Содержание
Карта
Онтокритика (блог)
Поиск по КОРНИ-проекту
|
Главная Содержание Карта Онтокритика (блог) Поиск по КОРНИ-проекту |
|
|
|
|
https://criticalrealismnetwork.org/2016/07/13/rationality/, Critical Realism Network (Сеть критического реализма), 13 июля 2016 г.
(c) 2023 перевод на русский язык — Волков Е.Н., Волкова И.Н.
Оценочно-сужденческая рациональность, или способность оценивать различные позиции как лучшие или худшие, — это идеал, к которому очень легко обратиться, но он часто бывает недостаточно развитым и теоретически осмысленным. «Критический реализм» начинается с критики упрощённых трактовок реализма (часто называемого наивным реализмом). Как только вы отвергаете «наивный реализм» (часто встроенный в «здравый смысл»), возникают трудные вопросы о том, как мы судим о разных и конкурирующих представлениях о реальности.
Это в немалой степени связано с конкретной трудностью формулирования оценочных критериев, не говоря уже об универсальных критериях, и это верно как для социальных, так и для естественных наук. Факты не являются нейтральными объектами, так как погружены в некий процесс производства знаний. Знания, основанные исключительно на опыте или эмпирических данных, являются мифом; факты несут теоретическую нагрузку, теория пропитана ценностями, а ценности являются скорее парадигматическими, чем данными. Другими словами, нейтральной позиции, с которой можно смотреть на мир или оценивать теорию, не существует. Как, однако, не допустить удобного сползания к его противоположности — оценочному релятивизму, в котором знание является полностью внутренним по отношению к парадигмам и не обладает какой-либо возможностью выносить суждение о конкурирующих точках зрения, избегая легковерия. Такая позиция приводит нас к догматически укоренившимся точкам зрения и/или скептицизму, при котором наши парадигмы становятся монолитными и всеохватывающими сущностями, которые поглощают существующий мир, а вместе с ним и нас.
Поиск критериев для вынесения суждений относительно разных оценок — непростая задача. Были предложены различные критерии, простирающиеся между экономностью (принцип бритвы Оккама), предсказуемым успехом, правилами поведения, отсутствием логических противоречий, объясняющей способностью, «наилучшим толкованием», даже эстетикой. Всё это говорит и слишком много, и слишком мало. В сущности, как мы решаем, какие критерии следует использовать в той или иной ситуации? Следуя этой логике, кажется, нам нужен ещё один набор критериев, и так до бесконечности и абсурда (ad infinitum and absurdum). Более того, некоторые объяснения ситуаций будут по своей сути сложными (не экономными), внутренне противоречивыми (наши причины действовать, разумеется, не всегда логически последовательны) и, как следствие, что же, неуклюжими. Другие могут быть замечательно простыми, но им не хватает «объясняющей способности» или «предсказуемого успеха». Более того, термины типа «объясняющая способность», «лучшее объяснение» и даже «успех», звучат прекрасно, но они также являются оценочными терминами и зависят от нормативных суждений.
В частности, для Бхаскара (британский социолог, представитель реалистского направления) отказ от наивного реализма влечёт за собой отказ от конкретной идеи любой автоматической или механической науки, а вместе с этим и от бэконовского стремления к некоему «беспроигрышному и надёжному методу», который устранил бы надобность в человеческом мышлении и, следовательно, человеческую ошибку (Bhaskar, 1978). : 168). Вместо этого, по Бхаскару, любая адекватная оценка знания нуждается в примирении с неким главным парадоксом: в нашей социальной деятельности мы производим знание, как любой другой вид продукции (стулья, книги и т.д.), и что знание вещей — это не просто какой-то общественный продукт и поэтому зависит не только от человеческой деятельности (там же, 20). Можно сказать, что в критическом реализме Бхаскара знание вырабатывается как с «субъект-ивными», так и с «объект-ивными» аспектами и, следовательно, является как неким социальным продуктом, производимым субъектом, так и знанием, воплощённым (?) в «объекте» (то есть то, что мы пытаемся выяснить, и конкретные условия возможности общественного производства знания).
Для Бхаскара не существует 1:1 между нашими моделями и реальностью. Концепты и модели, безусловно, играют некую важную роль в научной мысли, но между ними имеется качественное различие. Можно съесть яблоко, но не концепт яблока. Конкретное соответствие любого концепта всегда и обязательно свойственно и внутренне присуще конкретной практике и интересу. Если не существует никаких «общих философских критериев», которые могли бы быть «установленными» (там же: 167), любая тема познания по своей сути будет работой, требующей творческого интеллекта, для которого не существует механического суррогата (там же: 167). Тут наличествует кажущийся парадокс, просто конкретная «общая относительность нашего знания», настоятельно требующая «невозможности познания объектов, кроме как под частными описаниями» и «[имеется] здесь просто вполне определённое выражение (конкретного мира) в речи (или в мышлении)» (там же: 249)) и всё-таки наши концепты могут быть более или менее отвечающими требованиям в том, как они вычленяют те или иные черты данного мира. Для нашего творческого самовыражения нет неограниченных возможностей. Любая теория зависит от сложных и взаимозависимых отношений между имеющимся объектом познания, конкретным познаваемым, данным познающим, способом познания и познающим сообществом. Критические реалисты не защищают наивный реализм! Они внимательны к языку и концептам, а также к тем проблемам, которые они выдвигают для реализма. Знание не являются чистыми. Но из-за этого трудно найти хорошую замену таким терминам, как истина, или даже таким концептам, как реализм (ср. Sayer, 2004: 71).
В данном случае я думаю, что обращение Andrew Sayer к «практической адекватности» (practical adequacy) — лучшее решение, которое можно предложить в ответ на этот сложный вопрос:
Чтобы быть практически адекватным, знание должно порождать представление о данном мире и итогах наших действий, которые на самом деле претворяются в жизнь. (Кроме того, как настаивают конвенционалисты (конвенционализм — философская концепция, согласно которой научные понятия и теоретические построения являются в основе своей продуктами соглашения между учёными), оно должно быть интерсубъективно доступным для понимания и приемлемым в случае лингвистически выраженного знания). Конкретная практическая адекватность различных частей нашего знания будет варьироваться в зависимости от контекста. Различия в успехе разных наборов верований в одном и том же практическом контексте и одних и тех же верований в разных контекстах предполагают, что мир структурирован и дифференцирован. (Sayer, 2004: 69)
Обратите внимание, что практическая адекватность соединяет реальность и концептуальность с практикой и деятельностью. Деятельность побуждает нас к познанию, которое тем самым побуждает нас к действию. В той мере, в какой одно обеспечивает взаимодействие с другим, знание не связано с конкретным созданием некоего всеобъемлющего описания (как такое могло бы случиться?) и не является чисто инструментальным средством для побуждения к действию без выяснения истины. Посредством практики, исследования и глубокого обдумывания конкретной основы этой практики мы, напротив, можем начать понимать наличные структурированные и дифференцированные аспекты данного мира и прийти к более объёмной и более полной картине сложности этого мира. Там, где практика и теория выходят на лицевую сторону, мы можем воспользоваться одной для оттачивания другой, извлекая и исследуя конкретную имплицитную теорию в рамках практики (логику практики) и имплицитные практики, содержащиеся в теории.
Признать, что некая теория обладает «практической адекватностью», не значит предполагать, что каждая её часть является практически отвечающей требованиям, не говоря уже о том, чтобы быть истинной, полезной для практики. Практика, знание и конкретная выработка знаний представляют собой комбинированный и неравномерный процесс. Определённые стороны продвигаются вперед, другие помещаются в новые контексты, теряются, упускаются из виду или отбрасываются. На самом деле, не все аспекты практики или какой-то теории обязательно релевантны и могут быть излишними, неправильными или просто не иметь существенного значения, даже если могут функционировать как фоновые верования или над-верования, которые требуются в наших объяснениях. Наши теории всегда неполные, предвзятые, полидетерменированные и недоопределённые, говорят слишком много и слишком мало, в зависимости от языка и концептов, которые действуют в сочетании с практикой. Здесь я испытываю искушение назвать это тройной диалектикой или тройной герменевтикой между вопросом об онтологии (или реальности), практике (деятельности) и эпистемологии (концептуальности), не схлопываясь друг в друга.
Здесь конкретный язык картографии и построения карт особенно «полезен» для иллюстрации, объединения и подчёркивания взаимозависимости этих различных элементов, когда дело доходит до разъяснения всего в составе объектов, пространств или тем. Любая хорошая карта представляет собой некое искусное сочетание онтологии, эпистемологии и практики. Карта не только ориентирует нашу практику и составляется с определённой целью в уме, но должна осмыслять и преобразовывать, точно или не очень, определённые черты мира, чтобы направлять наши действия и представлять наличный мир в соответствии с различными схемами, шкалами, образами, ключами и легендами.
Карты не отображают всё, не говоря уже о том, чтобы без ошибок, но достаточно, чтобы выделить специфические особенности определённым образом с практическими целями в уме. Разные карты (не исключая ошибок) выделяют разные черты данного мира, по-разному, с разной степенью точности, для различных целей, даже при попытке нанести на карту одну и ту же территорию. Они могут быть более или менее подробными, содержат больше или меньше деталей и даже обходят молчанием некоторые элементы, но все они ограничены тем миром, который пытаются представить, используемыми концептуальными схемами, интерпретацией, которую сами дают, и практикой, которую пытаются направлять. Если одна из этих характеристик не сбалансирована, другие могут быть использованы для исправления излишков, недостатков и/или дефектов. Когда какая-то карта неточна, бесполезна в интерпретации конкретного ландшафта и перестаёт ориентировать, направлять или объяснять данную местность, эти другие элементы можно ввести и применить в качестве некоего средства выяснения, где что-то пошло не так.
Какую онтологию скрывает конкретная карта? Какими эпистемологическими особенностями пользуется? Какая практическая цель скрывается за созданием этой карты? Что данная карта пытается выяснить, с какой целью? Объясняет ли эта карта некую отдельно взятую практику надлежащим образом? Не были ли упущены какие-либо важные характерные особенности? Что недостаточно представлено на этой карте? Чрезмерно представлено? Представлено непоследовательно? Является ли некий специфический концепт препятствием или маскировкой чего-то важного? Изменилась ли данная местность с момента составления этой карты?
Для критического реалиста это часто связано с важным вопросом: выходит ли данная карта за рамки простого отображения поверхностных явлений и постоянных конъюнкций (эмпиризм)? Есть ли в ней глубина? И делается ли в ней попытка определить причинные или воспроизводящие механизмы, которые могут быть тайными, латентными или действующими под поверхностью (не наблюдаемыми эмпирически)? Она является наивной?
Практическая адекватность и связь между онтологией, эпистемологией и практикой, которую она представляет, дают нам некий сильный язык и концептуальную схему, позволяющие модифицировать или критиковать модели, парадигмы и исследовательские программы, не будучи механическими или автоматическими, но требующими значительного количества работы. Попытка представить данный мир непроста, как и оценка того, где мы спотыкаемся.
1. Между нашим знанием и данным миром нет механической или автоматической связи — есть только двойная герменевтика между мыслью и конкретными объектами, к которым наша мысль пытается добраться (знание и установленные его цели).
2. Мы можем знать вещи только по определённым описаниям, выраженным в словах и мыслях.
3. Нам нужно избегать несуразиц (не-следовательностей) (non-sequiturs) — поскольку любые знания не исключают ошибок, это не означает, что все знания в равной степени им подвержены; только потому, что знание конструируется или производится социально, из этого не следует, что оно есть ни что иное, как социальные конструкции и т.д.
4. Теории не обязательно не допускают компромиссов, но могут быть частично совпадающими, разграничивающимися, нечёткими, с разной степенью избыточности данных и, как следствие, могут быть взаимно совместимыми, отображая одно и то же место по-разному, чтобы выделять отдельные черты.
5. Практика — это некое активное отношение, соединяющее сферу идей и область материальных объектов.
6. Критический реализм прилагает усилия, чтобы не терять навык, пытаясь, однако, сформулировать конкретную логику практики.
7. «Теоретизирование» как некий процесс включает корректировку наших расчётов, моделей и абстрактных представлений объектов и отношений, чтобы избежать различных излишеств в объяснении и повысить практическую адекватность наших концептуальных «карт».
Bhaskar, R. (2008) A Realist Theory of Science. London: Routledge.
Sayer, A. (1992) “Explanation and the question of difficulty II” in Method in Social Science. London: Routledge
Теги: оценочно-сужденческая рациональность