Проективный словарь гуманитарных наук / М. Эпштейн

ГИПЕРРАЦИОНАЛЬНОСТЬ (hyperrationality). Сверхрациональность, одержимость правилами, принципами, законами разума, которая переходит в свою противоположность — безумие. Приставка «гипер» в данном случае означает не просто сильную, а чрезмерную степень рациональности (ср. «гипертония», «гипертрофия», «гиперинфляция», «гипербола»). Чрез-мерность — такой избыток качества, когда, переступая свою меру, оно переходит в собственную противоположность. Есть бред иррациональности и есть бред гиперрациональности. Безумие может быть отклонением от разума, а может быть и проявлением его неуклонности. Полоний, как известно, заключает о Гамлете: «Хоть это и безумие, в нём есть свой метод» («Гамлет», акт 2, сцена 2). Верно было бы и обратное: не только у безумия есть свой метод, но абсолютная преданность методу обнаруживает склонность к безумию.

Как заметил Паскаль, «ничто так не согласно с разумом, как его недоверие к себе» («Мысли»). Разум, всецело себе доверяющий, тиранически властвующий над личностью, – это уже безумие. Не только сон, но и бессонница разума рождает чудовищ – достаточно вспомнить эксцессы просветительского и научно-материалистического разума в эпохи французской и русской революций. Как известно, обществу в равной мере грозят анархия и тирания – распад государственной власти или, напротив, абсолютизация власти и её репрессивного аппарата. Точно так же и разум может быть поражен болезнью анархии — экстатического безумия, или болезнью тоталитарности – доктринального безумия. Связность и подвижность — два дополнительных свойства живых систем. Когда одно из этих свойств утрачено, разум впадает в безумие либо бессвязности, либо неподвижности. Зацикленность разума, сосредоточенность в одной неподвижной точке (id'ee fixe) не менее чреваты безумием, чем развинченность разума, блуждающего без руля. Трудно сказать, что безумнее: хаотическая пляска образов, оргия воображения — или «органчик» разума, застрявший на какой-то сверхценной идее?

Этот второй тип безумия можно назвать философским, если исходить из того противопоставления поэзии и философии, которое проводил Платон. Поэзия — мир опьяняющих, призрачных образов; философия — мир вечных, самотождественных идей. Если поэтическое безумие подрывает устои строгой морали, за что поэты и подлежат изгнанию из государства, то безумие философов правит самим государством, это безумие не анархии, а идеократии. Ноостаз (noostasis) — так можно назвать эту форму безумия – противоположен экстазу ^[114].

Если философ Платон был открывателем поэтического безумия («одержимости и неистовства от Муз», Федр, 245а), то открывателем философского безумия можно считать сатирика Дж. Свифта. Великих создателей систем он считает «свихнувшимися, находящимися не в своём уме, поскольку в повседневных своих речах и поступках они совсем не считались с пошлыми предписаниями непросвещённого разума… Такими были Эпикур, Диоген, Аполлоний, Лукреций, Парацельс, Декарт…» («Сказка бочки», 1704) ^[115]. Ноостаз узнается по навязчивому стремлению свести всё многообразие явлений к одной всеобъясняющей причине. Ученые, исследователи, мыслители, политики, идеологи, преобразователи общества более, чем поэты, музыканты и художники, склонны к этому методическому виду безумия, поскольку поиск и обоснование метода входит в существо их профессии.

ГУМАНИТАРНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ (humanistic invention). Новая гуманитарная идея, включающая средства её воплощения в виде культурных практик, интеллектуальных движений, творческих организаций и форм сотрудничества.

Гуманитарные науки не меньше нуждаются в изобретениях и изобретателях, чем естественные. Для человечества важен творческий потенциал того или иного научного открытия, возможность новых изобретений на его основе. Так и про гуманитарную идею или теорию можно спросить: способна ли она породить новое культурное движение, художественный стиль, выразительные средства языка? Можно ли на основе данной идеи создать новое интеллектуальное сообщество, новые способы коммуникации?

Подобно общему разделению наук на естественные, общественные и гуманитарные, изобретения тоже бывают трех видов: научно-технические, социально-политические и гуманитарные. К числу научно-технических можно отнести: телескоп, паровоз, динамит, радио, автомобиль, авиацию, компьютер, вакцинацию, антибиотики, банкомат, лазер, голографию, Интернет.

Социальное изобретение — это любой новый закон, организация или процедура, которые меняют способ поведения и взаимодействия людей. Примеры социально-политических изобретений (к ним относятся и право и экономика): конституция, профсоюзы, бойскауты, кредитные и страховые организации, свободный рынок, феминизм, анархизм, коммунизм, сионизм, пособия по безработице, Красный Крест, Олимпийские игры, ООН, декларация прав человека.

Гуманитарные изобретения охватывают те сферы культуры, которые изучаются гуманитарными науками: язык, литература, искусство, философия, религия, психология, антропология, культурология. Приведём ряд изобретений по соответствующим дисциплинам.

Язык: армянский алфавит, славянские кириллица и глаголица, эсперанто, волапюк, идо и другие плановые языки, информационные и компьютерные языки, формализованные языки науки, возрождение древнего языка — иврита, орфографические реформы, индивидуальные авторские неологизмы.
Литература: классицизм, романтизм, готический роман, натуральная школа, реализм, сказ, детектив, символизм, поток сознания, футуризм, социалистический реализм, фэнтези, метареализм.

Искусство: фотография, кино, арт-деко, баухаус, ready-made, кубизм, сюрреализм, неореализм, супрематизм, минимализм, концептуализм, коллаж, инсталляция, видеоигры.

Психология: психоанализ, Эдипов комплекс, архетип, бихевиоризм, тест Роршаха, тест Люшера, тест IQ, множественный интеллект, экзистенциальная психология, трансперсональная психология, эннеаграмма.

Философия: кинизм, диалектика, идеализм, утопия, Просвещение, сверхчеловек, диалектический материализм, экзистенциализм, культурно-исторические циклы, деконструкция, постмодернизм.

Религия: икона, готический храм, Третий завет, суфизм, Каббала, протестантизм, методизм, деизм, пантеизм, хасидизм, мормонизм, теософия, антропософия, атеизм, богоискательство, пятидесятничество, бахаизм.

Некоторые изобретения можно отнести к смешанным категориям. Техно-гуманитарные: фотография, кино, компьютерные игры, гипертекст… Социо-гуманитарные: дендизм, хиппи, панки, эмо, готы и другие молодежные субкультуры…
Подавляющее большинство изобретений имеет индивидуальных авторов, что подчеркивает творческую природу даже тех дисциплин, жанров, направлений, которые, казалось бы, существуют извечно и возникли сами собой. Например, создателем лингвистики считается Панини (Древняя Индия), философии — Фалес, эпистемологии — Ксенофан Колофонский, кинизма — Диоген, готической архитектуры — аббат Сугерий, масляной живописи — Ян ван Эйк, протестантизма — М. Лютер, феминизма — М. Уоллстоункрафт, детектива — Э. По, экзистенциализма — С. Кьеркегор, анархизма — М. А. Бакунин, бихевиоризма — Джон Уотсон, логического позитивизма — Морис Шлик, и т. д.

Изобретательство в гуманитарной сфере следует отличать от просто творчества или сочинительства. Даже великое литературное произведение далеко не всегда является изобретением — и наоборот, изобретением может стать текст, далеко не выдающийся по своим художественным достоинствам. Например, «Анна Каренина» — великий роман Л. Толстого, но литературным изобретением не является. А «Бедная Лиза» Н. Карамзина — простенькая назидательно-чувствительная повесть — была изобретением нового литературного направления — русского сентиментализма. Изобретательство — это создание некоего принципа или приема, которые впоследствии используются в создании других произведений. Поэтому великие изобретения часто бывают несовершенными творениями — не только в литературе или в философии, но и в технике. Техническая наивность первых телефонов, автомобилей, компьютеров не мешала им быть великими изобретениями. Эстетически слабыми были первые фотографии и кинокартины — но они создавали новые виды и жанры художественной деятельности. У изобретения бывает много общего с наброском, черновиком, гипотезой, то есть не полностью реализованной идеей, которая впоследствии обретает более развернутое воплощение. Сочинительство стремится к совершенству данного текста, произведения, тогда как изобретательство стремится создать ранее неизвестный принцип или идею, на основе которых можно производить множество разных сочинений. Сочинительство — реализация потенциального (замысла, проекта), изобретательство — *потенциация реального, переход от данного к возможному.
Есть несколько типов гуманитарного изобретательства. Рассмотрим их на примере литературы.

1. Спонтанное. Создание оригинального произведения, которое впоследствии находит много продолжателей/подражателей, оказывается первым в ряду новых направлений, стилей, приемов или жанров. Это происходит без сознательного намерения автора и лишь впоследствии обнаруживает свое воздействие на литературу, становится точкой отсчета для последующих поколений. Так, изобретатель жанра научной фантастики — Мэри Шелли («Франкенштейн…», 1818), детектива — Эдгар По («Убийство на улице Морг», 1841).

2. Экспериментальное. Автор ставит своей задачей создать новый прием, жанр, тип повествования и подчиняет свое творчество, частично или полностью, этой цели. Таков «первенец» экспериментальной словесности — роман Лоуренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Джеймс Джойс, экспериментируя с языком и сюжетом, создает «Поминки по Финнегану».

3. Программное. Автор не просто сочиняет экспериментальные произведения, но выдвигает целую программу трансформации литературы и сознательно основывает новое направление, то есть наряду с собственно художественными создает программные тексты, манифесты, прокламации, которые утверждают новый вид творчества. Так, предисловие Виктора Гюго к «Кромвелю» стало своего рода заявкой на «патент» — изобретение французского романтизма и его важнейшего художественного приема, гротеска. Эмиль Золя изобрел натурализм как литературное направление — не только в своих романах, но и в манифестах «Экспериментальный роман» (1880), «Романисты-натуралисты» (1881).

4. Системное. Это редкий случай, когда изобретательство не ограничивается какой-то одной идеей, приемом, литературным направлением, но осуществляется систематически в разных областях творчества. Авторы ставят своей задачей именно изобретение новых приемов, стилей, жанров. Такова деятельность УЛИПО — «Цеха потенциальной литературы», образованного в Париже в 1960 году (Р. Кено, Ж. Перек, И. Кальвино и др.). В русской литературе черты такого системного изобретательства можно найти у А. Белого и В. Хлебникова.

Гуманитарное изобретательство может также различаться по своим масштабам. Например, в лингвистической области можно изобрести целый язык (эсперанто), или алфавит (кириллица), или разговорную, осовремененную версию языка (иврит, возрожденный Э. Бен-Йехудой), или способы словообразования (как В. Хлебников или Дж. Джойс), или единичные слова, неологизмы (как М. Салтыков-Щедрин, создатель «благоглупости» и «злопыхательства»).

Таким образом, типология гуманитарного изобретательства основывается на пересечении по крайней мере трех координат:

1) дисциплина (философия, психология, язык, литература и т. д.);

2) тип (спонтанный, экспериментальный, программный, системный);

3) масштаб (целая область культурной деятельности, её частичные формы или отдельные элементы).

В гуманитарной сфере гораздо труднее, чем в технической, выделить элементы изобретательства. За гуманитарные изобретения не выдают патентов — хотя было бы целесообразно ввести такой обычай и институцию, с целью вознаградить автора, пусть только морально, а главное — привлечь внимание к радикальным инновациям в области мышления и самосознания человечества.

Возникает вопрос: а можно ли учить и учиться гуманитарному изобретательству — в той же мере, в какой можно преподавать и изучать гуманитарные науки? Есть ли отделения в университетах, где мыслители-творцы, изобретатели литературы, такие как Фридрих Шлегель, Фридрих Ницше, Филиппо Маринетти, Андрей Белый, Виктор Шкловский, Андре Бретон или Вальтер Беньямин, могли бы найти себя как профессионалы?

За последние полвека в систему университетского образования США интегрировалась такая область деятельности, как литературное творчество (creative writing). На соответствующих отделениях профессиональные писатели обучают студентов искусству создания романов, рассказов, пьес, стихотворений. Нет принципиальных преград и для институциализации «творческого мышления» (creative thinking), творческой деятельности в области гуманитарных наук. Гуманитарное изобретательство имеет такое же право на свои университетские кафедры, как технологические, политические, медицинские, юридические дисциплины. Гуманистика призвана охватить оба способа интеллектуальной деятельности, признаваемой в науке: изучение существующих фактов и принципов — и изобретение идей и инструментов, способных преобразовать предмет изучения.

*Гипотетизм, Гуманистика, Гуманитарные практики и технологии, Креатема, Культуроника, Манифест, Мыслезнание, Науководство, Потенциация, Проективность, Творчество, Трансгуманистика, Трансдисциплины

О гуманитарном изобретательстве // Новое литературное обозрение. № 138. 2016. С. 220–245.

Конструктивный. С. 1–74.

Творчество. С. 23–31.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1052218/19/Epshteyn_-_Proektivnyy_slovar_gumanitarnyh_nauk.html

ГУМАНИТАРНЫЕ ПРАКТИКИ И ТЕХНОЛОГИИ (humanistic practices and technologies). Конструктивные практики, возникающие на основе гуманитарных наук и преобразующие то, что они изучают; система приёмов, «техник», осуществляющих такое преобразование. Технологии отличаются от практик тем, что предполагают более высокий уровень рефлексии, методологической артикуляции и фиксации, раскладывают действия на ряд приёмов, стадий, процедур. Гуманитарные технологии пользуются идеями и понятиями гуманитарных наук, например культурологии, эстетики или лингвистики, для практической работы по трансформации культуры, искусства, языка.

У гуманитарных наук, исследующих культуру, должна быть своя практическая ветвь, аналогично тому, как на основе естественных наук строятся промышленные, инженерные, биологические, медицинские, электронные, космические технологии, а на основе социальных и юридических наук — различные формы политики: экономическая, административная, демографическая, законодательная и пр. Такой ветвью, специфической для гуманистики, нельзя считать образование, поскольку эта педагогическая функция действует и в других областях знания (преподавание естественных и социальных наук). На эту роль также не подходит административное управление культурой или её техническое или экономическое обеспечение (менеджмент, маркетинг, дигитализация), поскольку на культуру при этом распространяются методы научно-технических или социально-политических практик.

Гуманитарные практики и технологии имеют свою древнюю историю. В свое время естественные науки позаимствовали понятие «техне» именно у сферы культуры: греческое «techne», собственно, и означает «искусство, художество, мастерство». У Платона и Аристотеля к области «techne» относятся врачевание, охота, домостроительство, ткачество, ваяние, пророчество, игра на лире и флейте. Пришла пора гуманитариям возвратить себе это «техне», которое перешло в ведомство естественно-научных технологий, хотя изначально принадлежало именно сфере гуманитарно-практической.
При этом следует различать первичные искусства, которые выступают объектом изучения в гуманитарных науках, и вторичные, рефлективные практики (искусства, технологии), которые формируются на основе наук или во взаимодействии с ними. Например, поэзия, живопись, ваяние — первичные искусства; поэтика, литературоведение, искусствознание — науки, исследующие эти искусства; а программы и манифесты новых литературных и изобразительных направлений, написанные на языке теоретических понятий, но призванные конструктивно воздействовать на художественные процессы, — область гуманитарных практик и технологий, куда входит также *гуманитарное изобретательство.

Гуманитарные практики и технологии составляют сферу *трансгуманистики, но не совпадают с ее делением на дисциплины (*культуроника, трансформативная философия, трансформативная поэтика и другие *трансдисциплины). Практики могут пересекать границы разных дисциплин (например, *аугментация, *ноофикация, *потенциация) или быть в принципе не– или сверхдисциплинарными (*коллективная импровизация, *метапрактика).

*Гуманитарное изобретение, Концептивизм, Культуроника, Манифест, Потенциация, Проективность, Трансгуманистика, Трансдисциплины

Конструктивный. С. 1–74.

Творчество. С. 20–43.

Humanities. Р. 11–15.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1052218/20/Epshteyn_-_Proektivnyy_slovar_gumanitarnyh_nauk.html

МАНИФЕСТ (manifesto). Жанр, провозглашающий новые принципы и направления общественной и культурной жизни; один из важнейших жанров творческого мышления. Гуманитарная мысль — не только описание, анализ существующих культурных явлений, она не исчерпывается жанрами состоявшихся открытий и исследований, такими как монография, статья, доклад, учебник, диссертация. Вершинные образцы и достижения литературной теории мы находим в манифестах — программных работах классицизма, романтизма, реализма, символизма, футуризма, сюрреализма, постмодернизма и т. д. Что такое ирония и гротеск, аллегория и символ, наивное и сентиментальное, лирический пейзаж или реалистический персонаж — обо всем этом мы узнаем преимущественно из манифестов (позднее ученые-специалисты занимаются прояснением и толкованием этих понятий).

Как правило, манифест — первое слово теории, а монография — её последнее слово. Если отобрать во всей истории эстетики и литературоведения наиболее яркие, классические работы, то в них обнаружатся черты манифеста. В «Поэтическом искусстве» Н. Буало и «Лаокооне» Г. Лессинга, в статьях и фрагментах братьев А. и Ф. Шлегелей и «Защите поэзии» П. Шелли, в «Литературных мечтаниях» В. Белинского, в Предисловии к «Кромвелю» Гюго и «Экспериментальном романе» Э. Золя, в «Символизме» А. Белого и «Искусстве как приеме» В. Шкловского, в «Манифесте сюрреализма» А. Бретона и в «Нулевом градусе письма» Р. Барта провозглашаются новые принципы художественного мышления и благодаря этому открываются ранее неизвестные свойства и закономерности литературы как таковой. Самые общие теоретические вопросы ставятся изнутри художественной практики, как ее замысел и вопрошание о будущем. «Что есть литература» зависит от того, чем она становится и чем может стать.

Провозглашая новые литературные движения и культурные эпохи, манифесты кладут начало этим движениям самим фактом провозглашения. Философ Джон Остин разделил все высказывания на констатирующие и перформативные. Манифесты как речевые акты перформативны, они не описывают ситуацию, а создают её — осуществляют то, что провозглашают. Как политический деятель провозглашает создание нового государства или организации, так и автор манифеста говорит: «Объявляю эти стихи образцом романтизма» или «Эти романы — воплощение натурализма». Дж. Остин спорил с утверждением позитивистов, что высказывание всегда что-то «констатирует» и потому либо истинно, либо ложно. Он предлагал другой критерий: высказывания могут считаться «счастливыми», если они достигают того, что провозглашают, либо «несчастными», если не исполняются, как бывает в случае нарушенных приказов, обещаний или клятв. Некоторые манифесты, например романтические или футуристические, обрели историческую удачу, в отличии, например, от литературной группы «Ничевоков», которая выступила со своим манифестом в 1921 году, но не получила поддержки или признания.

С лингвистической точки зрения манифесты пользуются скорее сослагательным или повелительным, чем изъявительным наклонением. Они не описывают случившееся или происходящее, а призывают или предполагают то, что может или должно случиться. Фридрих Шлегель: «Всякое искусство должно стать наукой, а всякая наука – искусством, поэзия и философия должны соединиться». «Все, что можно сделать, пока философия и поэзия были разделены, сделано и завершено. Теперь настало время соединить их» ^[229]. Андрей Белый: «Опять запросило сердце вечных ценностей… Не событиями захвачено все существо человека, а символами иного. <…> Задача нового искусства не в гармонии форм, а в наглядном уяснении глубин духа…» ^[230]

Манифестам часто свойствен авангардный стиль приказа, политического или эстетического императива. Но манифест — это не обязательно директива, повелительный возглас, как в «Коммунистическом манифесте» К. Маркса и Ф. Энгельса или в футуристических манифестах Ф. Маринетти. Наряду с манифестами-императивами есть манифесты-гипотезы. Они не сужают, а расширяют мыслительное пространство, вносят в него область возможного. В них не указываются единственно правильные пути к будущему, а раскрывается целый веер будущностей. Такие размышления могут иметь ценность не потому, что они верны, а потому что они «веерны». Место манифестов — в области *гуманитарного изобретательства.

МЫСЛЕДЕЙСТВИЕ (thought-action). Действие мысли как самостоятельный поступок, как форма творческого выражения личности. Мыследействие может выражаться в речи, на письме, в поступке или не иметь внешнего выражения, но оно создает собственную реальность как элемент ноосферы. Мыследействие – это такая мысль, которую нельзя «передумать»: она уже имеет место в мироздании.

Мысль может иметь последствия для бытия независимо от практического ее воплощения. Мыследействие может рассматриваться в разных планах: экзистенциальном, информационном, материальном. Так, декартовское «Сogito ergo sum» утверждает сам акт мышления как прямое доказательство бытия мыслящего. Мысль как информационный процесс может воздействовать на процессы создания и распространения информации во вселенной даже независимо от факта ее передачи другим существам. Мысль может возбуждать нейроны и оказывать воздействие на энергетические и химические процессы в мозге, передаваться через интерфейс «мозг-компьютер» в электронные сети и становиться непосредственной производительной силой и коммуникативной реальностью, что создает проблемы когнитивной самоцензуры и мыследержания в церебрально открытом обществе (см. *нейросоциум).

Возможно и воздействие мысли на микроструктуру мозговых клеток и на соответствующие квантовые флуктуации. Согласно гипотезам, связывающим сознание и физическую реальность, такое мыследействие может иметь последствия космических масштабов, например привести к зарождению параллельных миров.

Как бы ни разнились научные объяснения и оценки мыслительных процессов, несомненно, что они обладают своей собственной реальностью, энергией, информационной ценностью. Следует отличать «мыследействие» от *мыслебытия как совокупности практически осуществленных и материально закрепленных результатов мысли.

МЫСЛЕЗНАНИЕ (thinknowledge; think + knowledge). Эпистемологическая категория, указывающая на соотношение мышления и знания как двух форм интеллектуальной деятельности и на способы их взаимопревращения.

Обычно наука определяется как накопление и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности, как вид познавательной деятельности, направленной на выработку объективных и системных знаний о мире. Основной задачей научной и академической работы считается исследование (research): «тщательное, систематическое, терпеливое изучение и изыскание в какой-либо области знания, предпринятое в целях открытия или установления фактов или принципов» (Webster’s Dictionary). Исследование – важная часть научного труда, но далеко не единственная. При таком подходе упускается роль мышления. Служит ли оно средством приобретения знаний или, напротив, знание представляет лишь одну из ступеней мышления?

«Знать» – значит иметь в уме верное понятие или сведение о каком-то предмете. «Мыслить» – значит совершать в уме действия с понятиями, сочетать их, разъединять, соединять на новом уровне. Мышление – это динамическая работа с теми понятиями, которые статично представлены в форме знания. Мышление не сводится к познанию, но создает такие понятия, которые не соответствуют ничему в действительности; наоборот, действительность может быть постепенно приведена в соответствие с ними. Так возникает все, что человек «от себя» привносит в бытие, преображая его. Мышление содержит в себе ту прибавку к знанию, которая и создает вторую действительность, рукотворный и мыслетворный мир истории и культуры, включая идеи и ценности, науку и технику.

Таким образом, скорее знание можно считать моментом мышления, а не наоборот. Ведь даже естественные науки, хотя они и представляют собой знание о природе, отсутствуют в самой природе: знание не содержится в предметах знания, а прибавляется к ним мышлением. Мышление пользуется знанием, чтобы, верно отражая мир, преображать его. Знание можно определить как адаптивный механизм мышления, способ его выживания в практическом взаимодействии с окружающим миром. Знание – это адаптивный механизм, посредством которого мышление координирует себя со средой, для того чтобы тем вернее ее трансформировать, адаптировать к себе. Все, что мы называем историей и культурой, и есть результат такой адаптации действительности к мышлению. В любом фрагменте искусственной среды, от избушки до небоскреба, от автомобиля до книги, можно увидеть след мышления, систему овеществленных или означенных понятий (*мыслебытие).

С философской точки зрения мышление и знание соотносятся примерно так же, как понятия энергии и массы в физике. Когда мышление останавливается, застывает, обретает инертную массу покоя, оно становится знанием как неким «идеальным телом», отражающим свойства своего объекта, совокупность фактов. Напротив, распредмеченное знание переходит в энергию мысли, которая разрывает устойчивые, «познанные» связи фактов, по-новому сочетает понятия, которые ничему не соответствуют вне мышления, но которые могут найти себе последующее воплощение в искусстве, практике, технике и тем самым раздвинуть границы самой действительности. По словам А. Эйнштейна, «только смелое размышление, а не накопление фактов может вести нас вперед» ^[119].

Знание – это овеществленное, прошлое мышление, так же как фабрики, станки и другие средства производства есть прошлый труд. Всегда существует опасность, что в научно-образовательных, академических учреждениях, профессионально занятых выработкой и распространением знаний, запас прошлой мысли начнет преобладать над энергией живого, «незнающего», творящего мышления. Ограничивать научную или академическую деятельность сферой исследования, то есть накопления и умножения знаний, – значит упускать то целое, частью которого является знание. Правильнее было бы определить задачу научных и академических учреждений не как исследование, а как мыслезнание, интеллектуальную деятельность в форме познания и мышления, то есть (1) установление наличных фактов и принципов и (2) производство новых понятий и идей, которые могут определять развитие цивилизации. Знание есть информация о наличных фактах и связях мироздания; мышление – трансформация этих связей, создание новых смыслов и представлений, которые в свою очередь могут быть претворены в предметы или свойства окружающего мира.

НАУКОВОДСТВО (invention of sciences). Теоретическая и практическая дисциплина обоснования и создания новых наук. Хотя многие науки зародились еще в древности, они продолжают возникать и в Новое и Новейшее время. Науководство — это метадисциплина, которая на основе изучения и классификации существующих наук проектирует новые науки и способствует их теоретическому и практическому формированию.

Фрэнсис Бэкон, основоположник науки Нового времени, считал важнейшей её задачей именно изобретение наук и искусств (the invention of arts and sciences). Важны изобретения внутри существующих дисциплин, но ещё важнее — изобретать сами дисциплины. «Существуют два вида открытий, совершенно отличных друг от друга. Первый вид — это изобретение искусств и наук, второй — открытие доказательств и словесного выражения. Я утверждаю, что первый из этих двух видов полностью отсутствует. <…> В развитии и расширении наук не достигнуто более или менее значительного прогресса, потому что до сих пор игнорируется необходимость существования особой науки об изобретении и создании новых наук. То, что следует создать такой раздел науки, — совершенно бесспорно» ^[32].

Такая наука о создании новых наук отсутствует и сегодня, и несомненно, что исследовательские университеты нуждаются в центрах науководства — экспериментального науковедения и наукотворчества.

В своей знаменитой классификации наук Ф. Бэкон не только обобщал факты об уже имеющихся отраслях знания, но и под знаком «desiderata» – «желаемые» – выдвигал новые дисциплины, которые могли и должны были бы развиться в будущем. Так, знаком «desiderata» помечены «история наук и искусств», «теория машин», «учение о расширении границ державы» и прочие дисциплины, развившиеся лишь столетия спустя. Причем сам Бэкон не только отмечает отдельные науки как «недостающие и нуждающиеся в развитии», но и предлагает примеры такого развития — экспериментальные трактаты по несуществующей области знания. Так, о науке, которую Бэкон аллегорически называет «консулом в военном плаще» и которая впоследствии стала «геополитикой», он замечает: «… мы считаем необходимым отнести ее к числу наук, требующих развития, и, как мы это всегда делаем, приведем здесь образец ее изложения». Далее следует «Пример общего трактата о расширении границ державы» ^[33]. Таким образом, четыре века назад Бэкон создал своеобразную «периодическую таблицу», только обобщающую и предсказывающую не химические элементы, а научные дисциплины. Многие белые пятна в бэконовской таблице оказались со временем заполненными.

Хотя номенклатура признанных дисциплин насчитывает уже тысячи именований, процесс их умножения неостановим и требует новых инвестиций воли и воображения. В ХХ веке были созданы такие науки и дисциплинарные поля, как кибернетика, семиотика, информатика, квантовая физика, психоанализ, гендерные исследования, когнитивистика, коммуникативистика, нарратология, грамматология и др.

Сфера воображения все более настоятельно входит в саму структуру развития знания, определяет ход научных революций. В наше время противопоставлять «науку» и «утопию», рассудок и воображение – значит не замечать движущих сил научно-технического прогресса. Научное знание не подавляет сферу человеческих желаний, а, напротив, в своем поступательном развитии все полнее реализует их и само движется их силой. В этом смысле «желательные науки» Ф. Бэкона – едва ли не первый сознательный синтез «науки» и «желания», выражение таких глубинных и общественно значимых желаний, которые движут развитие самой науки.

К началу XXI века обнаружилось, что мы уже и вправду живем в полуфантастическом мире, причем сама наука оказывается наиболее грандиозной, убедительной и действенной из человеческих фантазий. Движение науки, особенно в области электронно-информационных и биогенетических технологий, сравнялось с воображением фантастов и отчасти опередило его. Сеть-на-весь-свет, моментально передающая любое сообщение от каждого к каждому… Рост искусственного интеллекта и компьютерной памяти и появление на горизонте могучего племени киборгов, *всечеловеков, соединяющих интеллект с несокрушимым здоровьем, заменяемостью всех органов и практическим бессмертием… Открытие тайн генома, возможность производить существа с заранее заданными биологическими свойствами… Опыты синтеза биологии и социологии (социобиология), генетики и информатики (меметика)… Теории сложности и хаоса, синергетики, которые обнаруживают странность, парадоксальность, непредсказуемость в основе повседневных явлений… «Теории всего», которые пытаются свести воедино все виды физических взаимодействий…

Многое из того, о чем грезила фантастика, вошло в повестку дня современной науки. Тем самым наука и фантастика как бы меняются ролями. Если в научной фантастике наука дает пищу фантазии, то теперь все более очевидно обратное: фантазия дает пищу науке. Наука становится знанием о том, чего еще никогда не было, и ее все труднее отделять от технологии, как открытия трудно отделять от изобретений. Если научная фантастика определяла наше видение будущего в прошлом веке, то нынешний принадлежит фантастическим наукам, которые переводят наше воображение в знание будущих вещей, а знание – в их создание.

Роль фантазии в науке отнюдь не ограничена задачей ее популяризации, доходчиво-увлекательного изложения, но находится в самом центре познавательной деятельности. Наряду с популяризаторскими сочинениями: «занимательная математика», «занимательная физика», «занимательная лингвистика» и пр. – возможны и работы другого, экспериментального рода. Их задача – формировать теоретическое воображение, научную фантазию, ту человеческую способность, которая, по словам Пушкина, нужна не только поэту, но в равной степени и математику. Этот цикл возможных, желательных, «воображаемых» дисциплин: виталистика, гуманология, культуроника, микроника, реалогия, семиургия, скрипторика, тегименология, технософия, хоррология и др. Такова динамика научных революций в XXI веке: не только убыстряются переходы к новым понятиям и методам в традиционных дисциплинах, но и ускоренно возникают радикально новые парадигмы, которые не вмещаются ни в одну из признанных, академических дисциплин. Одна из целей науководства – исследовать саму модель порождения наук, общие «алгоритмы», действующие при образовании как семиотики, так и реалогии или микроники.

ОНТОТЕХНИКА (ontotechnology; от греч. on (ontos), бытие, сущее + техника). Онтологическая техника, способная менять фундаментальные условия бытия, создавать новый пространственно-временной континуум, сенсорную среду и способы её восприятия, новые виды организмов, а потенциально и новые формы разума.

Постиндустриальная эпоха отмечена неуклонным сближением техники и онтологии. Раньше техника занималась частностями, обеспечивала конкретные житейские нужды — в пище, жилье, передвижении, борьбе с врагами. Философия же, включая онтологию как учение о принципах бытия, занималась общими вопросами мироздания, которое она не в силах была изменить: сущностями, универсалиями, природой пространства и времени. Техника была утилитарной, а философия — абстрактной. В эпоху нано-био-инфо-когно-технологий наступает пора их сближения: мощь техники распространяется на фундаментальные свойства мироздания, а философия получает возможность не умозрительно, но действенно определять и менять эти свойства. Атомы материи, гены живых организмов, биты информации, нейроны мозга — на таких уровнях начинает работать техника, подчиняя саму структуру мироздания замыслам человека, а значит, потенциально сотрудничая с философией как с учением о мироздании в целом. Техника конца ХХ и тем более XXI века — это уже не орудийно-прикладная, а фундаментальная техника, которая благодаря продвижению науки в микромир и макромир, в строение мозга, в законы генетики и информатики проникает в самые основы бытия и в перспективе может менять его начальные параметры или задавать параметры иным видам бытия.

Тем самым техника уже не уходит от философии, а заново встречается с ней у самых корней бытия, у тех первоначал, которые всегда считались привилегией метафизики. Вырастает перспектива нового синтеза философии и техники — онтотехника, которая не только теоретически мыслит первоначала бытия, но и практически учреждает их в альтернативных видах материи, жизни и разума.

*Концептивизм, Мыслебытие, Нетософия, Ноофикация, Синтеллект, Техногуманизм, Технософия

Творчество. С. 193–200.

Humanities. Р. 151–158.

ПСИХОКРАТИЯ (psychocracy). Феномен социальной психологии; тип политического режима, который правит путем нагнетания определённых психических состояний в обществе: массовой истерии, паранойи, хоррора, ненависти, страха, зависти, эйфории и т. д. Население зомбируется средствами массовой (дез)информации, прежде всего телевидением. Элементы психократии присутствовали и в тоталитарных режимах XX века, но и коммунизм, и фашизм были прежде всего идеократиями, то есть правили посредством идей, овладевающих и сознанием, и подсознанием масс. Когда у власти не остаётся других рычагов воздействия: экономических, идеологических, конструктивно-цивилизационных, креативно-социальных, — она использует внушаемость населения для достижения своих целей, играет с психическим состоянием нации, заряжая её энергией прежде всего негативных эмоций и фобий. Психократия совместима с плутократией, коррупцией, авторитаризмом и милитаризмом и создаёт для них пропагандистское обеспечение. Можно рассматривать психократию как парадоксальное отражение технического прогресса, поскольку информационные и коммуникативные технологии постепенно стирают грань между физически-реальным и психически-виртуальным.

Психократия как явление социальной психологии — разновидность *симпсихоза, психической взаимозависимости двух или многих людей.

*Новейшее средневековье, Панфобия, Симпсихоз, Социоделики

Сеанс черной магии. Марево и волшебник: Томас Манн и Russia Today // Новая газета. 19.1.2015. № 4.

Политика. С. 205–213, 217–218.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1052218/423/Epshteyn_-_Proektivnyy_slovar_gumanitarnyh_nauk.html

ПУСТОВОДСТВО (emptistry; empty + industry; ср. домоводство, садоводство). Разведение пустоты; форма общественной деятельности по производству «ничто» как главного коллективного продукта. Следует различать «ничего не делать» и «делать ничего». Ничегоделанье, в отличие от ничегонеделанья, — это не просто досуг, отдых, убиение времени, это активное заполнение пустотой жизненного пространства. Многое предпринимается социальной системой именно для того, чтобы действие ни к чему не приводило, — и это создает ощущение порядка, потому что слишком целенаправленная и продуктивная деятельность может восприниматься как опасная, нарушающая покой и равновесие.

Пустоводство — не лень или праздность, это занятие по-своему трудоёмкое, как и все другие «водства», от полеводства до лесоводства. Пример современного пустоводства — работа охранников в России: рядовые этой пятимиллионной армии стоят у аптек, поликлиник, супермаркетов, редакций и прочих мирных учреждений.

М. Е. Салтыков-Щедрин так описывает условия, сформировавшие Иудушку Головлева: «Проведя более тридцати лет в тусклой атмосфере департамента, он приобрел все привычки и вожделения закоренелого чиновника, не допускающего, чтобы хотя одна минута его жизни оставалась свободною от переливания из пустого в порожнее». О том же ещё раньше писал Гоголь в наброске к «Мертвым душам»: «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие. <…> Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно… Смерть поражает нетрогающийся мир».

Вспомним «Чевенгур» Платонова: «Так это не труд — это субботники! — объявил Чепурный. — …А в субботниках никакого производства имущества нету — разве я допущу? — просто себе идёт добровольная порча мелкобуржуазного наследства». Растениеводство, животноводство и пр. становились второстепенной формой деятельности по сравнению с идеологически самым правильным — пустоводством. В СССР господствовала идеология общей, а значит, ничьей собственности, и этот никто был по сути хозяином жизни и ни за что не отвечал. Делать ничего было лучше, чем делать что-то или не делать ничего: первое воспринималось как проявление индивидуализма («ему больше всех нужно!»), а второе — как тунеядство и паразитизм.

*Демобюрократия, как форма пустоводства, развитая на Западе, не столь актуальна в России, где на демократические процедуры не тратят слишком много времени — всё определяет начальник. Однако единолично принятые решения настолько противоречат реальным интересам людей, что исполняются только для видимости. Если на Западе сложно принимать решения, то в России сложно их исполнять, и их эффект нейтрализуется взаимодействием энергии начальства и инерции подчинённых. Система управления «бешено буксует», то есть при большой затрате энергии производит ничего как продукт труда.

*Амбирелигия, Демобюрократия, Минус-система, Недо-, Пустоты, Танатализация

Политика. С. 225–232.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1052218/424/Epshteyn_-_Proektivnyy_slovar_gumanitarnyh_nauk.html

ПУСТОТЫ (voids). Значимые для бытия материально закреплённые формы его отсутствия. Следует различать «пустоту» как общее свойство: вакуум, отсутствие материи, ничто — и отдельные «пустоты» как конкретные, формообразующие проявления пустоты, внедрённые в состав определённой материальности: зияния, дыры, щели, разрывы субстанции. Пустоты оказались в центре нового направления онтологии, которое в конце ХХ века в англоязычных странах и Германии получило название «метафизика дыр (holes) ^[104].

Теория пустот заостряет общую онтологическую проблему, восходящую ещё к Пармениду: есть ли ничто — или ничто не существует? Дыра, проделанная пулей в виске, или дыра, проделанная айсбергом в обшивке корабля, означают отсутствие какой-то необходимой части данного объекта и, следовательно, его разрушение, гибель. Но наряду с деструктивными пустотами встречаются конструктивные, благодаря которым вещи суть то, что они суть (туннель, колодец, бублик). Любая форма, поскольку она отличается от материи, содержит в себе некий изъян или отсутствие материи, то есть является в той или иной степени пустотной.

Можно предположить, что в мире существует столько же видов пустоты, сколько существует субстанций, то есть форм предметности. Теория пустот исследует разнообразные пустотные формации — проёмы, бреши, щели в материальных объектах, телесные отверстия, географические и демографические зияния, провалы и паузы в памяти, истории и в коммуникации — и их роль в становлении материальной и духовной культуры. Дыры, сети, решетки, петли — тип объектов, который привлекает всё большее внимание философов.

О том, насколько пустотность важна в регулярном формообразовании действительности, свидетельствует наличие в русском языке специальной приставки «про-», которая обозначает внедрение пустоты в предметную среду: пропуск, пробел, проём, пролом, пробоина, прорезь, прореха, пропасть, прокол, пройма, проход, просвет, пробор, прозрачность, промежуток, пролёт, прорыв, провал, прострел, просчёт, простор… Отсюда и соответствующие «пустотообразующие» действия: проколоть, пробить, прогрызть, прорвать…

Огромную роль играют пустоты в искусстве и литературе, особенно в эпохи авангарда и постмодерна. Например, в «Поэме конца» Василиска Гнедова (в его сб. «Смерть искусству», 1913), состоящей из пустой страницы; в музыкальной пьесе Джона Кейджа «4’33’’» (1952), состоящей из паузы длиной 4 минуты 33 секунды; в белых полотнах Роберта Раушенберга (Black Mountain Art College, 1952), в работах художников Ильи Кабакова, Виктора Пивоварова и др. Эстетика и поэтика пустот существенна для понимания культуры ХХ века.

Для разговора о пустотах вводится особый грамматический разряд слов: *отрицательно-неопределённые местоимения.

СМЫСЛ (sense, sense-meaning). Базисная категория мышления; элементарный импульс мыслительной энергии, передвигающей границу между значениями или понятиями, ранее установленную в языке, в культуре. Смысл нельзя знать, его можно только мыслить, он задаётся конструктивной работой мышления, а не предзадан как наличный предмет познания. Смысл, в отличие от значения, — категория, во многом специфическая для русского языка и философии, поскольку именно здесь она этимологически родственна мысли, мышлению. Значение соотносится со знанием и принадлежит определённому знаку как данность его означаемого; смысл соотносится с мышлением и образует сферу конструирования новых понятий и идеальных сущностей. Можно знать значение того или иного слова или явления, но смысл — мыслится, то есть включается в процесс построения новых понятий, в игру ментальных возможностей, в *потенциосферу данного слова или явления. Значение — дано, смысл — задаётся.

Смысл — это революция в государстве значений, сдвиг в системе известных, общепринятых понятий. Смысл того или иного высказывания определяется сдвигом языковых значений, динамикой их трансформации. Например, афоризм Ларошфуко «В ревности больше себялюбия, чем любви» исходит из устойчивых значений слов «любовь» и «ревность» – и строит из них новый смысл, показывая, что ревность происходит от любви к себе, а не к другому. Смысл — единица работы, совершённой мыслью по перестановке элементов знания для построения из них нового концепта, ментальной структуры, которая далее может воплощаться в новых конструктах цивилизации.

Смысл как структурная единица в динамике мышления соотносится с битом как единицей информации и с *витом как единицей трансформативных процессов. У мышления есть свой сюжет, своя последовательность событий, пересекающих границы понятий, и смысл есть ментальное событие такого пересечения, направляемого движением мысли. Например, смысл утверждения, что Сократ — человек, состоит в том, что индивид оказывается представителем рода. Смысл таких жизненных событий, как поступление в школу или вступление в брак, тоже определяется пересечением границы семантических полей: между необученностью и обучением, между холостой и семейной жизнью. На основе определённого факта, например «Москва — столица России», мышление создаёт множество смыслов, то есть смещает и переворачивает понятия, нарушает их границы, утверждённые знанием. Какой была бы страна, если бы её столица находилась в другом городе (в Петербурге, в Сибири, на Чёрном море)? Какова была бы Москва, если бы у неё отняли статус столицы? Могло бы быть у России несколько столиц, различающихся своей доминантой (политическая, культурная, промышленная столицы)? Только совокупность этих «домыслов», то есть возможных трансформаций данного факта, позволяет определить его смысл, выйти за пределы знания в область мышления.

В отличие от идеи в платоническом измерении, существующей объективно и независимо от мыслителя, смысл задается волей и деятельностью мышления и целеполаганием мыслящего субъекта. В отличие от значения, которое определяется в словарях и энциклопедиях как постоянная референтная область данного знака, смысл может быть уяснён лишь в контексте употребления знака, динамически, как акт построения определённой мысли/высказывания. Гуманитарные науки не ограничиваются накоплением знаний, они обращены на смыслы, которые образуются в ходе человеческой деятельности и ее осмысления. Эрудиции недостаточно: например, можно знать все известные факты о жизни и работах писателя, но нельзя знать смыслов его творчества, их можно только мыслить, то есть сомыслить, иномыслить или противомыслить писателю, развивая смысл созданных им текстов и образов.

Традиционный вопрос «В чем состоит смысл жизни?» не имеет ответа в сфере знания: смысл разворачивается, как интенция, проект, задача, в пространстве жизненных целей и возможностей. Смыслы вписаны в контекстуальные рамки, которые стадиально расширяются: от смысла данного мгновения, слова, встречи, события — до смысла целой индивидуальной жизни или бытия человечества, природы, мироздания. Максимально широкая рамка для смыслополагания — мир всех миров, поскольку события, однократно происходящие в нашем мире, приобретают смысл лишь по контрасту с иными вариантами этих событий, гипотетически происходящих в иных мирах. Мультиверсум — это не только космологическая теория множественности миров, но и необходимое условие мыслительных процессов в нашем мире, создающих разные сценарии события. Без допущения альтернативных версий каждого факта было бы невозможно его осмысление (см. *Многомирие).

ШИЗОФАШИЗМ (schizofascism). Фашизм под маской борьбы с фашизмом. Собственно фашизм — цельное мировоззрение, соединяющее расовую теорию, империализм, национализм, ксенофобию, великодержавность, антикапитализм, антидемократизм, антилиберализм. Шизофашизм — это расколотое мировоззрение, своего рода карикатура на фашизм, но серьёзная, опасная, агрессивная карикатура. Шизофашизм проявляется в истерической ненависти к свободе, демократии, ко всему чужестранному, к людям иной идентичности, а также в поиске врагов и предателей среди своего народа. Но это шовинистическое мировоззрение находится в шизофреническом расколе со стремлением использовать те самые блага, которые обеспечивает «враг»: недвижимость за рубежом, привилегия давать образование детям в странах «Гейропы», проводить там отпуск, хранить счета в банках и т. д.

Шизофашизм отличается от традиционного фашизма цинизмом и коррупцией, а также новейшим «ноу-хау»: чем глубже пропасть между идеалом и фактом, тем больше это импонирует массам. Пропаганда лжёт откровенно — в расчёте, что народу ложь понравится, если она «наша», нам льстящая, а их «уделывающая». Такую «правильную», «патриотическую» ложь (типа «распятого мальчика на площади») встречают с особым воодушевлением. Наглость обмана и оправданное им насилие как бы служат гарантией того, что лгущий — свой, до гробовой доски, поскольку он теперь повязан ложью и кровью. Боязливая ложь может уклоняться от истины на несколько градусов, ложь посмелее — на прямой угол, а совсем отважная — на 180 градусов, то есть прямо обратна истине. Шизофашизм вбирает в себя некоторые черты постмодерна: презрение к реальности, культ гиперреальности, насаждение симулякров, приоритет означающих над означающими, — но при этом отрывает их от рефлексии, игры, иронии и ставит на службу архаическим общественным структурам, инстинктам власти и массовой сплочённости.

*Новейшее средневековье, Панфобия, Психократия, Святобесие, Социоделики, Тотальгия

Политика. С. 261–262.

https://www.e-reading.club/chapter.php/1052218/432/Epshteyn_-_Proektivnyy_slovar_gumanitarnyh_nauk.html

Комментарии к публикации этой словарной статьи в FB:

https://www.facebook.com/michael.bogomolov.56/posts/1021576264640544

Комментарии

• 

  Артем СенчилоКлассический фашизм не несет в себе национализма и на расовую теорию не опирается. Для него важно гражданство, а не национальность гражданина. Ни Муссолини, ни Франко, ни Пиночет не мерили циркулем черепа своих подданных и за национальность не сжигали. Критерий лояльности — верность отечеству в лице вождя этого отечества. Грубо говоря, вождь — это и есть отечество. И этот вождь должен отечеством сделать весь мир. А расовая теория — это основа национал-социализма, который имеет ряд существенных отличий от фашизма. И то, что Сталин назвал национал-социалистов фашистами, ничего не значит. Гитлер — национал-социалист, путин и Муссолини — фашисты.

  • 

  • Михаил БогомоловТак "русский мир" же, не "российский". + все эти рассуждения о "титульной нации".

    

    Артем СенчилоТолько рассуждения. На украинском фронте за вождя воюют буряты и кадыровцы, министр обороны — тува, чукчей никто в крематории не сжигает, евреев (при условии, что они всецело преданы вождю) в гетто не сгоняют. Вождю на самом деле не важно, кто какой расы, ему важно, чтобы все любили родину, которую он олицетворяет и расширяли границы этой родины до пределов видимой вселенной. Язык — один из инструментов управления, позволяющий подданным чувствовать себя единым целым. Тот, кто принимает богоизбранность вождя и язык вождя, в концлагерь не попадет, даже если он этнический украинец (как Захарченко или Матвиенко), а попадет туда этнический русский, который сомневается в мессианстве великого и непогрешимого. Это классический фашизм образца Муссолини и Франко. Язык в империи должен быть один. Но языком и ограничивается. Русских даже в думе меньше трети.

  • 

    Артем СенчилоЕсли сжато. При фашизме ты можешь быть хоть семитом, хоть монголоидом, хоть негром. Если ты отказался от своих языка и культуры, принял имперские идеалы и веришь в вождя, как в бога, ты можешь дослужиться до спикера или министра обороны. При национал-социализме ты можешь не знать ни одного языка, кроме немецкого, знать наизусть "майн кампф" и "миф ХХ века" и считать фюрера богом, но если ты семит, ты из гетто не выйдешь, а если и выйдешь — то только в крематорий.

  • 

    Михаил БогомоловАртем Сенчило Мне кажется, Вы забыли, что пост — о ШИЗОфашизме.

  • 

    Артем СенчилоЛюбой фашизм "шизо", как и любая тоталитарная система. Российский фашизм отличается от классического двумя вещами: 1. Отрицанием того, что он фашизм; 2. Обильным цитированием вождём и министром иностранных дел классиков национал-социализма под видом собственных мыслей. Но как бы вождь ни цитировал Гитлера, он фашист, а не национал-социалист. Он физически не может осуществлять на практике идеологию Розенберга — придется уничтожить 5/6 населению РФ. А кем тогда воевать за мировое господство?

  • 

    Михаил БогомоловАртем Сенчило Какое "мировое господство"?  У них деньги кончились 

  • 

    Артем СенчилоНа войны в Сирии и Украине у них деньги есть. Они убивают каждый день. С начала войны в Украине убили 20 000, половина из которых — гражданские. На учения с беларусами (по сути — оккупация Беларуси, ибо вряд ли после учений армия оттуда уйдет) у них деньги тоже есть. На поддержание войны в Карабахе — есть, на содержание оккупационного контингента в Молдове — есть, на содержание ИГИЛ — есть, на ежедневные обстрелы грузинских позиций — есть, на теракты в Европе и собственном метро — есть, на информационную обработку земного шара — тоже есть... Даже на хакеров есть. Это на пенсионеров и учителей нет. Другое дело, что это они думают, что воюют с НАТО. НАТО пока об этом не знает. А если НАТО решит воевать, РФ закончится через неделю. Но реальный мир к тому, что у этих шизофреников в головах, имеет мало отношения. Если вообще имеет.

Andrei Gartel Дональд Трамп?!

• 

  Артем Сенчило Трамп не фашист. В отличие от путина, он национал-социалист )

• 

  Евгений Волков https://www.e-reading.club/book.php?book=1052218 Полный текст

  E-READING.CLUB

  Проективный словарь гуманитарных наук — Эпштейн Михаил

  • 

    Михаил БогомоловСпасибо!

• 

  Осминин Андрей Утащил.

  • 

    Михаил БогомоловТаскать вам не перетаскать 

  • 

    Осминин Андрей Михаил Богомолов  Да-да. Могутных словей в той эл-книжице много. Одно мудреватей другого.

  • 

    Михаил Богомолов Osminin Andrew Как любила приговаривать моя бабушка: "Мудреватые кудрейки, кудреватые мудрейки". 

  • 

    Осминин Андрей Михаил Богомолов Устами наших бабушек (и дедушек) глаголет Истина. Жаль, что мы понимаем это, только тогда, когда сами становимся такими вот бабушками-дедушками.