Но мы понимаем, что уверенность – это совсем не значит соответствие истине. Если человек в чём-то уверен, это совсем не значит, что это правда. И этот тезис особенно применим к автобиографической памяти. То есть если, с одной стороны, люди доверяют своим воспоминаниям, потому что они основывают свою жизнь на этих воспоминаниях, свои отношения, свои планы, то, с другой стороны, на сегодняшний день уже показано, что, пожалуй, мало что так просто поменять, изменить и на что так просто воздействовать, как на автобиографические воспоминания. В этом смысле автобиографическую память как раз можно назвать доверчивой. То есть если есть возможность, то она съест и примет то содержание, которое к ней подходит. Хотя здесь всё не так плохо, потому что есть и свои механизмы противодействия влияниям. Я попробую успеть о них сказать.

Автобиографическая памятьПсихолог Вероника Нуркова о восприятии биографии, наследовании эмоционального профиля от родителей и понимании счастья в пожилом возрасте

А теперь какие факторы известны на сегодняшний день? Во-первых, конечно, человек довольно плохо умеет разделять то, что с ним случилось, воспоминания о событиях, которые произошли во внешнем мире, и воспоминания о событиях, которые произошли во внутреннем мире. То есть на самом деле это для нас практически одно и то же – пережить событие или представить его. Особенно если после этих событий прошло время, или особенно если мы хотим, чтобы воображаемое событие на самом деле было, его нам не хватает. Или нам не хватает его, для того чтобы чувствовать себя психологически благополучным, или наоборот для того, чтобы какие-то негативные эмоции, например, обиду на кого-то пестовать в себе и удерживать. И так далее.

 

Пользуясь этим, уже в лабораторных условиях исследователи показали, что стоит только вообразить некоторое событие, даже, кстати говоря, практически невообразимое или нереальное, этого достаточно, для того чтобы человек поверил в то, что это с ним было на самом деле. Причём, поверил настолько, что сам он не может различить правду и вымысел. Другое дело, что сейчас идут работы, которые вроде бы показывают, что есть некоторые небольшие признаки, по которым со стороны можно провести экспертизу и различить, является ли воспоминание относящимся к внешнему событию или к внутреннему.

Например, в одном из экспериментов людей просили вспомнить первый день их жизни. Конечно, все говорили, что они не помнят своего первого дня жизни. Никто не помнит своего первого дня жизни. Более того, мы знаем, что автобиографической памяти у младенцев просто нет. Она появляется, как я уже говорила прежде, в этих беседах взрослых, у разных культур по-разному, но у европейцев где-то в период между 3 и 4 годами. То есть очевидно невозможное воспоминание.

Но потом испытуемых в этом эксперименте просили представить, как бы они могли бы увидеть первый день своей жизни, если бы этот младенец мог бы запомнить и рассказать, как там всё это было. И вот они ложились на специальные матрасики, смотрели в потолок, представляли, что над ними склоняются какие-то люди, которые могли бы быть, какие-то игрушки и так далее. Им объясняли, что у детей ещё всё расплывчато им видится, представьте, что у вас расплывается изображение и так далее. Так вот, через полчаса такого тренинга почти 90% испытуемых утверждали, что они точно помнят первый день своей жизни. Причём, что интересно, здесь всегда бывает такое наблюдение, что человек всегда уверен, что других обманули, другим внушили, а я то на самом деле вспомнил. Конечно, у меня такая выдающаяся память.

И здесь возникает вопрос: действительно ли всё, что мы можем представить или то, что нас могут заставить представить, или то, что нам могут показать, например, современные средства медиа, которые практически виртуальную реальность создают. И можно ли сделать так, что человек примет этот виртуальный пережитый опыт за свой реальный и вживит его в свою автобиографическую память? Более того, возможно, здесь открывается простор для насилия, для некоторого насильственного вживления нужных воспоминаний, которые будут управлять поведением, предпочтениями человека, например, даже в рекламных целях. В одном из экспериментов испытуемым предлагали вспомнить, как они были в Диснейленде в детстве (неважно, что они там не были) и поедали какое-то удивительное мороженое. Потом раскрывали секрет, какой был сорт этого мороженого. Конечно, это оказывалось то мороженое, которое рекламировала данная компания. И потом действительно было показано, что люди охотнее выбирали, покупали и, что самое главное, это мороженое казалось им в этой упаковке гораздо более вкусным, чем другие сорта мороженого, хотя на самом деле это были мороженые одного и того же сорта. Просто за счёт такой проекции воспоминаний из детства предпочтения распределялись на все продукты, которые были связаны с этим воспоминанием.

Так вот, всё ли что угодно можно вживить тем или иным образом? Можно ли манипулировать автобиографической памятью, используя её доверчивость? Слава богу, и хорошая новость в том, что не совсем и не всегда. Вот эта доверчивость автобиографической памяти распространяется на те воспоминания, на которые у самого человека есть мотивационный запрос. То есть получается, что ребёнок становится таким, каким он себя помнит, таким, какую память ему сделали его родители о его детстве. Потому что из этого он делает вывод о том, какой он и соответственным образом себя ведёт, соответствующим образом реагирует на мир. Но когда человек уже вырос, здесь начинает наблюдаться некое равенство, некоторое взаимодействие. И когда мы уже взрослые, мы вспоминаем то, что подходит под нашу личность, которая у нас есть сейчас.

Влияние речи на категориальное научениеПсихолог Алексей Котов о категориальном восприятии у детей, гипотезе Сепира — Уорфа и влиянии речи на запоминание информации

Если вы сейчас человек, допустим, добрый и сочувствующий своим пожилым родителям, то вы будете вспоминать своё детство как счастливое, в котором ваши родители дарили вам подарки, гуляли с вами, делали всякие хорошие вам вещи. Если вы сейчас человек злой, обидчивый, недовольный своей жизнью и тем более недовольный своими родителями, то вы будете вспоминать совершенно другие события, вы будете вспоминать, как они вас обижали, как они вам подарили не то, что вы хотели, как они вас как-то наказывали и так далее.

 

Причём, понятно, что объективная реальность, которая за этим стоит в отдалённом прошлом, она может быть абсолютно идентичной. То есть наши воспоминания, когда мы уже взрослые люди, описывают то, какие мы есть сейчас в гораздо большей степени, чем они описывают те события, которые были в прошлом. И здесь есть и со стороны личности, конечно, важный заход, и со стороны практики и практической психологии. Потому что вот такая работа с воспоминаниями, особенно в отдалённом в прошлом, о детстве, может быть очень хорошим ресурсом, для того чтобы корректировать отношения с миром здесь и сейчас.

Есть и другие приёмы, которые повышают возможность имплантировать или вживить новые воспоминания о не существовавших ранее событиях. И я уже сказала, что воображение, то есть подмена опыта взаимодействия с внешним миром опытом взаимодействия со внутренним миром очень хорошо работает. Это есть базовый такой механизм. Но вот этот процесс можно разными способами облегчить и усилить. Эти факторы взаимно усиливают друг друга.

Например, один из факторов, который выяснен на сегодняшний день – это фактор апелляции к авторитету. То есть откуда пришло это новое воспоминание и насколько вероятно, что это действительно случилось в вашем прошлом? Например, если вам рассказывают какой-то эпизод… На улице вас останавливает прохожий, которого вы не узнаёте и что-то вам рассказывает из вашего прошлого, скорее всего, вы говорите, что он шарлатан и ничего с вами не произойдёт.

А если, допустим, к вам приезжает ваша бабушка или какой-то близкий родственник, с которым вы давно не виделись, ещё при этом показывает вам фотографию (кстати, неважно, что изображено на этой фотографии. Важно, чтобы она только к этому периоду жизни относилась), то, конечно, ваша субъективная вероятность и субъективная достоверность этого события будет резко повышаться. И вот такие эксперименты проводились, в том числе с практическими целями, чтобы показать, насколько человек может быть чувствителен к воздействиям на свою память.

Процессы и виды памятиПсихолог Мария Фаликман о месте памяти в системе психических процессов, ее возможных целях и подсистемах

Например, римская исследовательница Джулиана Мазони просто во время эксперимента надевала очки и надевала на себя белый халат врача. И когда приходил испытуемый, она серьёзно на него смотрела и говорила: «Расскажите свой сон». Человек рассказывал свой сон. Неважно совершенно, что он рассказывал. Она говорила: «Я врач, я специалист по снам, я их очень чётко интерпретирую. И этот сон говорит вам, что в детстве вы пережили (оставим это на её совести) утопление и чуть не утонули». И после этого огромный процент людей начинал верить (правда, что потом дальше с ними было – тайна, покрытая мраком), что они, допустим, в детстве пережили утопление.

 

В другом эксперименте людей помещали в такую ситуацию, где видеть или принимать участие в одержимости дьяволом – это совершенно нормальное дело. Было смонтировано ток-шоу, которое как бы невзначай транслировалось на экране, где люди с логотипом федерального канала обсуждали, как они пережили опыт одержимости дьяволом, как опыт одержимости дьяволом сказался на их жизни и так далее. Лежали специально сделанные, искусственно напечатанные газеты, в одном экземпляре, естественно, где премьер-министр страны признавался в том, что он в детстве был одержим дьяволом, потом его излечили. И так далее. То есть вся среда намекала без сомнений на то, что быть одержимым дьяволом – это нормально, даже престижно, и вообще это ведёт к личностному росту в дальнейшем. Людям, конечно, не говорили, что им имплантируют память. Им говорили просто: подождите, тут посидите, пообщайтесь, проведите время приятно и так далее.

Но спустя несколько недель существенный процент этих испытуемых уже признавали, а потом некоторая часть из них и вспоминали в подробностях то, что они или сами были одержимы дьяволом, или видели одержимых дьяволом, то есть вступали с ними в контакт. То есть что здесь происходило? Какой-то опыт. У нас есть воспоминания, но мы не знаем, как их назвать. Мы не думали никогда об этом. И тут нам называют и объясняют, что это было. И мы уже помним не то, что было на самом деле, а то, как это для нас описали авторитетные источники, которые объясняют нам, что же с нами было на самом деле. После того, как нам объяснили, мы уже так и помним. Кстати говоря, те дети, с которых я начала, ведь тоже взрослые, объясняют, что это было на самом деле. Мы всю жизнь тоже ищем таких объяснений в большей или меньшей степени. И здесь происходит трансформация воспоминаний очень серьёзная.