«Способность поступать иначе»: интервью с Дмитрием Волковым о проблеме свободы воли и экспериментах нейрофизиологов
https://monocler.ru/interviu-s-dmitriem-volkovym/
Дискуссия вокруг вопроса о существовании свободы воли не угасает на протяжении многих веков. Религиозные деятели, философы и ученые находят множество аргументов в защиту своих позиций. «Моноклер» поговорил с доктором философских наук, основателем холдинга SDVentures Дмитрием Волковым и попытался выяснить, всегда ли сознание опережает наши действия, можем ли мы снимать с себя ответственность за свои поступки, как нейрофизиология помогает правосудию и чего больше в стремительном технологическом прогрессе – пользы или вреда*.
© Lakhta View
Вы упоминаете о нейрофизиологических экспериментах, якобы доказывающих, что свободы воли нет. Но в то же время утверждаете, что мы ответственны за свое поведение. Как сочетаются эти два тезиса?
Точнее, я говорю, что некоторые эксперименты действительно используются критиками свободы воли. Они считают, что полученные данные исчерпывающим образом доказывают, что ее нет. Например, эксперимент Б. Либета. Есть и другие исследования. В принципе развитие нейрофизиологии идет таким образом, что мы все больше и больше узнаем о причинах наших поступков. Некоторые ученые после этого делают выводы, что никакой свободы нет.
Мне кажется, что это неправильно, в этом нет последовательной логики. Дело в том, что свободу можно определять по-разному. И наиболее точным ее определением я считаю способность поступать иначе и способность быть конечной причиной поступков.
Все эти эксперименты не показывают, что мы не можем поступить иначе. И они также не показывают, что мы не можем быть причиной событий. Они лишь демонстрируют, что сознание не всегда опережает действие, то есть некоторые действия мы совершаем бессознательно. Ну хорошо, часто это так. Но важные решения, такие как решение выйти замуж или поступить в университет, решение уволиться с работы — все они обязательно проходят через сознательные механизмы.
Что ещё важно для свободы? Важно, что есть рациональные аргументы для поступков. Эти научные эксперименты не доказывают, что у человека их нет. А они являются достаточным подтверждением существования свободы воли.
Если хотя бы часть наших действий совершается бессознательно, могут ли сегодня преступники пытаться оправдать себя результатами подобных исследований?
Да, конечно. В американской юриспруденции были реальные случаи защиты, когда подсудимые уверяли, что не могли поступить иначе, что находились в состоянии без альтернатив. Здесь нужно научиться проводить грань между более-менее здоровыми состояниями и нездоровыми. И нейрофизиология нам в этом помогает.
Существует один знаменитый пример: молодой человек жестоко убил отца и мать своей жены, сам приехал в полицию с руками в крови и сказал, что, кажется, совершил убийство. Его арестовали, подтвердилась его вина. Стали разбираться, как он это сделал. Оказалось – во сне. Он встал ночью, спустился в гараж, завел машину, проехал 20 миль, останавливаясь на светофорах, приехал в дом в пять утра, разбудил своих близких, что-то невнятно им говорил. Они спросили его, зачем он пришел так рано, не хочет ли он есть. И он вместо того, чтобы реагировать на них адекватно, просто взял нож и совершил убийство.
Оказалось, что у него большая история сомнамбулизма, а также незадолго до этого события он претерпевал сильный стресс. Вдобавок у него не было никаких причин убивать этих людей, с которыми у него сложились прекрасные отношения. В итоге его оправдали и назначили лечение.
Такие случаи есть, и хорошо, что нейрофизиология помогает нам в них разобраться. Но людей со злонамеренным поведением можно обвинять. Среди них – психопаты. Большая часть заключенных в тюрьме – это люди с психопатией. Но психопатия не является основанием для освобождения от ответственности. Это скорее комплекс психологических характеристик, которые сопровождаются в принципе злым умыслом и определенными чертами характера. Эти люди предрасположены к тому, чтобы свершать преступления, они делают это чаще, чем обычные люди, осознают свои поступки и не испытывают угрызений совести. И такие люди должны быть наказаны.
Читайте также Люди хищной породы: чем отличаются социопаты и психопаты и как воспринимают реальность?
Сегодня происходит как бы «срастание» человека и технологий — воспоминания хранятся на флешках, в сети, визуальное восприятие мира нередко происходит через камеру смартфона, виртуальные процессы порой становятся важнее реальных ощущений. Этот «новый человек» — прогресс или катастрофа? Если первое, то почему, а если второе — то как себя сберечь, и возможно ли это?
Мне кажется, это прогресс. 300 тысяч лет назад у нас не было языка, не было письменности. Что произошло с их появлением? Грандиозный скачок в когнитивных способностях человечества. Мы стали способны передавать друг другу гораздо больше знаний, люди намного сильнее объединились и стали умнее. Эти технологии дали нам всю имеющуюся у нас культуру.
И сейчас мы видим следующий шаг. Помимо языка у нас появляются периферические устройства, которые мы используем для хранения воспоминаний или для получения информации. Мне кажется, это прекрасно, потому что человеческая память в любом случае очень ограничена. Несмотря на то, что в человеческом мозге есть 93 млрд нейронов, все равно у памяти есть границы. Плюс процесс извлечения из нее знаний иногда очень замедлен. Наша память ненадежна, она перезаписывается. Поэтому я считаю, что ее вынесение на какие-то более надежные источники – это хорошо.
Нужно понимать, что мы не перестаем мыслить, мы просто получаем более удобную систему хранения воспоминаний.
Но, наверное, у каждой технологии есть обратная сторона. Я знаю несколько блогеров, которые фактически не живут, а только показывают, что живут, и это довольно любопытный феномен. Мне это удивительно, потому что для меня важная часть жизни заключается в индивидуальных, интимных переживаниях. Я хочу иметь это в своей жизни обязательно. Но это не отрицает того, что я хочу иметь и социальные моменты, когда я делюсь своими впечатлениями в сети. Это не значит менять одно на другое, я хочу обладать и тем, и другим. И технологии дают нам эту возможность. Вопрос, как мы ими будем пользоваться.
Если вы действительно заменяете все свои воспоминания о прожитом отпуске фотографиями, то это печальная история. Но если у вас есть и фотографии, и переживания, то это прекрасно. Если вы все живое общение с близким человеком заменяете разговором через какое-то устройство, то это снижает интимность взаимодействия. Но если я, находясь в Америке в командировке, могу дочке распечатать фотографию на ее принтере, то это прекрасно.
Говоря о современном обществе и быстром развитии технологий, в том числе искусственного интеллекта, вы вспоминаете слово «Армагеддон». По вашим словам, в середине XXI века человечество может столкнуться с функционирующим, универсальным машинным интеллектом. Почему Вы связываете это событие с концом света и как можно защититься от неблагоприятного сценария?
У меня нет однозначного вывода. Я думаю, что сверхразум может быть и Армагеддоном для человечества, а может быть и уникальной возможностью улучшить жизнь для всех нас. Это как ядерная энергия. Ее можно использовать, чтобы разрушить человечество до основания или обеспечить его ресурсом до необходимых масштабов. То есть вопрос заключается в том, в чьих руках это окажется, каким образом искусственный интеллект будет спроектирован и как мы будем выстраивать отношения. То есть взаимодействие со сверхразумом или просто с искусственным интеллектом – это область, к которой нужно очень внимательно сейчас относиться. И нужно, чтобы в это были вовлечены этики. Мне кажется, что для философии здесь присутствует прекрасная возможность сыграть важную роль и внести свой вклад в развитие новой технологии.
*Разговор состоялся в рамках международного просветительского проекта LAKHTA VIEW.