Онтология: тексты, видео, картинки

Я немало времени уделил анализу логической возможности такого феномена, как фашизм.

Настало время уделить внимание и его наиболее реальному конкуренту в борьбе за титул «совершенного зла» — мультикультуральному человеколюбию.

Часть первая.

Я наверное сейчас кого-нибудь удивлю, но вот вопрос — а что мы прикопались к детишкам в форме? Да знаю, сам тут давеча отметился. И всё же — к чему претензии?

Успокаиваемся, переключаем мозг с вещать на подумать, отвечаем: мы ведём себя так, как и подобает правильному бабуину — если его побили палкой, то рычать и грызть палку, самое оно.

Недаром устроители шоу так веселятся. Не то что бы они действительно были умнее нас, но сама роль использующих «палку» делает ситуацию прозрачной для них. И наша предсказуемая реакция на стимул — изрядно поднимает их в собственных глазах.

Переодевание — это всегда карнавал. Возмущают ли кого нибудь отряды эльфом и гоблинов, вампиров и вурдалаков, рыцарей (которые вполне исторически реальны и «прекрасной даме посвятил я сто смертей») или индейцев, которые, минуточку, — снимали с бледнолицых скальпы.

То есть в ином социально-политическом контексте карнавализация дня победы описывалась бы в терминах окончательного изживания страха пред войной, а речи о глумлении над памятью мы слышали бы как раз из уст «оскорблённых чувствами».

Зато во внимании сосредоточенном на форме (палке), за остроумными и содержательными замечаниями на её тему от нас скрываются выражаемые ей мотивации. Мотивации, которые могли быть выражены сколь угодно иначе, но от этого не стали бы ни на йоту лучше.

А зачем? — «грызите, Шура, грызите».

На самом деле всё ещё печальнее. Рядом с незначимым, чисто выразительным примером использования формы, давно существует область, где роль формы совсем не декоративна, самодейственна.

Это, разумеется, форма школьная, призванная приучить к единообразию порядка, коллективному подчинению, общности, даруемой извне. Однако по этому поводу не только не слышно протестов оппозиции, но нет собственно и единства. А между тем, в отличии от чисто карнавальной, демонстративной функции формы ко дню победы, это вариант использования формы работает не выразительно, а самодейственно. И работает ежедневно, год за годом.

Всё это было так, для постановки проблемы.

Давайте её сформулируем прямо.

Проблема в том, что одно из системообразующих оснований, делающих возможным наше гуманитарное сознание — не артикулировано в виде общепринятой аксиомы.

Деятельность любой степени сложности, направленная на адаптацию к условиям среды, будь то физические или информационные комплексы взаимосвязанных правил и законов — разумной не является.

Восприятие и, как следствие, деятельность бобра сложнее, чем деятельность мыши-полевки, а деятельность мыши сложнее, чем у дождевого червя, — но все они, независимо от сложности — доразумны.

Человеку как биологическому организму доступны адаптационные уровни сложности, недоступные другим видам организмов. Но успешная адаптация к доступной сложности картины бытия — столь же типически доразумна, как деятельность дождевого червя.

Собственно разумной деятельностью является деятельность разума по самостоятельному упорядочиванию факторов внешних условий относительно интенциальной или мотивационной направляющей.

Именно так, проходя путь самостоятельного упорядочивания известных схем причинно-следственных связей, мы достигаем их понимания, а не только запоминания.

И понятно, что пройдя этот путь в типичных ситуациях, мы в дальнейшем пользуемся этими готовыми схемами, заправляя постель или завязывая шнурки. Но, сталкиваясь со сколь угодно новой ситуацией с добавление ранее отсутствующего фактора, мы можем реагировать двумя способами:

Как разумные — это значит провести реорганизацию упорядочивания с нуля, относительно мотивации или интенциальности своего целостного отношения к ситуации.

Как животные — адаптируясь. То есть адаптируя готовые поведенческие схемы, складывая из них мозаику или подбирая наиболее похожую, «подходящую».

Мы это называем — руководствоваться принципами, убеждениями, законами, как-то упуская из виду, что все они не найдены нами в лесу, а являются результатом разумного упорядочивания факторов в иных исторических и фактических условиях.

И это, конечно, наиболее сущностная претензия к идее верховенства закона и добродетели абсолютного подчинения ему — которые суть идеал муравейника, торжества доразумности, адаптационной органической способности.

Отчетливое, отрефлексированное понимание этого различия необходимо нам во всех сферах сегодняшней проблемности жизни.

Именно оно лежит в основании всех креативных подходов к школьному образованию, где под идеями саморазвития, обучения способности к самопознанию и лежит интуиция развития разумного, а не адаптационного сознания. Разума, а не успешного организма.

И именно его недоосознанность, позволяет нам реагировать на неожиданное через адаптационный механизм их верификации готовыми убеждениями и принципами.

Заставляет смотреть не через призму причинности, а сосредотачивать всё внимание на поверхностной фактичности. На «палке».

И именно в отказе от разума в пользу высокоразвитой адаптационной способности лежит причина того, что предельно гуманистичные и человеколюбивые убеждения всерьёз конкурируют за титул абсолютного зла.

Часть вторая.