. Затем он раздвинул рамки терпимости Кена к анти-МОСКовским заявлениям, высказав все-таки свое настойчивейшее утверждение об отвращении. «Если это духовность, тогда помоги мне, Боже, я надеюсь никогда не достичь этого». Он затем бросил вызов Кену: «Как МОСК помогал человечеству?» Курт столкнулся с Кеном по вопросу о ценности книжных раздач МОСК, а затем атаковал программы распределения продовольствия (т.е. бесплатные празднества в храмах), которые осуществляются только для связи с общественностью». Демонстрируя диаграмму МОСК, изображающую, как используются собранные деньги, Курт атаковал каждую строчку отчета одну за другой: профессиональное обучение («Его нет»), реабилитация наркоманов («Центры реабилитации не существуют»), 65% денег на раздачу книг и т.д. «Где деньги, которые использовались на строительство Дворца Золота… здесь нет ничего, (что показывает) сколько вкладывается в недвижимое имущество или бизнес (рестораны)…». Курт затем прочитал ряд статей и внутреннюю памятную записку (конфиденциальный материал, разосланный только храмовым президентам), которые показали, что продовольственное распределение и другие программы используются для «программ общественных связей». Кен был внимательным, и он не позволил спорным вопросам, вытекающим из обладания Куртом секретным меморандумом, пройти мимо него: как был получен этот конфиденциальный материал? (Он был добыт бывшими последователями). Курт вернулся к меморандуму, который описывал, как МОСК распределял бесплатное продовольствие в Бенгалии. После этой широко разрекламированной первоначальной демонстрации милосердия (которая не стоила МОСК ни цента, так как продовольствие вначале было пожертвовано для МОСК) кришнаиты получили тысячи долларов в пожертвованиях, чтобы продолжать распределять продовольствие, но вместо этого деньги были удержаны. Курт: «Так МОСК делало деньги на деле!» Кен, казалось, соглашался с критицизмом Курта и сообщил о сходных случаях, в которых МОСК использовало хорошие связи с общественностью, чтобы покрыть жульничество.
В этот момент депрограммисты вернулись к магнитофонной записи Джона и к истории Джайятирты. Запись постоянно прерывалась. Кен в этот раз рассказывал о многом на своего опыте, и депрограммирование, похоже, продвигалось быстро. Большая честь ленты Джона была посвящена тому, как долго гуру знали о коррупции Джайятирты, однако отказывались сместить его из-за его популярности, несмотря на тот факт, что он бил таким «падшим» (или, возможно, из-за этого факта). Пока говорил Джон, Кен использовал то, что знал, чтобы наполнить плотью кое-что из истории последнего. Лента была остановлена, и депрограммисты вместе о Кеном обсуждали, как путешествие в Индию считается очищающим переживанием, однако многие кришнаиты возвращались из этих странствий, чувствуя себя и выглядя физически значительно хуже. Курт затем спросил Кена, читал ли он когда-нибудь какую-либо версию Гиты, помимо официальной версии МОСК (переведенной Прабхупадой). Кен заявил, что знал о существовании пяти других версий, но он не читал ни одной из них. Курт напряженно посмотрел в глаза Кена: «Бхагават Гита) Прабхупады Как Она Есть — вся предвзятая… то есть, все, что в ней есть — интерпретация». Курт затем сослался на сравнительное исследование различных версий Гиты, написанное бывшим последователем. Курт процитировал подробно сообщение автора: «Моя цель при написании этого научного доклада заключается в том, чтобы дать вам взглянуть на «Бхагават Гиту» Прабхупады из другой перспективы, показать, как «Бхагават Гита» Прабхупады отличается [от других версий], и добраться до корней этих несоответствий. Кен слушал, зачарованный, затем спросил о биографических данных автора. По мановению великой фортуны, оказалось, что автором был бывший последователь, с которым Кен имел беглое хорошее знакомство; каким-то образом этот факт сделал автора (и авторское мнение) более реальным, более обоснованным для Кена.
Разоблачение. Курт продолжал читать; Кен продолжал слушать. Когда Курт перешел к разделу, в котором Гита Прабхупады заявляет, что духовный дом истинного господина «освещается не солнцем или луной и не электричеством…», он остановился. Снова внимательно глядя на Кена, Курт сказал тихо: «…слово «электричество» не существовало в 400 году до нашей эры, не существовало в то время само электричество (как сила, известная человечеству)». Курт ненамеренно привел в движение долго подавляемое сомнение Кена, и культист стал почти помешанным в ответ: «Я думал об этом! Я… Я часто удивлялся этому сам! Как могли святые использовать этот язык… если Гита написана 5000 лет тому назад, как могли бы они писать об электричестве? Оно не существовало!» Это единственное подтверждение явно кардинального сомнения, пришедшее тогда, когда оно пришло, похоже, было последней соломинкой для Кена. Он сейчас имел доказательство, что его духовный мастер допускал вольности со священным текстом, на котором базировалось все движение Харе Кришны. Тоталитарные системы мышления основываются на предпосылке, что их истина есть единственная истина и полная истина. Это склад ума типа «все или ничего», который не допускает ни единой ошибки. При подходящих обстоятельствах доказательство даже одной такой ошибки может разрушить цельное здание системы веры наподобие падающего домино.
Курт направил к цели: «Вы видите, что Прабхупада загнал мяч в ‚электричество». Даже Грег проявил недоверчивость (он не слышал об этой несообразности): «Ты смеешься». С саркастической насмешкой он добавил: «Есть ли на санскрите слово для «электричества»?» Курт перечитал цитату, так что Грег и Сэнди разразились смехом. Грег спросил, есть ли какие-нибудь другие версии Гиты, содержащие санскритское слово, переводимое как «электричество», их не было. Брайан добавил, что слово «электричество» не имело санскритской или бенгальской точной копии. Грег оставался недоверчивым: «Я не могу поверить этому! Никто еще до сих пор не уловил этого!» Кен, все еще пошатываясь от интенсивного воздействия «электрического разоблачения», затем вспомнил другое замалчиваемое расхождение: он слышал историю о конфликте Прабхупады со своим отцом. Кажется, отец Прабхупады советовал гуру взять невзрачную жену в надежде, что это сделало бы более легким следование его клятве целомудрия. Прабхупада отклонил это намерение, так как предпочел в качестве жены чрезвычайно привлекательную женщину, и это духовный мастер, который позднее проклинал женскую красоту и чувственность как демонические! Или, как заметил Кен, «если Прабхупада — чистый приверженец, почему он был так полон страстного желания и был готов жениться на этой… прекрасной женщине? Именно её красота (а не её «духовность») привлекла его!» Так как депрограммисты засмеялись, Курт взволнованно ответил: «Ну, ты пошел! Ты теперь думаешь, Джексон!!» Кен в улыбке растянул рот до ушей: «Это что-то, мысль, что я никогда на самом деле, никогда не стоял лицом к лицу с вопросами в моем уме, потому что это могло бы показаться богохульством… (Я был пойман) в Ловушку 22, вы знаете?»
Кен решает оставить МОСК. Именно в этот момент Кен в другом потоке возбужденной речи сделал свое первое словесное заявление об уходе из МОСК навсегда: «Я уже принял свое решение. Я покончил с этим…» Но теперь он хотел больше: «Я хотел бы сразу же продолжать… с целью изучения… я хочу видеть этот (материал), чтобы изучать его…». Курт был сильно взволнован. «О, хорошо, да, я думаю, что это тебе нужно! Мы получили здесь так много!»
К настоящему моменту то, что начиналось как «недобровольное» или «принужденное» депрограммирование, развивалось в добровольную ситуацию, в которой Кен не боролся больше с информацией или людьми, владеющими ею, но скорее сам отыскивал ее. Кен был здесь потому, что хотел быть здесь, и мог оставаться, потому что хотел оставаться, потому что он хотел обдумывать новую информацию, которую депрограммисты имели в наличии.
В то время, как Кен начал чтение материала, который имелся в записной книжке Курта, он спорадически говорил о других гуру, которых знали они с Грегом. В конечном счете разговор, в котором основными участниками были Грег и Кен, вернулся к гуру Джайятирте. Уровень и качество саморазоблачений были относительно высокими. Когда я слушал Кена, то был поражен, как он казался связанным в этот момент со своим опытом. Кен, похоже, реагировал на «внутреннюю суть», а не просто на интеллектуальном уровне, на противоречия и хитрости в МОСК. Хотя содержание речи Кена (главным образом, саморазоблачения) было не очень отличным от других моментов депрограммирования, качество оказалось иным. Разница, видимо, была в том, что он разоблачал себя с большим чувством. Этот повышенный уровень аффекта оказался мостом, соединяющим размышления Кена (его интеллектуальное осознание лживости МОСК) с его подлинным поведением (религиозной практикой последователя). Тем временем я поинтересовался, что Кен будет делать дальше, чтобы «официально» отречься от МОСК. Кульминационный пункт наступил в неожиданно тихой манере и привел меня в удивление. После некоторого подшучивания, окружавшего приверженца, которому по ошибке было дано индуистское имя, переводимое как «табуретка», Грег беззаботно напомнил Кену об его сике. «Есть нечто, торчащее сзади твоей головы». В равно беззаботной манере Кен спросил Грега: «Ты хочешь обрезать ее?» «Я был бы польщен», — ответил депрограммист. Только когда Грег отрезал сику Кена, реальность этого события, похоже, проникла в сознание. Речь Кена стала напряженной и тревожной, и он говорил нервно и возбужденно.
Новое отвращение Кена к МОСК было достаточно сильным, чтобы побудить его заявить, что ему хотелось бы «выйти» и «проповедовать против МОСК». Грег заметил, что уже прошло обеденное время, и тема разговора сместилась к обсуждению того, что есть. Пока еще не желая есть мясо, Кен согласился есть вегетарианские спагетти с луковым и чесночным соусом. Чеснок запрещен МОСК. Бобби ушла вниз с заказом обеда для Кена.
Пока мы ждали обеда, дискуссия вернулась к Трансцендентальной Медитации и ее вероятным культовым аспектам. Во время дискуссии о том, как монотонное песнопение стимулирует самогипноз, Кен опять продемонстрировал свою явно восстановленную способность быстро думать и ассоциировать: «Не то, что вы поете нараспев, а монотонное пение само по себе» было пагубным. Это осознание, похоже, продемонстрировало восстановленную способность Кена экстраполировать. Пола внизу готовился обед, депрограммисты и Кен начали обсуждать, на что будет похожа жизнь после ухода из МОСК, особенно подчеркнуто обратив внимание на прививку против «плавания» и чувств одиночества.
Поздний обед. Бобби спустя короткое время вернулась с обедом, и вскоре все наполняли свои тарелки. Дискуссия продолжалась, пока мы ели. Кен говорил о нежелании переходить в другую организованную религию. Депрограммисты, вероятно, понимали опасение Кена, напоминая ему, что он будет волен принять свое собственное решение и что ему следует быть терпеливым с самим собой. Кен начал предаваться воспоминаниям о нью-йоркском городском фестивале Сан Дженаро. Дискуссия обратилась к обсуждению морали и этики: что вызывает любовь, и об основах этических систем. Я заметил, как Кен начал демонстрировать возрастающий интерес к своим депрограммистам как к людям (знак возрастающей идентификации?). Он начал задавать Курту вопросы о его личной биографии. В один момент Кен спросил Курта, кем он считает себя по профессии. Курт ответил: «Терапевт, склоняющий к реальности» или «консультант по переоценке». Однако у него было несколько возражений по термину «консультант по выходу», потому что «консультант по выходу» предполагает, что (культист) выйдет (из культа)».
Заявление Курта обеспокоило меня: он не был полностью честным. Однако, Грег сказал то, что я думал. Он высказал Курту сомнение. Конечно, они хотели, чтобы культист вышел из культа. Эти замечания вели Курта, Грега и Кена к обсуждению некоторых из процессов, связанных с депрограммированием. Кен, похоже, понемногу вступал в соревнование. Он комментировал почти все, что было сказано. Пока он говорил, Грег и Сэнди указывали на некоторую терминологию с трудноуловимым влиянием кришнаизма и словесные шаблоны, которые он использовал (например, применение фразы «вроде того», которой пользуется значительная часть кришнаитов). Затем разговор повернулся к вине (когда она обоснована, когда нет), и насколько часто это используется культами как часть «мистической манипуляции». Сэнди, который часто казался способным переводить сложные понятия в легко понимаемые «повседневные» примеры, определил хорошую вину как то, «что вы чувствуете), когда ощущаете себя виноватым в том, что вы спите с какой-то другой женщиной, а не со своей женой». Плохая вина, с другой стороны, заключается в том, «что вы чувствуете), когда ощущаете себя виноватым в том, что спите со своей женой» (то есть, в занятиях сексом).
Разговор в этот момент, казалось, имел реальное течение с отдачей и приобретением от него. Кен выглядел ведущим, по крайней мере, половину этой беседы. Грег спросил Кена, как он себя чувствует. Кен ответил: «Я чувствую то же самое, что ощущал на протяжении некоторого времени теперь. Я точно не мог выйти (и признаться в этом самому себе)… Это ощущается как освобождение». Грег: «Это то, как я чувствовал… также… (и иронически) это то чувство освобождения, которого я страстно жаждал в МОСК». Кен затем рассказал о том, как он ждал «осуществления реакций Кармы» в чем-нибудь плохом, «вроде сломанной ноги» во время депрограммирования, «но ничего (плохого) со мной не произошло… Я чувствую себя освобожденным, особенно по сравнению с подавленностью, которую я ощущал в ашраме». Депрограммисты обратились к чувству страха как к примеру того, как МОСК манипулирует человеком, и по ходу Кен испытал повторное толкование своих прошлых чувств (например, когда он чувствовал страх в МОСК, это было не из-за «духовного падения», это возникало из-за подавления чувств). Они обсуждали чувства Кена относительно других людей во время пребывания в МОСК: «Я написал им всем, что все кончено… (каждый) был только карми, едок мяса». Снова интенсивность этих дискуссий временами приглушалась щедрыми дозами юмора.
Больше смеха. По мере того, как Кен больше вовлекался в признание обстоятельств, которые ему не нравились кок кришнаиту (в детальной форме), Грег начал поощрять разговор о его планах на ближайшее будущее. Кен продолжал утверждать, что хотел поехать в Пуэрто-Рико. Меняя эту тему, он затем рассказал о случае, который привел его к тюремному заключению за нелегальный сбор денег. Я вспомнил о том, как Кен только вчера настаивал, что не делал ничего нелегального в МОСК! Кен и Грег снова коротко поговорили о медитации и о приверженце, который был осужден, будучи доверенным человеком. Этот последователь сейчас известен, как блестящий сборщик денег МОСК. Они говорили о некоторых странных делах МОСК, включая жевание ткани, в которую высмаркивался гуру, и питье воды, которую гуру использует, чтобы полоскать свой рот. Снова было много смеха, и Грег внес свой вклад в юмор рассказом истории о требовании Прабхупадой специального туалетного места для сидения. В этот момент Курт, который намеревался прокрутить ленту культа «Ученики Света», должен был отказаться от этой идеи из-за всех продолжающихся перерывов.
При разговоре, остающемся на довольно юмористическом уровне, Кен рассказал о том, как он делал санкиртан в нью-йоркской подземке, и о путях, которыми последователи пытались распространять доктрину. Он описал, как некоторые приверженцы должны были искать выброшенную пищу, чтобы принести её обратно в храм. Один последователь (тот, кто продал книгу матери Кена) зашел так далеко, что ел пищу, брошенную на пол в поезде подземки. Курт: «И они называют (некришнаитов) животными!» Насмешка Курта была встречена громким хохотом. Кен, казалось, был чрезвычайно доволен самим собой и даже прокомментировал это. «Я вам скажу, что у меня теперь лучшее время, чем я когда-либо имел как кришнаит». Затем он продолжал рассказывать о том, что приверженцами, которым более всего требовалось товарищество (санкиртан и т.п.), были те, которые были менее духовно развитыми. Сэнди попытался ответить на предполагаемый вопрос. «Это потому, что они были наиболее человечными». Курт и Кен обсуждали, как Кен смог сохранить свой юмор, мятежность и чувственность даже во время пребывания последователем. По ходу дела Курт сделал Кену комплимент: «Вот, вероятно, почему ты в такой хорошей форме, как сейчас». Однако Кен, со своей стороны, заметил, что это было трудно, что он всегда чувствовал себя виноватым.
Посреди нового взрыва смеха здесь снова последовала дискуссия о постоянном требовании монотонно петь с тем, чтобы не сомневаться, избегать «умственной (рациональной, интеллектуальной?) платформы», избегать размышлений. Затем Кен рассказал о другом абсурдном понятии МОСК. Он зачитал объяснение, почему имеется так много птичьего помета на могиле Прабхупады. Духовные сущности птиц свидетельствовали свое почтение «духовному мастеру». Здесь Кен разразился вызывающе громким хохотом, звучащим почти как у пьяного. Не скрывались ли слезы в его смехе? Кен рассказывал между приступами гогота: «И последователи должны были пытаться (прочитать рисунок помета), как, например, они читали чайные листы, пытаясь уяснить из них некоторое тайное значение». Курт ответил: «Эта история) так поучительна для (культового менталитета)… Вы думаете, что гуру т-а-а-ак духовен: он может сделать значительный материал из птичьего дерьма». Кен смеялся. «И я думал, это из ряда вон, насколько же я должен быть глупым и духовно неразвитым, потому что я не мог постигнуть того, что было (так многозначительно)… Я полагаю, что не был достаточно духовно развит…». Сэнди и Грег явно близко следовали за Кеном, смеясь с ним, хотя не с такой эмоциональной страстностью. Как мне казалось, Кен сейчас полностью раскрылся и был переполнен абсолютной силой того, что только что произошло (например, отрезание его сики и т.п.).
Подвергание сомнению теологии и авторитета. Большая часть депрограммистов считает, что отречение от лидера культа должно быть «действительной» проверкой того, «сломался» культист или нет. Кен, как это было очевидно, прошел проверку. Когда все закончили смеяться, разговор стал смягченным и серьезным, так как они обсуждали первые годы Прабхупады в США, и презрение МОСК к браку и семье. Они являются честью майи. Депрограммисты и депрограммируемый затем возвратились к развенчиванию теологии МОСК. Кен и Сэнди были сейчас главными выступающими. Значительная или большая часть разговора велась Кеном.
Сэнди слушал и комментировал и, похоже, главным образом служил зеркалом (сопереживал Кену). Брайан в этот момент присоединился к разговору, рассказывая истории, которые разоблачали парапсихологию. Он напомнил Кену: «Явления, которые мы не понимали 100 лет тому назад, мы понимаем сейчас… большинство явлений имеют логические объяснения». Кен рассказал о некоторых своих переживаниях, которые он нашел труднообъяснимыми. Казалось, он хотел, чтобы депрограммисты предложили альтернативные/логические объяснения. В ответ Сэнди рассказал о некоторых манипуляциях, осуществленных его культовым лидером Дэвидом Стоуном. Они с Кеном обсудили проблемы, свойственные ситуациям, когда «Бог, представитель Бога и слова, которые представитель пишет,… все это рассматривается как одна и та же вещь». Брайан добавил истории о тактике манипулирования, практикуемой некоторыми евангелистами. Разговор продолжал включать в себя значительное саморазоблачение. Кен вспомнил о конфликте который он ощутил, когда услышал, что Прабхупада сказал, что любой, претендующий быть Богом, есть «собака, мошенник и обманщик». Это официальное заявление противоречило позднейшему высказыванию, что последователи должны принимать Прабхупаду «как Бога». В подтверждение Курт прочитал интервью с Прабхупадой в «Обратно к верховенству Бога». Интервьюер замечает, что Прабхупада сказал, что он не бог, тем не менее, последователи, похоже, трактуют его как бога. Прабхупада ответил: «Да, это их долг… (Духовный мастер) должен быть почитаем так же, как Бог». Интервьюер затем задал Прабхупаде вопрос о его личном богатстве. Прабхупада ответил, что его богатство «учит сторонников трактовать духовных мастеров как Бога». Кен казался зачарованным этими пассажами, которые появились в официальных публикациях МОСК и были, следовательно, неоспоримым доводом как официальная доктрина. Курт потом объяснил, что он ожидал момента показать эти пассажи Кену, потому что они обычно приберегались ко времени, когда кришнаит страстно отрицает, что Прабхупада когда-либо претендовал на то, чтобы быть подобным богу. К счастью, Кен никогда не был таким умственно ограниченным. Кен рассказал о других противоречиях, которые он заметил в доктрине. Разговор, казалось, оставался одинаково поделенным между депрограммистом и депрограммируемым.
Это происходило поздно, и Курт начал выглядеть усталым. У Кена, однако, явно широко пробуждался интерес и страстное желание большей информации Вместе с Куртом Кен просматривал по желанию большую растрепанную папку, заполненную материалом, связанным с МОСК. Одно за другим он выбирал противоречия. Одно кришнаитское произведение утверждало, например, что МОСК — «новая религия», не связанная с любой настоящей или прошлой религией, другое произведение советовало последователям быть уверенными в представлении МОСК как части индуистской религии для дальнейшего общественного признания. В то время, как Кен продолжал читать, Курт начал испытывать трудности, пряча свое собственное изнеможение, и, между позевываниями, он предостерегал Кена не истолковывать неправильно свою усталость. Он был взволнован тем, что Кен снова размышляет и что он так жаждал большей информации. Он похвалил Кена за такой энтузиазм. «Ты действительно был удовольствием. Я это говорю всерьез. Это радость — сидеть здесь и говорить с тобой». Кен засмеялся, смущенный. Курт мягко увещевал его: «Это нормально — принять комплимент». Курт затем заметил, что большинство культов заставляет членов чувствовать вину за истинные комплименты, и они с Кеном поговорили о разнице между фальшивыми и искренними комплиментами.
Возвращаясь к некоторым другим материалам Курта, разговор перешел к более широким вопросам повиновения авторитету (например, опытам Милгрэма и Холокосту). Курт объяснил, что, обсуждая другие тоталитарные движения, Кен мог бы получить структуру, «к которой можно подгонять свой опыт». Следующие несколько дней должны были быть затрачены на обзор материала по другим тоталитарным движениям. Они говорили о том, как опыты Милгрэма учат покорности; люди думают, что они не будут подчиняться, затем они подчиняются. Кен рассказал, как несколько лет тому назад он хотел пойти в паломничество, и друг спросил его, не собирается ли он стать кришнаитом. Кен ответил: «Черт, нет, что ты думаешь, я — сумасшедший?» Казалось, Кен все больше и больше сообщает о своих докультовых воспоминаниях и впечатлениях, вспоминая, что он думал об МОСК до того, как был вовлечен. Учитывая время (после полуночи), Курт сосредоточился на том, чтобы дать Кену «быстрый тур» через растрепанную бумажную папку, так, чтобы он позднее мог прочитать это сам. В то время, как они бегло прочитывали материал, Кен спрашивал о чем-то, что он не понимал в то время, когда был кришнаитом. Курт затем показывал ему, где в папке он мог бы найти определенный материал по этому вопросу. Разговор все еще казался равно поделенным между депрограммистом и депрограммируемым, хотя Кен изредка проявлял в разговоре преобладание.
Спустя примерно полчаса Курт напомнил Кену, что «при всей этой поступающей информации тебе нужно отдохнуть». Кен кивнул в знак поверхностного согласия, затем отклонился на разговор о некоторых странных поступках, которые он наблюдал у гуру. Кен спросил о владельцах дома, которым они пользовались. Курт рассказал ему, что Дэниэл, сын Эпштейна, был депрограммирован Куртом за уик-энд до того, как его должны были принять в члены общества.
Кен хотел знать больше, но Курт сказал ему, что он хотел бы свериться с Дэниэлом, чтобы быть уверенным, что он одобрит разглашение любой большей информации. Сменяя тему, Курт и Кен обменялись мнениями о некоторых местах, которые они оба посещали. Разговор был непреднамеренным и дружеским, и Кен выглядел солидарным с Куртом. Обратив внимание на одного из охранников, Кен заметил: «Вы здесь довольно тихий, Лен. Немного скажешь. Только охраняете крепость, хм?» Лен был наименее опытным членом команды Курта, и в своих джинсах, ботинках, ковбойской шляпе и в ковбойском стиле закрученных усах он случайно попался как наименее интеллектуальный и космополитический среди мужчин. Курт парировал: «Существует слишком много людей, упорствующих любым способом в своем двухцентовом достоинстве».
Кен и Риса. В этот момент в комнату вошла мать Кена. Сэнди украдкой спустился вниз, чтобы пригласить её наверх. Когда она стояла у двери, Кен и Курт говорили о возможном непродолжительном внешнем выходе завтра. Курт теперь явно чувствовал больше доверия к Кену: «Я действительно начинаю чувствовать реальное удовлетворение всей ситуацией». Кен опросил мать, помнила ли она, когда Кен привел домой того приверженца, и она купила книгу. Он спросил, каково было ее впечатление от него, и она подтвердила его собственное один раз подавленное убеждение, что этот парень был «ненормальным» и «без царя в голове». Это был парень, который ел выброшенное на пол в подземке. Кен, казалось, часто нуждался в том, чтобы услышать свою вновь найденную реальность, подтвержденную таким манером. Кен поговорил со своей матерью немного, выражая свои долго скрываемые сомнения. Он говорил ей: «Я убежден, (я должен уйти), ты знаешь… Я что-то вроде убедившего самого себя». Кен заметил затем, что был в конфликте, что частично хотел уйти на какое-то время, но не мог сделать этого (до настоящего времени). Риса Батлер ответила, что хотела бы посмотреть вперед, чтобы увидеть, как у её сына снова отрастут волосы.
В то время, как мать и сын заново знакомились, Курт подошел и выключил мой магнитофон, возможно, из-за интимного характера этого воссоединения. Кен был молчалив, а затем слезлив, когда благодарил мать за инициативу депрограммирования. Он говорил о том, что был введен в заблуждение, о чувстве вины, и без конца извинялся. Риса сжимала в объятиях Кена и принимала его объяснения и извинения также со слезами на глазах. Осознав свое присутствие во время этой интимной сцены, я потихоньку вышел. Возвратившись вниз в рабочий кабинет, я занялся каталогизацией магнитофонных лент и письменных записей. Это было сразу после часа ночи. Я чувствовал себя измученным и эмоционально опустошенным. Курт и Сэнди обсуждали планы относительно того, чтобы направиться в ближайший бар «немножко разрядиться». Вскоре после этого Риса вернулась вниз. Кен, наконец, решил спать. Риса выглядела усталой, но чрезвычайно счастливой. Память о том, каким неудобным был мой предыдущий ночной сон, вновь была возбуждена моей второй попыткой сна в подвале у Эпштейнов, и около 3 часов ночи я поднялся и поехал к себе домой. Я спал остаток ночи дома без сновидений и выдохшийся.
Я прибыл обратно в дом Эпштейнов вскоре после 8:30 утра. Потребовалось некоторое время, чтобы Лен открыл дверь. Он был единственным проснувшимся членом команды депрограммирования. Эпштейны были в кухне, заканчивая завтрак. Мы обменялись короткими словами. Они были осведомлены о «достижении» прошлой ночи, хотя не знали деталей. Лен пошел обратно наверх, на свой «пост». Я предложил сделать кофе и принести его к нему наверх.
Так как все спали, для меня было мало работы. Я взял свой кофе в кабинет и просматривал и пересматривал свои записи. Около 9:30 утра Риса пошла наверх. Я предложил ей кофе, и мы поговорили о том, как она отдохнула от вчерашнего дня. её возбуждение почти полностью не давало ей спать прошлой ночью. Только в 10 часов утра Лен пришел вниз сообщить, что Кен проснулся и пошел в ванную умыться и побриться. Он спал около семи с половиной часов (наибольшее время за последние годы). Риса начала приготовление яиц для позднего завтрака. Затем вниз пришел Курт, все еще выглядевший не совсем отдохнувшим; я выяснил позднее, что они с Сэнди расстались после 3 часов ночи. Курт и Риса начали говорить о прогрессе, которого достиг Кен, и какие темы могли бы быть раскрыты в следующие несколько дней. Риса выразила беспокойство, что Кен может «дурачить», хотя ее беспокойство не казалось искренним. Курт сказал ей, что он убедился, что Кен «не притворяется».
Кен, Грег и Брайан. Около 10:45 вновь появился Кен, помытый и побритый и выглядевший отдохнувшим и чистым. Он присоединился на кухне к Курту и матери, и Курт и Риса начали есть поздний завтрак. Кен завтрак отклонил, сказав, что он еще не голоден. Кен все еще был очень возбужден в связи с тем, что с ним происходило, и он случайно начал, с удивлением и наслаждением, перечислять некоторые подробные, но теперь абсурдные, аспекты доктрины МОСК. Я оставался в кабинете, не желая сразу же бесцеремонно вмешиваться в их разговор, но я мог слышать Кена, указывавшего Рисе на противоречия. На заднем плане я мог слышать типичные кухонные звуки: текущей воды, звон столового серебра и моющейся посуды, так как Риса убирала после завтрака. В 11:21 утра прибыл Грег. Кен все еще не ел.
Вместо того, чтобы есть, Кен начал перечислять Грегу некоторые дополнительные противоречия, которые он нашел в теологии. Я обнаружил, что он не ложился до 2:30 ночи, изучая записи и материалы Курта. Некоторые из этих мыслей не были новыми, хотя, будучи членом, Кен пресекал их. Грег рассказал, что он был подавлен сходными мыслями, когда был в МОСК. Кен потом упомянул о том, что прошлой ночью у него были сновидения. Курт, заметив смысл, который Кен, видимо, приписывал своим снам, начал предостерегать против толкования снов, точно они были посланиями духовного мира, говорящими ему о возвращении в МОСК. Последовала общая дискуссия о толковании снов. На заднем плане мать Кена начала сбивать яйца (чтобы сделать дополнительный омлет), и я пошел в кухню, чтобы посмотреть, не смогу ли я помочь. Так как я взял на себя некоторую часть приготовления пищи, Риса начала мыть кухонную посуду. Она прислушивалась к своему сыну, однако ее уровень активности показывал, что она не могла посвятить себя безраздельному вниманию к нему. Позднее она сказала мне, что испытывала значительное затруднение, выслушивая философию МОСК, даже когда её критиковали; её это слишком расстраивало.
Разговор оставался сосредоточенным на вопросах культа. Брайан пришел вниз и начал сравнение доктрины МОСК с мунистской доктриной. Я прервал разговор, чтобы спросить Кена, не будет ли он возражать, если некоторые депрограммисты будут есть бекон прямо перед ним. Кен ответил, что это не будет беспокоить его, несмотря на тот факт, что «бекон полон химикалиями».
Разговор начал сосредотачиваться на докультовом прошлом Кена, Грег и Кен сравнивали воспоминания о средней школе, и это привело, естественно, к дискуссии о том, как они были вовлечены в МОСК и об их семейном прошлом. Грег заметил, что их «средние школы были соперницами…». Разговор здесь был случайным и происходил в кухне, с людьми, то вмешивающимися в разговор с Кеном, то отключающимися от него. Курт отметил антикришнаитские слова в песне «Я морж». Затем Грег вовлек несколько человек в стихийное пение этой песни. Курт прервал их и спросил, кто хочет есть яйца. Большая часть продолжения разговора с Кеном была между Кеном и Грегом. Курт больше вел разговор с матерью Кена о кулинарии. Стихийное пение песни Биттлз привело Кена к мечтаниям, когда он рассказывал о том веселье, которое у него было в МОСК, когда ему было позволено петь и танцевать. Сэнди мягко перенацелил томление Кена вопросом о его предпочтительном вкусе в музыке до МОСК. Кен любил народный и классический рок («вроде Джуди Коллинза, Реннесанса») и Благодарных Мертвых. Грег говорил о некоторых из музыкальных фестивалей и концертов в начале и середине семидесятых. Они также обсудили духовные влияния на некоторые рок-группы (например оркестр Махавишну). Мать Кена то включалась, то прекращала разговор, так как начала накрывать поздний завтрак. Когда все расселись по местам, разговор стал более упорядоченным и более четко сосредоточился вновь на Кене. В этот момент я заметил отчетливое различие в характере разговора. Прежде все депрограммисты сосредотачивались на Кене, со случайными «отклонениями» на меньшие, совпадающие и независимые разговоры. Теперь один или два человека обычно говорили с Кеном, в то время как другие люди говорили между собой, со случайными «отклонениями» в прежний, «сосредоточенный на Кене», образ действий. Так как собеседники разбились на пары и триады, беседа более напоминала обычный или «нормальный» разговор (Allen & Guy, 1974).
Я занялся помощью в приготовлении пищи и сервировкой. Курт спросил Кена о последней некришнаитской книге, которую он читал. В ответ выяснилось, что Кен годами не читал некришнаитских книг. Кен говорил о том, как он чувствовал себя виноватым, когда (часто) думал о неМОСКовском материале. Они с Брайаном обсуждали, как мунистский процесс идеологической обработки (с помощью Божественного Принципа) никогда не оставлял какого-либо времени для проверки ссылок на Библию. В культах логика перевертывается: «Нормальный процесс логики состоит в том, чтобы собирать информацию, а затем приходить к заключению. (В культах) же (они принуждают вас к этому) вначале приходишь к заключению, а затем, если у тебя есть время, можно искать информацию, которая подтвердит это заключение». Между тем, мунистская доктрина искажает историю, а монотонное пение и молитва используются для того, чтобы остановить любые сомнения. Кен заметил, что в МОСК руководство само себе дает власть назначать себя авторитетом (то есть, как это выразил Сэнди, «если ты не веришь мне, только спроси меня»).
Кен, Грег и Курт решили есть на берегу бассейна. Когда я проходил мимо кабинета, где сидел Брайан, он спросил, не нужны ли мне его мысли о процессе депрограммирования. Я охотно согласился. Через несколько минут вошел Курт и, нечаянно услышав, что говорил Брайан, решил сделать вклад некоторыми из своих собственных размышлений. Примерно через 45 минут вернулись Кен и Грег; на улице стало ветрено и холодно. Кен и Брайан начали разговор вообще о критике религии, литературе и истории (например, истории монотеизма в Египте). Пока я слушал, то думал о том, что Брайан делал, в свете его мыслей о процессе депрограммирования. Задача здесь, похоже, была в том, чтобы показать Кену идею о том, что существует значительная величина и широта в религиозной мысли и истории. Оба занялись длительной дискуссией о рождении христианства и «психоистории» некоторых знаменитых религиозных лидеров, включая Христа. В этот момент выглядевший чем-то расстроенным Кен выразил свое желание избежать сейчас любой организованной религии. Сэнди вступил в разговор с краткой историей о мунистке, которая во время перерыва в своем депрограммировании случайно включила «Субботний ночной репортаж» и услышала антимунистскую сатиру. Это вызвало у Кена возобновленный интерес (вообще почти любая дискуссия, касающаяся женщин, захватывала его внимание). Обсуждение быстро устремилось навстречу взглядам МОСК на женщин, секс и «животные желания» вообще. Как и в прошлом, разговор относительно секса и импульсов обратился в шутку. Но для Курта и Сэнди юмор был обычно способом привести к конечной или временной разрядке напряжения. Почти так же быстро, как они начали шутить, они вернулись к более серьезной дискуссии о различных религиозных взглядах на интимность, секс и любовь.
Новые толкования. Пока они говорили, я заметил другую подвижку, которая проявилась в качестве разговора Кена; он выглядел сейчас много делавшим для независимого мышления. Он начал вторично толковать о подробных аспектах философии МОСК, в то же время рассматривая возможность того, что философия может иметь «негативное» значение. Он начал громко интересоваться возможностью таких переводов священной книги индуизма, которые могут быть не всегда точными, тогда как буквальные переводы могут не иметь смысла. Брайан указал, что если буквально перевести эскимосскую речь, англоговорящий слушатель быстро придет в смущение, поскольку эскимосы всегда говорят о себе в третьем лице.
Как процесс, большая часть разговора в это утро и в начале дня выглядела более открыто направленной навстречу обеспечению Кена альтернативными гипотезами и объяснениями и различными видами информации, которую он, похоже, уже имел. Темой, объединявшей эти дискуссии, была не «позитивная» направленность к теологии, но скорее предоставление дополнительных обоснований для отрицания кришнаитской теологии.
С этой точки зрения Кен и Брайан обсуждали трудности, свойственные переводам пересекающихся культур, и «шум» в коммуникационных системах вообще. Они говорили об общении с детьми и о различных типах взаимоотношений между родителями и детьми. Отходя от темы общения к вопросам взаимоотношений, они затем заговорили о том, какие типы взаимоотношений характеризуются доминированием и контролем. Беседа оставалась довольно равно поделенной между депрограммистом (ами) и депрограммируемым. Потом Грег обсудил взаимоотношения некоторых гуру и последователей со своими женами и другими последователями, критикуя их за базирование на непропорциональном объеме власти. Грег говорил, что когда последователь заболевает физически, это потому что он духовно неразвит [по логике культа — прим. ред.], но когда у Прабхупады была зубная боль, то потому, что последователи не делали всего, что они могли сделать духовно. Сэнди затем спросил, как индуистская страна, вроде Индии, со строгими предписаниями относительно безбрачия, имеет одну треть мирового населения.
Команда депрограммирования опять подробно заговорила о мифах МОСК (и других религий) о мастурбации (например, МОСК говорит, что вы могли бы умереть или потерять рассудок; католические учителя Курта говорили, что он мог бы ослепнуть). Смеясь, Сэнди заметил Кену: «Какое значение все это имеет, если (согласно МОСК) в любом случае ты не есть твое тело?» Кен, смеясь согласился. Спустя некоторое время Курт, Сэнди и Кен продолжали подробно говорить о различных грехах и чувствах, которые имелись у Кена относительно секса во время пребывания в МОСК. Кену говорили о монотонном пении как о средстве подавления сексуальных чувств. Он вспомнил о времени. когда он провел весь день, убирая храм для визита Гурупады, а когда Гурупада прибыл, гуру сел и закрыл глаза, чтобы монотонно петь,… а затем быстро заснул.
Семейные взаимоотношения. Внезапно Курт остановил ход мысли Кена. Он спросил Кена, что вся эта информация и его новые мысли сказали ему о философии. Он, казалось, пытался застать Кена врасплох, чтобы как-то «испытать» его. Кен ответил: «Она лжет». Курт кивнул головой и, следуя дальше, спросил: «Какие самые крупные вопросы (о философии) у тебя есть или ты хочешь обсудить?» Кен ответил заявлением о своем желании знать больше о том, как философия воздействовала на воспитание детей и семейную систему. Как раз сейчас, заметил он, у него не было существенного мнения по этой теме. Курт спросил его, чего, по его мнению, он был лишен во время пребывания в МОСК. Кен быстро перечислил свои главные лишения: никаких гетеросексуальных связей, никакого уединения или независимости. Сэнди, напоминая вопрос, который Кен задал за день до этого, сравнил это с военной службой, которая допускает вышеперечисленное. Кен затем указал, что тотальное раболепство, недостаток самовыражения и клевета на свое «я» были тем, что он больше всего не любил в МОСК. В этот момент Курт спросил, чего ему больше всего недоставало от отца. Так как Кен посмотрел на него с удивлением, Курт объяснил, что мать Кена заранее открыла, что мистер Батлер был настроен крайне критически к Кену. Все еще удивленный, Кен подтвердил, что это было верно. Разговор становился очень приглушенным и очень серьезным. Кен заметил с очевидным несогласием, что его отец не воспринимал себя как слишком критичного. Курт: «Да, имеется много последователей и гуру, которые очень искренни, но это не помогает результату, который отражается на индивиде, получающем «хорошие намерения» искренних людей. «Все дело в том, как вы принимаете это». Вначале я подумал, что Курт просто сопоставляет взаимоотношения с гуру и его взаимоотношения с отцом для впечатляющего эффекта и в надежде, что эта критика могла бы быть эмоционально «запечатленной» в Кене.
Я ошибался. Курт попросил Кена обдумать, какой тип вредного воздействия весь этот критицизм мог иметь на него, как на ребенка. Теперь лежащее в основе предположение, похоже, заключалось в том, что Кен обдумывает, как его взаимоотношения с отцом могли содействовать его уязвимости перед весьма патриархальным восточным культом. Напряженное выслушивание открыло дорогу внезапному признанию: «У меня было отвратительное детство». Я был потрясен отсутствием смущения в голосе Кена; выбор времени у Курта оказался почти идеальным.
В ответ Курт открыл немного больше о себе. «У меня была проблема с наркотиками, и для этого имелась причина. Я имел прекраснее детство, но с 14 лет и дальше я попал в беду». Он заметил обнадеживающе, что его длинная история неприятностей не помешала ему измениться. Вспоминая предыдущий вопрос Кена, касающийся воспитания детей в МОСК, Курт вернулся к системе гуру кула (группа ухода за детьми и элементарного образования), замечая, как негативно весь этот критицизм воздействовал на детей.
Курт и Кен продолжали обсуждать формирование низкой самооценки у детей и то, как весьма критическая и клеветническая окружающая среда создает ничтожное чувство самооценки. Кен заметил, как, будучи последователем, он завидовал кришнаитским детям из-за предоставления возможности «продвигаться так рано в духовном плане» в жизни. Кен казался здесь возбужденным и выглядел очень поглощенным и внимательным, даже «на грани». Я хотел бы знать, не воспоминания ли о собственной биографии и несчастливом детстве воздействовали на него. Кен увел направление беседы от этой темы и вернулся обратно к некоторым своим юмористическим впечатлениям о других последователях и гуру. Курт ответил на эти колебания Кена (сопротивление?) и привел беседу обратно к детскому воспитанию. Кен попросил его оценить, насколько ребенок нуждается в любви, поддержке и внимании. Курт ответил: «Подумай лишь, насколько в этом нуждаешься ты, и удвой это».
Интерес Кена к детскому воспитанию в МОСК, видимо, напомнил Курту о видеокассете о гуру кула (исследовательский доклад из Техаса). Он нашел и подал из плоского небольшого чемоданчика видеокассету, но перед её проигрыванием он предупредил Кена о «плавании». «Сейчас просмотр этого может иметь некоторое вредное воздействие на тебя. Что я имею в виду, так это то, что много раз на этой стадии депрограммирования, когда кто-нибудь видит последователей, слышит монотонное пение… это может вызвать то, что обычно называют состоянием «плавания». Если это происходит, не беспокойся, мы можем об этом поговорить». Пока он устанавливал кассету, Курт описал логическое обоснование гуру кула в контексте того, как кришнаиты манипулируют людьми: «Они берут все проблемы в нашем обществе, которые существуют, затем они в десять раз их преувеличивают, а потом приписывают их каждому. Так каждый (за пределами МОСК) является несчастным». Затем Курт проявил философское отношение к жизни: «Если жизнь не имела бы своих подъемов и падений, (вы могли бы не оценить по достоинству подъемы»). Кен иронически напомнил Курту, что в кришнаитах он часто был несчастлив.
Гуру кула на видеокассете. Курт начал показ видеокассеты. Документальный фильм впервые обрисовывал историю гуру кула, их физический рост и основную философию. Затем последователь заявил интервьюеру, что движение могло бы расцвести и принести добро Америке, «если бы нас не критиковали слишком много». Курт остановил кассету и строго отреагировал: «Куда они придут от просьб не критиковать их? Сам президент не мог бы сделать такое заявление». Курт продолжал проигрывать видеокассету. У кришнаитских детей в гуру кула брали интервью, и они говорили о том, как им запрещалось писать родителям, как подарки, которые им посылались, никогда не были получены. Даже маленькие дети получали два холодных душа в день, чтобы снять сексуальные желания. В школе не было внешних учебных материалов (книг по истории, газет, радио и т.п.). По государственным стандартам преподаватели не имели соответствующей подготовки для того, чтобы учить. В один момент кришнаитский преподаватель подтвердил, что, хотя они шлепают детей, они не используют палки, как об этом заявляют бывшие приверженцы. Но когда бравший интервью спросил у ряда детей, как их бьют, они все ответили: «палкой». Кришнаиты также отрицали наличие каких-либо проблем с паразитами. Однако официальный представитель государственного здравоохранения докладывал о многочисленных случаях стригущего лишая, головных вшей и других телесных паразитов. Диктор говорил о том, как дети в гуру кула видят своих родителей только два или три раза в год. Нескольких детей потом спросили, не хотели ли они вернуться обратно к матерям. Они все сказали «нет». Когда их спросили, почему нет, они все дали один и тот же ответ: «потому что духовный мастер велел мне не возвращаться». Хотя их слова были явно отрепетированы, их страдальческая реакция на лицах была естественной.
В этот момент лента была остановлена. Кен пытался удержать слезы. Курт спросил Кена, посещал ли он когда-нибудь гуру кула или видел ли прежде этот документальный фильм. Кен ответил «нет». Но, опустив низко голову, он добавил: «Я имею к этому отношение».
Вопреки беспокойству Курта, что он, возможно, «плавает», Кен не вернулся к кришнаитскому самосознанию». В действительности он был очень взволнован очевидной эмоциональной болью и тоской, которую испытывали кришнаитские дети. Планировал это Курт или нет, связь для Кена здесь была. Видеокассета о гуру кула глубоко подействовала на Кена. Пониженным голосом и очень серьезным тоном Кен пояснил свои чувства: «Я был психологически оскорблен». Я не был уверен, комментировал ли Кен свои переживания в МОСК или несчастливое детство. Тем временем Курт вернул внимание Кена к страху в детских лицах.
Видеокассета о гуру кула продолжалась. Была вскрыта разница в качестве образования. Поскольку, согласно МОСК, девушки рождаются с меньшим природным интеллектом, они требуют меньшего образования. Кен продолжал выглядеть очень смущенным, но издалека. Он сказал Курту, что этот просмотр расстраивает его, но, несмотря на это, он хочет видеть больше. Курт снова проиграл интервью с детьми, лишенными матерей. Все спокойно слушали, пока Курт опять не остановил ленту для того, чтобы привести цитату из доктрины кришнаитов: «мы должны развивать отчужденность от всех таких иллюзий» (имея в виду родителей). Курт затем объяснил, что МОСК необходимо убирать все внешние поддержки, чтобы для приверженца оставалось единственное место, куда можно обратиться — МОСК. Тоталитарные группы резко осуждают «внешний» мир для того, чтобы их собственное пагубное окружение выглядело при сравнении выше. Он сравнил этот процесс с ребенком, который должен принизить других, чтобы сделать самого себя «большим». Гнев Кена рос по мере того, как говорил Курт, и он с пылом заявил, что хочет бороться против культов. Однако Сэнди умерил его пыл. Он сказал ему, что имеются способы выразить свое антикультовое мнение (не превращаясь в «антикультовый культ»), но что каждый есть индивидуальность, и «реальность заключается в том, что все, что вы можете сделать, это добиться» убеждения культистов и широкой публики в опасности культизма. Курт и Грег после этого начали устанавливать кассету с двумя местными ток-шоу. Первым было интервью с Дэниэлом Эпштейном, вторым было шоу, на котором я встретил Грега Стерна. Грег сказал Кену, что нужно смотреть в нашем шоу: неспециалистка, которая говорит, что она иудейка, когда в действительности она была кришнаиткой, и сбор денег кришнаитами в вестибюле студии при прекрасно видных надписях: «никаких выпрашиваний». После они начали говорить о «реабилитационном центре» (Свободный [бесплатный?] реабилитационный центр в штате Айова для недавно депрограммированных культистов). Курт объяснил, что такое «реабилитационный центр» и постарался ответить на вопросы Кена. Затем он очень по-деловому заявил, что поедет Кен в реабилитационный центр или нет, зависит от его выбора. Грег, однако, насчет реабилитационного центра был настроен серьезно. «Без этого, — сказал он, — я не думаю, что смог бы совершил спокойный переход обратно в общество». Курт продолжал довольно детальное описание реабилитационного центра (предлагаются рабочие мастерские, доступны книги), подчеркивая добровольный характер Свободного. «Они не примут вас, если вы не пойдете добровольно. Там нет сторожей, заглядывающих через ваше плечо». Курт потом заметил, что имеются другие возможности выбора, не только формальный реабилитационный центр, и что они могли бы, в конечном счете, обсудить эти другие возможности выбора более детально. Курт отметил, например, что бывшая кришнаитка, которую Кен знал в храме в Нью-Йорке, была теперь в школе, обучаясь на медсестру. К ней можно обратиться за длительной поддержкой. Так как Курт продолжал давать детальное описание реабилитационного центра, его программ, беседа стала окончательно однобокой (депрограммисты вели большую часть разговора) первый раз за многие часы. Затем они вернулись к видеокассете о Дэниэле.
Дэниэл и матери. На видеокассете кришнаитский представитель критиковал Дэниэла за присоединение к МОСК «по неправильным основаниям». Грег ненадолго прервал ленту, вспомнив, что последовательница, которую он никогда не встречал, рассказала прессе, что он не мог сдержать свою клятву безбрачия, ложь, которая действительно взбесила его. В этот момент мать Дэниэла (Эллен Эпштейн) пришла домой с работы. Она никогда не встречала Кена, и они обменялись приветствиями. Кен пошутил, что «восхитительный дом» Эпштейнов был весьма далек от «деревянной хижины в лесах, которую я ожидал». Улыбаясь, Эллен рассказала Кену, как четыре года тому назад она обещала его матери использовать дом Эпштейнов для депрограммирования Кена. Комментарий Эллен, видимо, вызвал благоговение Кена. Терпение и подготовка, которые привели к его депрограммированию (я вспоминаю мысль о том, что это было подобно экономии на обучение в колледже), казалось, не были потерянными на Кене. Повернувшись к своей матери, он воскликнул: «Здорово, ты, должно быть, экономила свои пенни!» Риса быстро ответила: «Ты лучше поверь в это… Вот почему я не имею цветного телевизора». Все еще благоговея, Кен покачал с сомнением головой. «Так вот почему ты не ходила в отпуск, а?» Здесь была краткая пауза, так как Кен обдумывал эту новую информацию, а затем быстро сделал саркастическое замечание: «Ты должна была только выйти на улицу и сделать санкиртан пару дней» (чтобы собрать достаточно денег для депрограммирования). Бурный хохот разразился по всей кухне и кабинету. Потом Кен вернулся к ленте, которая непрерывно проигрывалась с этого момента до своего конца.
Видеокассета оказалась больше заполнителем времени, чем подлинным информационным инструментом. Кен выглядел отдохнувшим, когда, время от времени, смотрел ее, водрузив ноги на кофейный столик. Передышка была короткой. Вслед за кассетой депрограммисты и Кен вступили в дискуссию о том, кто, в конечном счете, победит при захвате власти в МОСК сейчас, когда Прабхупада мертв. В ходе такой беседы они сравнили МОСК с мафией после того, как умер крестный отец. Они обсудили несколько историй о контрабанде культами больших сумм денег и наркотиков в страну и из страны. Приблизительно в этот момент очень скромно вошел Дэниэл Эпштейн, и вскоре после этого за ним последовал младший брат Дэниэла Раймонд. К этому времени Кен вновь занимал в разговоре, по крайней мере, 50% времени, так как он продолжал рассказывать больше о своем личном жизненном опыте. Но разговор распался на два, Кен говорил с Сэнди и Дэниэлом о санкиртане и сборе денег вообще (в различных организациях), в то время как Грег говорил с Куртом, Рисой и мной. Сэнди слушал, как Кен продолжал сравнивать МОСК с мафией. Дэниэл, который, главным образом, слушал, спросил Кена и Сэнди: «Где вы, парни, находитесь (в процессе депрограммирования)?» Кен объяснил, что он говорил об обращении в веру МОСК, как он был вовлечен и как он убедился, что должен оставить МОСК. Также, добавил Грег, они говорили и будут продолжать разговор о контроле сознания. Курт пытался перенацелить разговор. Он шутливо спросил Грега, куда тот хотел идти дальше (в депрограммировании), затем быстро отказался от вопроса. Курт не хотел, чтобы кто-либо ошибочно принял его шутку за серьезный вопрос: «Я только пошутил, я действовал так, как если бы Грег командовал». Грег громко выругался, продолжая шарадой: «Это верно, что я могу сказать?» Все засмеялись. Но разговор опять разделился на две отдельные одновременные беседы, причем Кен продолжал говорить исключительно с Дэниэлом. Грег упомянул телевизионных евангелистов, и Кена умоляли присоединиться к этому разговору. Кен с издевкой громко поинтересовался, не стояло ли в имени Прабхупады «А. К». как обозначение «Анти-Христ». Курт был занят установкой в видеокассеты со мной и Грегом на шоу Маури Пович. Когда это было сделано, Курт призвал к тишине.
Комментарий. Я нашел, что краткое признание борьбы за власть между Грегом и Куртом должно заслуживать внимания. В течение всего времени депрограммирования власть и контроль были лежащими в основе скрытыми спорными вопросами. Частично этот конфликт был вполне обычным. Власть и контроль являются проблемами, которые должны решать, скрытно или открыто, все ориентированные на выполнение задачи группы (Cartwright and Zander, 1968). Но депрограммирование является процессом высоко специализированной малой группы. В этом депрограммировании, как и в большинстве, имелся предварительно намеченный «лидер команды» депрограммирования (Курт). Но невозможно заранее предсказать. который депрограммист будет наиболее способным установить взаимопонимание с культистом, или который депрограммист будет иметь наилучшее «управление» в данной ситуации. Более того, степень взаимопонимания может меняться при межличностной «близости», перемещающейся между различными парами или триадами. В этом депрограммировании Грег и Кен, похоже, установили тесное взаимопонимание, как ожидалось и на что надеялись. Но Курт был наиболее вездесущим депрограммистом, и это постоянство, само по себе, также, видимо, имело влияние на итог «связи» между депрограммистами и депрограммируемым. Курт показал относительно гибкий, но в конечном счете неуступчивый, контроль над депрограммированием Кена. Он мог уступить и поступался своим контролем то здесь, то там, но всегда было ясно, что это временно и по усмотрению Курта. Замечания, сходные с колкостью по отношению к Грегу, типично изложенные с юмором, появлялись, чтобы служить вехами и замедлителями процесса. Они снимали напряжение скрытых подвижек контроля и, видимо, ставили других депрограммистов «на место» без выталкивания на поверхность какого-либо лежащего в основе антагонизма.
Обратно на дорогу. Беседа между депрограммистами и депрограммируемым продолжала двигаться по различным, несосредоточенным направлениям. Кен и Сэнди снова говорили о том, как лидеры культов претендуют на то, что их собственные физические недомогания (и даже смерти) являются результатом проникновения в их «духовные и физические сущности» грехов или зла других. Затем они обсудили участие МОСК в контрабанде оружия. С включением в разговор брата Дэниэла Раймонда разговор перешел в дискуссию с преобладанием мужской темы о новом, меньшем и более мощном автомате Узи. Тем временем на видеокассете (между показами двух бесед) наше внимание захватила комедийная пародия на психологии и снова у всех вызвала смех. Количество шуток вокруг на третий день определенно выросло, заставляя даже Кена обратить на это внимание: «Послушайте, разве мы здесь только для забавы, или мы продолжаем депрограммировать меня?.. Я хочу вникнуть в (материал)». Курт, действуя по реплике Кена, более сильно проявил свое доминирование. Призывая всех к молчанию просто взглядом, он спросил: «Ты хочешь включиться в депрограммирование?» Кен ответил утвердительно. Курт полушутливо нажал на депрограммируемого: «Ты уверен?» Кен стал напористым: «Да. Я хочу слушать кассету, где Вишнупада защищает Джайятирту». Последовала короткая дискуссия о тои, где находилась кассета (Кен не был уверен, что она у него с собой). Курт спросил Кена, не мог ли он одолжить весь материал, который принес с собой, за исключением своего дневника. Коллекция Курта с материалом об МОСК была по-своему легендарной в кругах депрограммирования; он собирал ее годами у успешно депрограммированных приверженцев. Кен, однако, заартачился. «Нет… ты даже не мой гуру, приятель». Все захохотали, и даже Курт должен был ответить: «Ты считаешь, что я до сих пор не должен быть повышен до статуса гуру?» Необоронительный ответ Курта вызвал другую волну смеха. Кен и Курт затем начали рыться в рюкзаке Кена, в то время как Кен объяснял его содержимое. Кен натолкнулся на свой дневник и остановился, чтобы прочитать Курту некоторые свои записи. Материал был посвящен гуру и МОСК, и я был удивлен, что Кен читал его и смеялся без какого-либо намека на смущение. Мне показалось, что Кен уже начал отделять и отрицать свое недавнее кришнаитское прошлое. Будет ли эта оборонительная позиция облегчать или препятствовать процессу конечной интеграции? Потом Кен предложил Курту некоторые из своих личных бумаг, но Курт отказался, рекомендуя вместо этого Кену хранить их, чтобы он мог обращаться к ним в будущем для получения возможности дальнейшего проникновения в свое мышление во время пребывания приверженцем. Кен, однако, настаивал, и они достигли компромисса. Кен будет хранить бумаги, а ксерокопии даст Курту. После этого Кен дополнительно почитал свой дневник. Все сосредоточились на Кене с огромным интересом. В записях Кен выражал некоторые из своих сомнений, но было вполне очевидно, что он испытывал чувство вины и все свои сомнения приписывал майе. Он неоднократно просил очищения и докладывал об улучшении самочувствия после того, как был очищен своим гуру. Однако, похоже, ничто не освобождало Кена от огромной вины из-за его периодических «здоровых» мыслей и сексуальных импульсов.
Кен продолжал читать из своего дневника, просматривая, о чем он думал только несколько дней тому назад. Он время от времени останавливался, чтобы прокомментировать свои мысли Курту и Сэнди. Некоторые из его сомнений существовали годами. Никто этого не комментировал, но я был поражен тем, как Кен мог иметь такие сильные сомнения и так долго оставаться в движении. Спустя около 20 минут Курт попросил Кена подождать с чтением оставшегося до того, как придет Дара. Затем Курт спросил Кена, когда он хочет поехать в Айову (для реабилитации). Кен ответил, что в субботу или воскресенье. Он колебался, однако, потому что «существует так много того, что я должен преодолеть (здесь) и я не хочу (уехать преждевременно)». Курт объяснил, что ситуация депрограммирования была ситуацией, служащей убежищем, и они не хотели, чтобы он оказался слишком захваченным ею. Скоро могло прийти время двигаться дальше, даже если Кен был слегка дрожащим. Если Кен не будет готов к воскресенью, они подождут. Чем возвращаться к кассете с шоу Маури Пович, Курт тогда решил включить другую видеокассету — документальный фильм, озаглавленный «Да будет воля твоя», который был сосредоточен на бойне в Джонстауне [секты] Народный Храм в частности и на культах вообще.
Видео-марафон. Третий день депрограммирования превратился в видео-марафон. После «Да будет воля твоя» депрограммисты на короткое время перешли обратно наверх, затем вернулись в кабинет для просмотра «Билета на небеса», полуторачасового фильма, основанного на жизненном опыте бывшего члена Церкви Унификации. Кен и Сэнди начали разговор о том, как идеологическая обработка Церкви Унификации сравнима с методами МОСК. Я нашел мучительно трудным оставаться молчаливым и отдаленным как во время фильма, так и во время обсуждения, которое последовало, так как «Билет на небеса» так близко подходил к описанию именно моего собственного опыта в качестве стажера Церкви Унификации. К настоящему времени я чувствовал; личный вклад во вновь восстановленную свободу Кена, и с трудом сдерживал свое собственное возбуждение как наблюдатель этой драмы. Когда, наконец, Кен задал вопросы о моем опыте, я отвечал ему эмоционально и подробно.
Поздний вечер. Обсуждение, вызванное «Билетом на небеса», переместилось на кухню, когда вскоре после 9 часов вечера нас позвали обедать. Кен продолжал есть несколько по-спартански, в то время как мать с любовью суетилась вокруг него и побуждала его есть столько, сколько он хочет, из множества вегетарианской и невегетарианской пищи на столе. В то время, как мы ели, Кен продолжал устанавливать связь своих личных переживаний с теми, что были у героев «Билета на небеса». Мне казалось, что он находит, по крайней мере, столько же различий, сколько сходства. Обед длился 20 минут. После обеда мы пошли обратно в кабинет, чтобы смотреть другие видеокассеты, начинающиеся с «Хэйри Кишкас», комической пародии на МОСК, которая появилась в «Разгаре ночи», позднем ночном шоу-варьете. Кен нашел это не очень интересным. Я сам не думал, что все это было смешно. Около 11 часов вечера Сэнди прогнал свою копию «Волны», шумно разрекламированного критикой антифашистского документального фильма, о котором я слышал, но никогда не видел. Я был искренне взволнован возможностью посмотреть эту видеокассету, которая основана на подлинной истории о преподавателе социальных наук, который в качестве уроков «живой истории» инспирировал в своей средней школе молодежное движение, названное «Волна». Учащиеся были легко вовлечены в движение, и на деле значительное число из них были в действительности эмоционально испорчены этим движением. Финальная сцена происходила на большом школьном митинге, на котором преподаватель кадрами кинохроники раскрыл сотням нетерпеливо ожидающих пылких юношей и девушек личность «национального лидера» «Волны»: Адольф Гитлер. Кен был взволнован этим документальным фильмом приблизительно так же, как он был взволнован более ранней видеокассетой о гуру кула в Техасе. За «Волной» около полуночи почти немедленно последовал документальный фильм о возникновении нацистских СС. Казалось, что депрограммисты пытались провести параллели между МОСК и фашизмом. Суть: насилие есть неизбежное проявление тоталитаризма. Вслед за фильмом об СС Сэнди и Курт показали документальный фильм, озаглавленный «Армии правых», с хроникой роста полувоенных крайне правых организаций (например, Минитмены) в подпоясанной Библией Америке. Кен со здоровым аппетитом поедал подслащенную овсянку с добавлением орехов и изюма (гранолу), смотря заворожено фильмы. Наконец, вскоре после 1:45 ночи, Сэнди и Курт объявили. что все должны пойти поспать. К этому времени даже Кен был измучен. Сразу же перед 2 часами ночи Кен пошел наверх в постель. Сэнди и Курт кратко обсудили, какой из баров может быть открыт, и вскоре после этого они ушли. Я спал на кушетке в кабинете (рядом с Брайаном) к тому времени, когда они вернулись.
Четвертый день: утро.
Я проснулся около 9:30 утра. Была пятница, и через большие стеклянные окна ярко сверкало солнце. Эпштейны уже ушли на работу. Раймонд Эпштейн на кухне разговаривал с Сэнди. В воздухе распространялся запах свежего кофе. Брайан также бодрствовал в кресле недалеко от кушетки, которая служила мне постелью. Доктор философии, кандидат по информации, Брайан был самым академически ориентированным депрограммистом в команде Курта, а поскольку я был искренне заинтересован в его хорошем знакомстве с философией науки и формальной логикой, я служил приятной аудиторией для его длительных бесед. Во время перерывов в депрограммировании он часто говорил со мной о книгах и статьях, которые он находил разъясняющими депрограммирование и особенно относящимися к делу. Когда в то утро я оказался полностью пробудившимся, Брайан незамедлительно начал говорить мне о книге, которую он недавно прочитал, «Люди в затруднительных положениях» Уэнделла Джонсона.
Около 10:45 Кен спустился вниз. Он спросил, нет ли каких-либо видеокассет, которые были бы веселыми, или, по крайней мере, легче, чем эмоционально иссушающие кассеты, которые мы видели в последнюю ночь. Сэнди вытащил один из последних фильмов Джерри Льюиса «Разбиваясь вдребезги». Незадолго до полудня прибыл Грег Стерн. Он сел посмотреть конец фильма «Разбиваясь вдребезги». После фильма Кен сказал Грегу, что он еще заинтересован в том, чтобы увидеть шоу Маури Пович, в котором у нас с Грегом брали интервью. Через сорок пять минут пришла в гости жена Брайана, Стефания, беременная их первым ребенком. Стефания, которая в прошлом была мунисткой, оказалась заинтересованной в моем собственном жизненном опыте и деятельности, включая мою докторскую диссертацию. Мы проговорили почти час.
Была вставлена другая видеокассета, и пока Кен смотрел «Доклад Мура», я задумался над своей записной книжкой. Объем информации, выданной Кену, казался мне подавляющим. Я задавал себе вопрос о сходстве между этим процессом и «информационной перегрузкой», используемой культистами, чтобы манипулировать изменением точки зрения. Но цель, похоже, заключалась в том, чтобы дать источники получения информации и информацию в ответ на постоянно задаваемые Кеном вопросы и обеспечить его длительный успех в соединении этой новой информации и увязывании её с его личным опытом. Депрограммисты питали Кена информацией так быстро, как он мог воспринять ее. Что касается информационной перегрузки, то единственное различие между этим процессом и культовой«промывкой мозгов», похоже, заключалось скорее в содержании, нежели в процессе. Во-первых, видимо, у Кена был ненасытный «информационный голод». Во-вторых, культы используют дезинформацию, тогда как депрограммисты явно используют «правду». Казалось, Кен нуждался в постоянно звучащем питании для своих идей и в находящемся постоянно под рукой источнике подтверждения, по мере того, как он устанавливал все больше и больше связей.
Четвертый день: полдень.
Дискуссия, вдохновленная исследованиями религиозных культов в «Докладе Мура», длилась почти два часа. Кен, который, несмотря ни на какие усилия депрограммистов, все еще не спал больше, чем он обычно спал в МОСК, наконец выглядел усталым. Депрограммисты предложили небольшой дневной отдых, и на этот раз Кен охотно согласился.
Попытка Кена отдохнуть днем, в конце концов, провалилась. Он жаловался на то, что был чересчур беспокойным. «Мой мозг включился в соревнование… Существует слишком много того, что я хочу знать». Депрограммисты снова привели видеомагнитофон в действие. Мы смотрели и обсуждали появление Грега Стерна против последователей и апологетов МОСК в нескольких других разговорных шоу. Так как кришнаиты уклонялись от вопросов и время от времени лгали, Кен указывал на то, что происходило или что кришнаиты могли думать.
Кен бросает вызов депрограммистам. Было почти 5:30 вечера. В этот момент Брайан и Стефания вернулись и начали обсуждать с Кеном вопрос о реабилитационном центре. Жена Брайана подробно говорила о своих собственных переживаниях в Айове. На протяжении депрограммирования Кен указывал на расхождения между своим собственным опытом и опытом других бывших последователей, как о нем рассказывали Грег или другие депрограммисты. Как только они перестали считать, что Кен скрывает свои истинные чувства от них, депрограммисты, как правило, слушали расхождения во мнениях со стороны Кена без оборонительной попытки путем разговора разубедить его. Теперь, явно в ответ на лежащее в основе предположение, что он посетит реабилитационный центр, Кен начал критиковать некоторые направленные против МОСК материалы, которые он видел на протяжении нескольких последних дне. Он заметил, что различные храмы имеют различные стандарты, и что холодный душ не требуется во всех храмах. Что касается его самого, он принимал холодный душ в первый год в качестве последователя, но затем, когда он «впал обратно в майю», то начал принимать теплый душ. Кен еще использовал термины МОСК, чтобы описать некоторые из своих поступков и переживаний. Я начал беспокоиться, не «сползал» ли он здесь «обратно». Кен вел сейчас почти весь разговор, с «другой стороны» большую часть беседы вела жена Брайана. В середине этих, временами горячих, дебатов позвонил телефон, и я вышел на кухню с Грегом. Курт, Грег и я обсудили прогресс Кена, так как дебаты в кабинете продолжались. Разговор Кена был смесью саморазоблачения и цитирования доктрины. Кен спросил Стефанию о ее опыте в Церкви Унификации. Стефания в ярких красках описала свое пребывание в Реабилитационном центре, подчеркивая снимающую напряжение атмосферу и степень автономии там.
Депрограммисты отвечают. Так как Кен показал возрастающий интерес к мунистской доктрине и тому, как она сравнима с теологией МОСК, Брайан начал отмечать некоторые из различий в двух культах во взглядах на женщин. Хотя оба культа клевещут на женщин, у мунистов женщины могут быть агрессивными и могут возвышаться в своих собственных рядах до тех пор, пока не получат много власти. Теологически это потому, что в мунистской массе сильна концепция «духовной семьи», и целомудренная мать играет важную, хотя и подчиненную, роль внутри семьи. В МОСК женщины играют только подчиненную роль. Их статус даже более низкий, чем статус мунистских женщин. В этот момент вновь вступил в разговор Сэнди. Курт и Кен подробно говорили об изгнании Джайятирты из МОСК. Курт заметил, что хотя МОСК, в конечном счете, удалил Джайятирту, это было скорее не ответом на злоупотребления, а больше ответом на неблагоприятную публичность и замешательство, вызванные Джайятиртой. Курт затем прочитал литанию криминальных обвинений (взятых из газет) против кришнаитов и несколько статей, в которых юридические чиновники отмечали, что добиться признания виновными трудно, поскольку МОСК уводит обвиненных кришнаитов из-под юрисдикции законных силовых органов, или они меняют фамилии, делая затруднительным их поиск. Он предположил, что МОСК виновен в гораздо больших преступлениях, чем действительно определяет в настоящее время уровень обвинительных заключений против его членов. После прочтения длинного списка Курт, похоже, бросил вызов Кену.
«Но все это — случайные совпадения, а?» В конфронтационном тоне, который удивил меня, Курт сказал Кену, что он мог бы быть неосознанно сообщником в контрабанде наркотиков, если бы ездил в Индию. Кен заметил, что он предполагал поехать в Индию в ближайшем будущем. Потом Курт рассказал Кену о местной последовательнице, которая была арестована за контрабанду наркотиков в пишущих машинках. При ней было письмо от её храма, описывающее, как упаковать пишущие машинки так, чтобы наркотики нельзя было обнаружить (хотя наркотики не упоминались, письмо говорило: «убедись, что это закамуфлирован»). Курт спросил Кена, подверг бы тот сомнению прямой приказ привезти что-то из Индии без прохождения таможенного досмотра. Кен ответил отрицанием; он бы не подверг это сомнению. Кен выглядел взволнованным. Он удивлялся, почему он никогда не слышал этих рассказов, пока был внутри МОСК. Курт объяснил, что информация была закрытой, а культисты относительно низкого уровня не вовлекались в планирование таких эскапад.
Анализ вызова. В этот момент процесса Курт явно был согласен позволить другим депрограммистам вести большую часть текущего разговора, в то время как он наблюдал за ними и убеждался, что ничто не выпускается из рук. После второго дня депрограммирование стало несколько более расслабленным и неформальным, с упором на видео и аудиозаписи. Когда Курт нечаянно услышал, как Кен критикует некоторые из направленных против МОСК материалов, он решил, что наступило время бросить вызов депрограммируемому относительно того, что, по его мнению, действительно имело значение, криминального поведения МОСК и игнорирования как личностных, так и общественных моральных норм. Основная идея: принуждали Кена или нет принимать холодный душ, было тривиально. Возможность сползания Кена обратно, однако, не была тривиальным моментом, и это не было упущено Куртом.
Существовал дополнительный спорный вопрос, который заботил Курта и усиливал его бдительную позицию в отношении Кена. Кен часто преступал правила МОСК, и МОСК до определенной степени терпел это отклоняющееся поведение. Среди депрограммистов МОСК имел репутацию одного из самых суровых культов, со строгим набором правил, которые для начинающих членов было очень трудно нарушить без ощущения страшной вины. Хотя Курт не обладал формальными психиатрическими диагностическими навыками, он знал, что непослушание Кена в МОСК могло быть знаком не сильного индивидуализма, но возможных антисоциальных тенденций. Это означало, что Кен мог быть более трудным для «полного» депрограммирования, чем «средний» кришнаитский приверженец. Это также означало, что Курт должен был работать сверхнапряженно, чтобы быть уверенным, что сползания обратно не будет. (Курт оказался прав. Год спустя после собственного депрограммирования Кен ассистировал другому депрограммисту в ряде депрограммирований кришнаитов; лидер его команды депрограммирования сказал мне, что иногда казалось, что они полностью снова депрограммировали Кена в дополнение к своему действительному депрограммируемому).
Депрограммисты делают рывок. Курт продолжал напоминать Кену об антисоциальной модели поведения МОСК. Он зачитал из небольшой кришнаитской афиши описание МОСК как «современного движения… это не религия». Однако, в телевизионных разговорных шоу, которые мы смотрели, представители МОСК постоянно ссылались на движение Харе Кришны как на «вечную религию», клеймя в связи с этим её критиков как противников религий или антииндуистов. Кен, желавший узнать название и происхождение афиши, спросил Курта, «как это называется». Курт резко ответил: «Это называется говорить все, что заблагорассудится, чтобы это подходило к ситуации… Они (такие лжецы)!» Брайан присоединился, противопоставляя астрономию и математику МОСК, отмечая, что если индуистская космология так точна, а западная космология фальшива, тогда почему навигация базируется на греческой математике и космологии? Почему римляне колонизировали Европу, а затем европейцы колонизировали Северную Америку? Почему не Индия сделала это? Этот аргумент был слишком абстрактным и в чем-то потраченным зря на Кена. Было два разговора, которые велись одновременно. Брайан говорил с Кеном, в те время как Курт говорил с Сэнди. Обе беседы были сосредоточены на развенчивании доктрины МОСК, хотя Брайан представлял Кену абстрактные аргументы и логику, пытаясь объяснить, как развивается наука и как теории становятся фактами. Кен цитировал взгляд МОСК на теорию создания Вселенной путем большого взрыва: «Если вы бросите динамит в кухню, порядок или хаос будут результатом этого взрыва?» Брайан пытался обратиться к «стандартному» критицизму МОСК в отношении постэйнштейновской астрофизики, но Кен был не в состоянии следовать за ним.
Так как Кен продолжал обсуждать с Брайаном космологию и теологию, беседа стала самой абстрактной с того времени, как началось депрограммирование. (Брайан позднее осознал, что не справляется, начал больше слушать и комментировать, чем пытаться объяснять). Тем временем Курт был занят напряженной дискуссией с Сэнди и Грегом о том, что им нужно было охватить у Лифтона. Курт затем перешел в кухню; Грег присоединился к Брайану и Кену. Они обсуждали различные понятия «души». Поскольку явно единственным, что знал Кен по этому вопросу, было то, что он выучил в МОСК, он цитировал, главным образом, доктрину. Вмешался Брайан и начал объяснять процесс проверки истинности. Он с жаром принялся приводить пример. Если МОСК говорит, что раз вы не поете нараспев, ваши дети будут демоническими, то мы должны, в первую очередь, определить, что такое «демонический». Такие поступки, как ложь и мошенничество могут быть показателями демонической одержимости. Затем понаблюдаем за детьми как родителей-кришнаитов, так и родителей-некришнаитов. Есть ли здесь корреляция между недемоническим поведением и монотонным пением? Если нет, мы должны испробовать другую теорию. Одна теория может заключаться в том, что определенные типы выращивания и воспитания детей, независимо от того, занимаются или нет родители монотонным песнопением в честь Харе Кришны, ведут в результате к «дурному поведению» детей. Если эта теория является лучшим предсказателем детского поведения, то тогда эта теория должна быть ближе к «истине». Хотя он, видимо, не во всем следовал линии аргументации Брайана, Кен, наконец, установил связь с этой абстракцией. Он истолковал пример Брайана, обсуждая то, как в МОСК было принято как факт, что, когда сталкиваешься с испорченными невежливыми кришнаитскими детьми, это означает, что их родители не исполняли свои циклы[монотонного пения]. Если родители монотонно пели свои циклы, тогда они не делали этого с достаточной «преданностью».
Обед и возвращение к видеокассетам. Становилось поздно. Стефания прервала депрограммистов, чтобы спросить, не хочет ли Кен пиццы; он попросил грибной пиццы. Пока они ждали пирогов, Грег и Кен обсуждали нелепости, присущие вере в перевоплощение. Я заметил, что когда говорил Брайан, Кен редко говорил что-нибудь. Теперь, когда Грег снова вступил в дискуссию, беседа, похоже, возвращалась к своему более справедливому равновесию.
Стефания и Риса вернулись на кухню, чтобы готовить и убраться. Сэнди присоединился к разговору, и дискуссия вернулась к более общим религиозным вопросам (например, природе Бога). Сэнди продолжал поддерживать разговор в относительно юмористичном и легком духе. Это был явно его стиль и большая часть его умения построения взаимоотношений. Кен ел свою грибную пиццу и, казалось, действительно наслаждался этим. Грибы рассматриваются МОСК как средство, усиливающее половое чувство, и, таким образом, запрещены. Он отметил, как много времени прошло с того момента, когда он ел грибы. Курт коротко рассказал о грибах, вызывающих галлюцинации. К этому времени все ели, и разговор оставался сосредоточенным на МОСК. но был изящно легким и пересыпался шутками.
Грег полушутливо спросил Кена, каким будет его метод очищения теперь, когда он перестанет монотонно петь Харе Кришна. Кен: «О, тога делится. Большой бонг и большой донг». Грег не рассмеялся на это (я почувствовал, что это составляло форму «юмора висельника»), хотя он признал это: «О, это вид очищения». Курт заметил, что, вероятно, время подумать о сне. Сэнди издевательски зачитал некоторые объявления о ряде кришнаитских и других восточных религиозных предметов материальный культуры с обещаниями, что они будут выполнять все виды магических действий. Кен и Грег говорили о кришнаитских рецептах, названных по имени гуру, и опускали шутки о них. Потом Кен добрался до нескольких принадлежавших Курту экземпляров «Назад, к власти Бога» и начал насмехаться над некоторыми статьями и подписями под рисунками. Вернулся Курт и объявил, что он собирается проиграть оставшуюся часть «Доклада Мура». Он хотел, чтобы Кен увидел интервью с Конвэй и Зигельманом, авторами «Слома».
«Доклад Мура» продолжался интервью бывших культистов и Роберта Лифтона. В то время, как проигрывалась кассета, было очень мало обсуждения, за исключением небольших комментариев (обычно согласия с тем, что было сказано) то здесь, то там. Когда диктор обсуждал использование страха, Кен комментировал свой собственный опыт со страхом в МОСК. Вслед за «Докладом Мура» был другой документальный фильм, который также включал раздел о Реабилитационном центре с интервью с Куртом. Кен внимательно смотрел эту часть.
Когда видеокассета подошла к концу, Кен заговорил о попытке поспать. Все согласились, что это была бы хорошая идея. Некоторое время Кен и депрограммисты попытались обсуждать «Доклад Мура», но было ясно, что Кен утомился. Курт полушутливо приказал Кену идти в постель. Кен подчинился.
Выполнение поручений. Курт и Сэнди использовали это время, чтобы инвентаризировать свои запасы. Обычно депрограммисты вели учет продуктовых запасов в определенный момент каждый день. Затем одного из депрограммистов назначали закупать продовольствие. Депрограммисты питались хорошо, но не дорого. Продовольственные деньги включались в общий счет за депрограммирование. В этот вечер общее продовольственное снабжение было в хорошем состоянии, но у депрограммистов был недостаток пива, Твинки и сигарет. Курт прикинул, что эти предметы; (за исключением пива) можно было легко приобрести в передвижном магазине, вроде «С семи до одиннадцати» или Вава. Мы отправились вместе с Сэнди и Брайаном.
Поездка в Ваву и обратно закончилась, заняв два часа. Она стала прогулкой, короткой передышкой от затворничества и постоянной необходимости все время действовать. Брайан провел несколько телефонных переговоров. Курт закупил не только продукты, но и поздравительные открытки. Сэнди смотрел журналы. После совершения покупок мы сели на бордюрный камень и немного поговорили. Затем мы покинули магазин, и Курт поехал к дому Криспо. Курт депрограммировал дочь Криспо около года тому назад. Я подождал в машине, пока Курт наносил визит. Хотя я знал эту семью (они были направлены к Курту через мою консультационную практику, Терапию возвращения, информационную справочную сеть), я не был приглашен для визита и не просил об этом. Это род «светского визита», видимо, является весьма обычной практикой среди депрограммистов, которые сильно полагаются на переданные из уст в уста справочные данные и другие общественные контакты в пространной, неформальной антикультовой «сети» пострадавших семей. Кроме того, депрограммирование является настолько личным, интенсивным и эмоциональным (и дорогим), что во многих случаях семьи и депрограммисты, похоже, становятся надежными друзьями на долгий срок.
Случайный разговор и моя борьба с излишним участием. Вслед за визитом в семью Криспо мы направились обратно в дом Эпштейна. Все остальные отправились спать. Мы распаковали наши продуктовые сумки и поставили пиво, содовую и молоко в холодильник, а упакованные товары (твинки — сухие крендельки, посыпанные солью, хрустящий картофель) — в прачечную комнату. Пиво с шумом было открыто, и казалось, что все расслабились. К этому моменту я почувствовал, что полностью и чрезмерно увлекся процессом депрограммирования и депрограммистами. Так как Курт и Сэнди пили и курили, я почувствовал неожиданное сильное желание присоединиться к ним. Итак, я схватил пиво, взял на дармовщинку сигарету и тоже закурил и стал пить. В то время, как выпивка не была мне чужда, курить я бросил девять месяцев тому назад. Для меня это был рецидив, однако, это также давало такое хорошее ощущение. В тот вечер я значительно утратил в степени профессионального дистанцирования. Я знал это, когда это случилось, но меня это, похоже, не заботило. Наконец, депрограммисты решили направиться снова на улицу, в бар. Как обычно, эта увеселительная прогулка была строго ограничена Куртом и Сэнди. Я почувствовал нечто вроде паники, вызванной моей собственной явной потерей контроля (то есть, мое курение), так что я был рад, что Курт и Сэнди, в сущности, дали мне легкую возможность оставить Эпштейнов и вернуться в свой собственный дом. Я сел в автомобиль и поехал домой.
Сэнди объясняет депрограммирование. Я вернулся обратно в дом Эпштейнов около 9 часов утра. Был прекрасный мягкий весенний день. Меня впустил в дом охранник Джордж. Вскоре после этого вниз спустилась Бет Эпштейн, чтобы позавтракать перед уходом на работу в уик-энд. В тех немногих случаях, когда я видел ее, Бет всегда выглядела раздраженной. Вообще она выглядела расстроенной и обеспокоенной этим вторжением людей. Она не очень много общалась с командой, и обычно, видимо, только пыталась вести свою жизнь, как будто ничто ей не мешало. Бет и Джордж были единственными бодрствующими людьми. Пока мы пили кофе, я слушал болтовню Бет и жалобы на работу и друзей до тех пор, пока она не ушла вскоре после 10 часов утра.
Все еще спали, поэтому я ушел в кабинет поработать над своими записями и прочитать статьи, которые одолжил мне Брайен. Как раз перед полуднем спустился вниз Сэнди. Кен еще спал и проспал еще некоторое время после полудня, его самый длительный период сна с того времени, как началось депрограммирование. Пока я просматривал свои записки, Сэнди спросил, что я думаю о том, что наблюдал до сих пор. Мы вынесли несколько стульев во внутренний дворик с бассейном, и этот вопрос привел к долгому обсуждению взгляда Сэнди на процесс депрограммирования.
По мнению Сэнди, первая задача депрограммирования состоит в том, чтобы разоружить лидера, внимательно прослеживая противоречия между групповым публичным имиджем и тем, как действительно он ведет себя «за закрытыми дверями». Затем депрограммисты разоблачают священную книгу; они указывают противоречия между доктриной группы и её действиями. При принудительном депрограммировании затем следует литература с материалом по преобразованию мышления. При добровольном депрограммировании (также широко известном как «консультирование о выходе») депрограммист должен быть более острожным. Депрограммисты должны разоблачать доктрину и показывать противоречия в том, что говорит лидер, но они не должны прямо атаковать лидера: «Работайте с обманчивостью. Вы не атакуете лидера так сильно, как вы это делаете в отношении некоторых вещей, которые он мог высказать, вне контекста (то есть, что лидер использовал вне контекста) или исторически неточно. И затем давайте им преобразование мышления, а тогда опровергайте лидера отдельно, добровольным путем (депрограммированием)». Я спросил, почему с лидером обращаются более деликатно при добровольном варианте. Сэнди ответил: «Потому что (когда) вы включаетесь в добровольную ситуацию, большинство из этих парней действительно замкнуты на лидера, они думают, что это почти божества, вы знаете, идолы. Вы начинаете опровержение их отдельно (слишком рано) и это ведет к тому, что они закрываются от получения чего-либо другого». Конечно, «это зависит от лидера». В определенных пределах культист даст вам знать, что он или она могут выслушать сначала.
Сэнди продолжал говорить о том, как они дают принудительно депрограммируемым знать, что будет происходить: «Мы говорим им, что то, что мы хотим сделать — это разобраться с философией, с лидерством, с его основанием, а затем мы хотим углубиться в процесс преобразования мышления, чтобы дать (им) структуру для объединения всего этого материала вместе». Чаще всего это говорится культисту на пути к месту депрограммирования. Сэнди объяснил: «Да, мы чистосердечны и открыты относительно этих дел, здесь незачем скрывать что-то». Я заметил, что это могло дать культистам способ наметить свои действия, которые могли бы быть опасными (для депрограммистов), если культист пытается «сплутовать» при этом. Сэнди ответил: «По этим направлениям они много не думают… Большинство из них достаточно серьезно напуганы, а мы только пытаемся дать им знать, что существует план, есть определенная последовательность, которой мы собираемся следовать… и мы снимаем этот покров таинственности… Они напуганы, (они верят), что сейчас ими владеют демоны».
Сэнди и Курт говорят культисту, что он встретит бывших членов, которые имеют похожий опыт, а Сэнди поделится своим опытом в группе. Здесь будет мало сюрпризов. «Во время перемещения мы, в основном, просто хотим их успокоить. Я говорю им, что «если то, что мы имеем, является тьмой, а то, что вы имеете, — светом, то нет такого количества тьмы, которая собралась бы преодолеть свет. Так что не о чем беспокоиться. Вы являетесь единственным, кому нечего терять. Ваши родители приобретают шанс никогда не увидеть вас снова, если вы уйдете в подполье, измените фамилию, покинете страну. Мы приобретаем шанс уголовных… обвинений, которые будут нам предъявлены. Наряду с вашими родителями, которые также получают такой шанс. Вы единственный, кому нечего терять. Либо ваша вера продолжает оставаться сильной, либо вы увидите, что это не место, где вам следует быть». Я спросил Сэнди, действительно ли эта маленькая речь всерьез успокаивает культистов. Сэнди сказал, что они относились по-разному, но что «это дает им нечто, о чем нужно подумать». Затем он обычно добавляет нечто вроде: «Посмотрите, вы можете проверить любую истину, и если в ней есть правда, тогда она пройдет проверку. Истина всегда выдерживает». Депрограммисты используют в своих интересах веру культиста, что его группа владеет абсолютной истиной. Сэнди объяснял: «Это не был бы культ, если бы он не имел абсолютной истины. Это, конечно, понятно. Они знают, что владеют абсолютной истиной, мы знаем, что они думают, что владеют абсолютной истиной». Что доходит до них, продолжал Сэнди, так это когда спустя некоторое время депрограммист начинает использовать жаргон культа. «Тогда они знают, что вы знаете свой материал».
Некоторые депрограммисты не торопятся вводить в действие бывших членов, но Курт и Сэнди вводят их как можно скорее, потому что только бывший член может «сразу вступить в командную беседу. Мы стараемся сразу ввести в дело экс-члена; (мы обычно используем) двух депрограммистов и одного экс-члена (прямо сначала)». Некоторые депрограммисты воздерживаются от привлечения экс-приверженца, считая, что культист тотчас же не будет доверять экс-последователю, потому что он «видел истину» и тем не менее ушел (что делает его даже более порочным). Сэнди утверждал, что он не находит, что причина заключается в этом. Включение Дары к концу депрограммирования, тем не менее, происходит по плану. Кен видел женщин весьма ограниченным способом в последние четыре года, и Дара будет сильной противоположностью этому взгляду. Слишком раннее столкновение Кена с женщиной, подобной Даре, могло угрожать ему или заставило бы его обороняться.
Кен просыпается. В этот момент проснулся Кен, и его весело приветствовал Сэнди, когда тот открыл стеклянную дверь и вышел в бассейновый дворик. Точно в это же самое время появился Грег со стороны бассейна. Будучи во дворе при теплой, шумной погоде, я не слышал его прибытия. Сэнди, Грег и Кен удобно устроились на бассейновой мебели, а затем все трое начали обсуждать Лифтона точно с того места, где они перед этим остановились. Пока Сэнди читал из Лифтона, он попросил Кена включаться с примерами МОСК, чтобы иллюстрировать то, что написал Лифтон. В итоге беседа делилась, по крайней мере, пятьдесят на пятьдесят.
Прибытие Дары. Около 12:30 дня прибыла Дара Кой. Дара представилась и сразу пустилась в серию вопросов в к Кену. Она начала вдаваться в подробности критики теологии МОСК. Вчера депрограммирование сделало определенный поворот к меньшей серьезности. Дара была свежим депрограммистом и, казалось, стремилась выполнить свою работу. Кен, однако, еще не «соглашался» снова стать серьезным и поэтому отвечал на некоторые вопросы Дары подшучиванием и остротами. В одном месте он ответил на вопрос: «А, во мне немножко демона». Сэнди, возможно, пользуясь намеками Дары, возразил Кену без своего типичного шутливого стиля, каким утонченным, всепроникающим было кришнаитское промывание мозгов. Оно пропитало даже шутки Кена. Сэнди язвительно заметил Кену, что он продолжает использовать кришнаитскую терминологию даже в своих антикришнаитских шутках. Кен, хотя и кратко признав критику Сэнди, говорил вместо этого о том, как он временами жаловался своему гуру, что он чувствовал, что был лишен своей индивидуальности. Гуру обычно отвечал увещеванием и требованием покаяния. Хотя он по-прежнему сохранял критическую позицию по отношению к МОСК, часто казалось, что Дарой Кен защищает кришнаитскую идеологию, и я беспокоился не «сползал» ли Кен (используя термин депрограммистов) иногда снова. В одном случае Кен снова сослался на человеческое тело, как «состоящее из крови, гноя, желчи и испражнений», нечто такое, чего он не делал последние три дня. Хотя он быстро добавил: «Я знаю), что в теле существует большее, чем это», было ясно по реакциям Дары и Сэнди, что они сомневались, верил ли Кен буквально в позицию МОСК в отношении человеческого тела, или нет. Вскоре после этого замечания Кен опять сослался на женщин, как существа более «похотливые», чем мужчины, другой «атавизм» МОСК.
Дара спросила Кена о сущности «чистой преданной службы» — если даже МОСК признает, что это очень редко достижимо, тогда насколько это достижимо? И что это такое конкретно? Это, видимо, было связано с концепцией Лифтона о «требовании чистоты» в тоталитарных системах. Кроме того, если предполагается, что гуру должны иметь «чистую преданную службу», то тогда как мы объясним эксцессы и аморальное поведение Джайятирты или Киртанананды? Кен заметил, что согласно МОСК, как только вы становитесь чистым последователем, все ваши действия выходят за пределы обычных правил и предписаний. Дара возразила: «тогда как ты объясняешь то, что Джайятирту вышвырнули» из МОСК? Кен согласился с точкой зрения Дары. Он продолжал говорить, как иногда «ждал и ждал» и надеялся, «что Вишнупада падет, чтобы он мог оправданно оставить движение». Кен напомнил депрограммистам о своей кассете, где Вишнупада защищает Джайятирту, возлагая вину за падение Джайятирты на последователей. Втроем обсуждали эту манипуляцию с виной; Кен снова проявил недоверчивость: «Мне трудно поверить, что я был захвачен этим». Дара, Грег и Кен затем говорили о процессе возвращения. Дара заметила, что для неё это было постепенным. Например, 6 месяцев после выхода она не ела мяса. Грег, однако, заметил, что он сразу попросил гамбургер. Затем последовало подшучивание над Грегом за жадность к мясу в последствии. Я отметил для себя, как, таким образом, Кену были тонко представлены обе возможности.
Кен предсказывал, что возвращение для него будет более постепенным. Его предсказание позднее оказалось верным. Он размышлял над своими моделями еды во время депрограммирования. В первый день он ел только фрукты; на второй день он ел спагетти с луком и чесноком; на третий день он ел хлеб, хотя «тот был сделан карми». Грег спросил Кена, действовали ли лук и чеснок как средства, усиливающие половое чувство путем, предсказанным МОСК. Кен засмеялся: «Нет», — и он признал; какой вкусной была прошлым вечером грибная пицца. Они заговорили о вегетарианстве. Грег сообщил об утверждении ряда исследователей о том, что количество питания, которое каждый получает от вегетарианской диеты, является частично зависящим от культуры. Если вы привычны к вегетарианской диете, вы можете получать нормальное питание. Если эти диеты непривычны для вас, вашему организму потребуется некоторое время, чтобы приспособиться к переключению от мяса к овощам.
Я записал в своих заметках, что разговор, видимо, продолжал балансировать примерно поровну между депрограммистом и депрограммируемым. Они говорили о требовании МОСК повиноваться и о детских подкреплениях, которые используются (например, гуру, раздающий домашнее печенье «хорошим» последователям, или угроза что Кришна «ударит вас», если вы дурно ведете себя).
Стиль Дары: мои впечатления I. С прибытием Дары депрограммирование в чем-то приобрело другой эмоциональный тон. В то время, как Курт, Сэнди и Грег временами были конфронтационны, они никогда не становились лично противостоящими. Кен теперь был более явно «связан» с депрограммистами (включая, хотя только по ассоциации, Дару), так что он был, вероятно, более чутким к неодобрительным замечаниям. Дара продолжала противостоять Кену, когда он отвечал на вопросы кришнаитской терминологией, даже если тот критиковал МОСК. Она толковала использование Кеном кришнаитской терминологии как следы промывания мозгов. Интересно, что Грег (который, в определенных отношениях, был эмоционально ближе всех к Кену) присоединился к этому противостоянию, напоминая Кену о том, как только за ночь до этого он использовал кришнаитский термин «возбужденный», чтобы описать сексуальный позыв. Кен стал снова защищаться, отрицая, что его использование кришнаитской терминологии означало затянувшееся сохранение результатов промывания мозгов. Он ощущал, что у него вычеркнуты любые знаки или симптомы контроля сознания. Меняя тему, Кен говорил о том, как МОСК удерживало его от сближения с людьми. «Даже если они были действительно милыми, я обычно думал, что они в майе. Я обычно держал дистанцию. Однако, в движении есть много приверженцев, которых я не могу выносить». Они обсуждали, насколько поверхностным было «понимание» в МОСК. Последователь мог имитировать сочувствие: «Все нормально, я понимаю. Тебя просто захлестнул определенный вид взрыва чувств». Кен заметил, насколько это вовсе не было действительным пониманием.
Дара и Кен. Речь вновь зашла о том, как исторические факты и текущие события не подтверждают доктрину и предсказания МОСК. Кен привел примеры частных случаев, в которых его вопросы об истории отрицательно рассматривались его наставниками. Однажды он, например, спросил своих учителей, как сегодняшняя примитивная культура Индии могла развиться из передовой цивилизации, основанной на индуизме 5000 лет тому назад. Дара прервала рассказ Кена: «Они должны были ненавидеть тебя за вопросы, подобные этому. Какой великолепный вопрос!» Кен продолжал: они ответили ему предложением прекратить стоять на умственной платформе. Ему было сказано, чтобы он «прекратил попытку оспаривать» своего гуру. Дара говорила о вере МОСК, что Христос пришел в Индию и оказался под влиянием кришнаитов, чем, видимо, объясняется статус Христа как чистого последователя (наравне с Прабхупадой). Критики МОСК убеждены, что возведение Христа в статус «чистого последователя» является просто удобным шагом, чтобы сделать движение Харе Кришны более приятным для западной христианской культуры. МОСК использует «Акварианское Евангелие», чтобы поддержать эту точку зрения. Однако, Дара процитировала отрывок из «Акварианского Евангелия», в котором, как считается, Христос назвал поклонников Кришны «телами (людьми) без духа… храмами без алтарей». Дискуссия по поводу точки зрения, что Христос был чистым последователем, привела к рассмотрению кришнаитской истории вообще. Например, последователей учат, что некогда люди имели 18 футов роста, хотя ни одного восемнадцатифутового скелета никогда не было найдено. Они читали отрывки из книг по истории Индии, которые противоречили тому, что утверждает Гита. Депрограммисты, казалось, подчеркивали мысль, что Гиту нельзя воспринимать буквально. Дара начала указывать дополнительные расхождения между Гитой Прабхупады и другими переводами. Перевод, который, видимо, вызвал наиболее сильную реакцию со стороны Кена, был отрывком из Гиты МОСК, который утверждал, что Кришна снизойдет на землю и уничтожит грешников; другие Гиты говорят, что он отпустит их грехи. Для меня имело значение то, что это расхождение больше всего беспокоило Кена. Его последовательно больше всего выводили из душевного равновесия или показатели потенциально насильственной природы МОСК, или их насилие над собственными основными чувствами Кена относительно связи родителей с ребенком. В этот момент Кен подчеркнул, что сейчас он считает эту философию фальшивой. В первый раз Кен задал Даре личный вопрос: «Как она чувствовала себя как женщина в МОСК?»
Личные разоблачения Дары дали повод для более общей дискуссии о спорных проблемах в МОСК относительно мужчин и женщин. Кен затем описал, как он обычно больше возбуждался (он снова использовал кришнаитский термин для сексуального позыва) последовательницами в сари, чем девушками в бикини, когда занимался санкиртаном на Джонс Бич. Курт, который явно впервые появился на кухне Эпштейнов вскоре после полудня, вышел, чтобы кратко поздороваться и послушать разговор. Он вклинился в разговор, возражая Кену на его продолжавшееся использование слова «беспокойный», когда тот имеет в виду «сексуально возбужденный». Кен опять не знал, что делать с этим противоборством. Я полагаю, что целью этих продолжавшихся противостояний было продемонстрировать изощренность и проникновение программирования МОСК, но Кен продолжал себя чувствовать лично обруганным. Затем разговор повернулся к сплетням, когда Дара поделилась историями о развращенных высокопоставленных последователях и брамакари, которых они оба знали. Потом они говорили о санитарии в МОСК. В этот момент Кен использовал доктрину МОСК, которую он непроизвольно критиковал, когда цитировал ее. Разговор оставался довольно равно поделенным между Кеном и другими.
Заново рассматривая Лифтона. Курт поднялся, чтобы направиться обратно в дом, сигнализируя о временной отмене контроля. Сэнди, который некоторое время молчал, опять вступил в разговор и повернул его снова к дискуссии о Лифтоне. На этой стадии разговор стал очень специальным. Например, Дара объясняла концепцию Лифтона о «сжатии языка» указанием на то, что кришнаиты классифицируют все эмоции и сомнения как часть «майи» (материального мира, который является демоническим). Все разрушается на этом пути. Ответ на майю всегда один и тот же: монотонное пение Харе Кришна. Она начертила это: как внутреннее переживание эмоций (страх, сомнение, гнев, вожделение, ревность, неприязнь) обычно ведет к разнообразию возможных внешних действий (например, отступление или конфронтация, поиск ответов, выражение или подавление аффекта). У кришнаитов, однако, все разрушается. Эмоции и сомнения заменяются внутренним переживанием пребывания в майе, которое, в свою очередь, сжимает все внешние действия (ответы) в одну единственную возможность, монотонное песнопение.
Пока команда проходила Лифтона, Кен, казалось, возвратился к манерам и мыслительным моделям, которые я видел после «слома» на второй день. Он рассказал, каким большим событием для него было услышать, как Грег Стерн поносил Прабхупаду (команда, особенно Сэнди, после «слома» стремилась называть Прабхупаду «Папой Мошенником») и обнаружить, что Грег не «умер на месте». До того времени, сказал он, он мог выражать некоторые из своих сомнений относительно философии и даже критиковать некоторых гуру, но не мог отречься от «человека Номер один» или «от всей гнилой системы верований», как он это определил. Кен заметил, что, видимо,. Требование чистоты присутствует во всех культах. Дара подробно рассказала о жизни о жизни в коммунистическом Китае, опираясь на сообщения её китайского друга-студента. Они говорили о том, что в МОСК все явно направлено на получение денег. Кен описал «Рождественский (сбор средств) Марафон», во время которого приверженцам было приказано воздержаться от нескольких служб, чтобы извлечь выгоду из традиционного «дающего» сезона. Кен, очевидно, не был самым покорным и уступчивым последователем; другой конфликт, который он подавлял во время пребывания в МОСК, заключался в постоянном сосредоточении на духовных недостатках, а не на духовном прогрессе. Кен сражался со своим стремлением «видеть стакан наполовину полным», в то время как МОСК «видело стакан наполовину пустым». Понимание Кена было связано с теорией Лифтона о требовании чистоты. Общий тон беседы продолжал колебаться между серьезным разговором (обычно включающим саморазоблачение) и юмористическим пародированием движения МОСК и его доктрины
Стиль Дары. Мои впечатления II. Стиль Дары с Кеном оставался внимательным, даже бдительным и конфронтационным. Я заинтересовался, действительно ли она гораздо более конфронтационна, чем другие депрограммисты, или неловкость, которую я почувствовал в Кене, была вызвана тем фактом, что Дара была напористой женщиной. Я также заинтересовался, не была ли, в определенных пределах периодическая защитная позиция Кена частью оппозиционной реакции на присутствие у Дары женственности (и упорства). Кен продемонстрировал открытую неловкость с женщинами, и его противоречивый патриархальный взгляд на женщин был известен депрограммистам. И не в меньшей степени казалось, что конфликт Кен с женщинами существовал до его вовлечения в МОСК. Присутствие Дары могло сделать конфликт Кена более бросающимся в глаза; мне было сказано Сэнди, что это было частью замысла депрограммистов. Сейчас Дара заметила, что Кен выглядел замерзшим, и она спросила, удобно ли он себя чувствует, но я не был уверен, погода ли заставила Кена испытывать неудобство. Далее Дара заметило быстрый взгляд Кена на часы и вслух поинтересовалась этим (не начала ли она утомлять Кена?) Были ли Дара и Кен сейчас открыто обороняющимися, или Дара интуитивно чувствовала реальную невысказанную потребность у Кена? Завуалировано Кен отвечал возбужденно, как если бы Дара действительно реагировала на некоторое ощущение нетерпения с его стороны, но открыто он просто заметил, что был голоден (он еще не ел). Я добровольно вызвался приготовить ему грибную пиццу и ушел на кухню.
Возвращение к Лифтону. Незадолго до этого, видимо, проснулась Риса, и, как обычно, она была занята на кухне. Потом Курт, Сэнди и Кен вернулись к чтению и обсуждению теорий Лифтона: они еще не завершили раздел о требовании чистоты. Дискуссия снова возвратилась к спорному вопросу о «плавании». Сэнди говорил о силе веры (например, смерти вуду), что разожгло короткие дискуссии о суеверии и связи между гипнозом и молитвенным песнопением. Разговор казался сосредоточенным на объяснении некоторых специфических аспектов идеологической обработки Кена и его опыта во время пребывания в МОСК. Когда они вернулись к Лифтону и к дискуссии о манипуляции с виной, разговор явно стал доминирующим со стороны депрограммистов. Сэнди и Дара продолжали бросать вызов эмоциональной зажатости Кена и его продолжающемуся использованию кришнаитской терминологии. Дара показала, как сейчас она стала способна ценить разнообразие и красоту, потому что больше не классифицировала мир автоматически по «близости к кришнаитскому» континууму. Она, например, больше не занималась «душой деревьев»; она просто переживала красоту деревьев. Дара и Сэнди затем спросили Кена, как бы он мог доказать существование душ в нематериальных объектах и у животных, и как он мог установить существование перевоплощения.
Я пришел обратно с грибной пиццей в руках. Кен проглотил пиццу сразу нескольким большими кусками, замечая, каким он был голодным, и затем немедленно потребовал другую. Я пошел обратно на кухню и вскоре вернулся с другой пиццей. Кен, Грег, Сэнди и Дара продолжали изучение Лифтона. Курт и Риса ушли искать открытый банк, чтобы позаботиться об окончательной уплате гонорара за депрограммирование. Оплата была наличными, и Курт, в свою очередь, должен был возместить деньги другим членам команды депрограммирования. Курт предложил сопровождать Рису после того, как она выразила озабоченность по поводу доставки такой большой суммы наличности ею самой. Перед тем, как он ушел, я нечаянно подслушал его на кухне, разговаривающего с Рисой и Брайаном о завершении планов по реабилитации в Айове. Депрограммирование, несомненно, свертывалось, приходило к завершению. Так как день подходил к концу, снаружи становилось холоднее и ветренее. Был разговор о возвращении обратно в помещение, но, казалось. все колебались.
Курт противостоит мне. Около 5 часов вечере Эпштейны начали прибывать домой, и депрограммирование начало перемешаться наверх. В то время, как мы начали убираться у бассейна, мисс Эпштейн попросила меня войти. Прибыли моя жена и дочь с некоторыми разрешениями на публикации, которые я забыл вернуть обратно последний раз, когда приезжал домой. Я начал заниматься подписями на формах и заботиться о другой необходимой бумажной работе. Дети Эпштейнов, охранники и вся семья смотрели по телевидению «Супермена» по кабельной сети. Курт вскоре вернулся, а затем ушел. Когда он вернулся около 6 часов вечера, то отвел меня в сторону и выразил недовольство некоторыми сторонами моего поведения (как реальными, так и воображаемыми). Я почувствовал себя задетым и озадаченным. Некоторые из жалоб Курта казались необоснованными и путанными. Он предложил, чтобы я уплатил Рисе за дополнительные продукты, которые приобретал как результат моего «незапланированного присутствия». Он заметил мне, что депрограммирование закончено, и что рано утром следующего дня они с Кеном должны будут вылететь в Айову.
Я спросил его, что происходит между нами. Он ответил, что хотел, чтобы я ушел, и привел два специфических примера моего нежелательного поведения. Один из этих проступков был реальным. В одном случае во время последних двух дней я посоветовал Бет избегать вертеться вокруг Кена, когда она была одета в весьма открытые шорты. На моем месте мне не надо было делать такое предложение, и Бет, вероятно, пожаловалась на это своим родителям, которые затем пожаловались Курту. Однако я был несправедливо обвинен в несчастном происшествии, которое произошло за день до этого. Кто-то, видимо, поместил бутылку содовой в морозильник Эпштейнов, чтобы быстро охладить ее, и затем забыл об этом. Конечно, она, в конце концов, взорвалась в морозильнике и наделала немало беспорядка. Я коротко отверг этот последний пример, но затем быстро высказал догадку, что мне нигде не следовал бы защищать себя от Курта. Он хотел отстранить меня. До некоторой степени я чувствовал себя озадаченным. Я хотел остаться до самого конца, хотя я также представлял себе, что дополнительная информация, которую я получу для своего исследования, будет незначительной. Я сослался Курту на свое намерение уехать рано, но в этот момент он смирился. Я спросил, не могу ли я завершить данный день, и он согласился, что я могу остаться до вечера. Мои жена и дочь уехали, и я пошел наверх, чтобы представить и объяснить формы, которые привезла жена. Потом я вернулся вниз сразу после 6:00 вечера, чтобы присоединиться ко всем для обеда. Я дал Рисе денег, чтобы окончательно расплатиться за питание. Обед был неформальным, с разговором, сосредоточенным на поездке в Айову завтра ранним утром. В 7:30 вечера я попрощался и уехал.
Спустя годы после депрограммирования Кена Батлера я узнал следующее об участниках:
Курт Миллер продолжает работать как один из наиболее квалифицированных штатных депрограммистов. Его лихорадочный и непредсказуемый рабочий график привел к нескольким глубоким разочарованиям в личной жизни.
Сэнди больше не работает с Куртом и, как видимо, оставил деятельность по депрограммированию с тем, чтобы полностью сосредоточиться на заботе о своей семье.
В течение нескольких лет Дара продолжала работать как университетский секретарь с периодическим участием в депрограммированиях. Затем она решила иметь ребенка и сейчас является одинокой работающей родительницей, воспитывающей своего ребенка. Насколько мне известно, она больше не привлекается к депрограммированию.
Последнее, что я слышал от Брайена, это то, что он «окончил» учебное заведения по обеспечению безопасности деятельности и привлекался на неполное рабочее время как независимый депрограммист. Он также привлекался на неполное рабочее время в несколько проектов, связанных со средствами массовой информации. Как мне известно, он продолжает периодически работать с Куртом и несколькими другими хорошо известными депрограммистами и консультантами по выходу.
Грег Стерн закончил последний курс обучения и в настоящее время служит в качестве рекламного продавца и администратора. В своем доме он построил студию, где вновь посвящает большую часть времени своей жизненной мечте о сочинении музыки. Он больше не привлекается к депрограммированию и консультированию о выходе, хотя и продолжает привлекаться к публичным выступлениям по темам, связанным с культами.
Вслед за депрограммированием и последующими двумя неделями в Свободном реабилитационном центре для бывших культистов Кен Батлер примерно год ассистировал в других депрограммированиях. Мои источники сообщили мне, что как депрограммист он был только умеренно результативен. В течение части того первого года Кен жил со своей матерью и экономил деньги, которые он зарабатывал как депрограммист, до тех пор, пока не смог позволить себе собственное жилье. Он законно изменил свою фамилию на единственную в своем роде фамилию с сильным еврейским дополнительным значением, хотя, по моим сведениям, он не вернулся к исповеданию иудаизма. Последнее, что я слышал о Кене — он работал на различных работах и был в определённый момент устроен на работу в качестве водителя медицинского транспорта.
Кен Батлер, депрограммируемый и бывший последователь Кришны, остался вне МОСК. Он остался неженатым и, кажется, продолжает испытывать некоторые внутриличностные затруднения с женщинами. Он продолжает работать в качестве водителя скорой помощи и вернулся также к своему первому профессиональному увлечению, фотографии, с надеждой в какое-то время стать профессиональным фотографом.