В течение нескольких недель российским медийно-политическим менеджерам удалось переключить внимание домашней аудитории с вопросов, связанных с Украиной, на тему Сирии. Дамаск и Алеппо становятся ближе, Донецк и Краматорск – дальше. Служилые российские «социологи» и «политологи» по команде выдают комментарии о том, что российские граждане уже меньше следят за событиями в соседней стране, да если и следят, то больше люди немолодые: «Интерес к положению дел в соседнем государстве чаще проявляют пожилые люди (82% старше 60 лет), нежели молодежь (44% от 18 до 24 лет)» (ВЦИОМ). В повестке дня отечественных телеканалов уже не первую неделю доминируют кризис с беженцами в Европе, Ближний Восток, Сирия. Лица репортеров, знакомые по украинским событиям, снова видны на экранах, только за их спинами Сирия.

Российские комментаторы говорят об угасании интереса к Украине не только в России, но и в мире. И это, кажется, похоже на правду. Журналист The Moscow Times Иван Нечепуренко заметил, что в сентябре впервые с 2013 г. тема Россия – Сирия затмила тему Россия – Украина как в трендах поисковика Google, так и среди тем, интересующих пользователей сайта микроблогов Twitter. Новостные агрегаторы на запрос «Россия» выдают в 6–7 раз больше новостных статей с упоминанием Сирии, чем с упоминанием Украины.

Дети в театре

Конечно, интерес мировой аудитории естественным образом сместился в Европу и Сирию: перед нами подлинная трагедия Сирии и глубоко болезненная для европейской политики история. Но нельзя не заметить, что российские медиаспециалисты именно в последнее время научились лихо седлать западный новостной цикл и пользоваться его бросками в собственных целях. С американской стороны звучат тревожные комментарии: «Мы заметили передвижение людей и оборудования, которое может указывать на то, что они планируют использовать базу к югу от Латакии как операционную авиабазу» (пресс-секретарь Пентагона). Российская сторона, в свою очередь, аккуратно дозируя официальные полунамеки («рассматриваем разные варианты»), держит интригу – и тем самым внимание аудитории. И вот уже появляется тема возможных переговоров России и США о действиях в Сирии.

К концу сентября, когда президент Владимир Путин будет выступать с речью на Генеральной ассамблее ООН в Нью-Йорке, он будет представлять Россию, ведущую сложную игру на Ближнем Востоке, но не Россию, ведущую необъявленную войну на Украине. Собственно, МИД и планирует тематику российского участия в юбилейной Генассамблее как завязанную на борьбе с терроризмом, а вовсе не на «русском мире», Крыме и российско-украинском конфликте. «Какие-то серьезные мероприятия, связанные с украинскими событиями, я не знаю, чтобы кто-то сейчас планировал», – заявил замминистра иностранных дел Геннадий Гатилов. Российская медийная машина в ходе артподготовки к визиту в Нью-Йорк, работает над стиранием украинской темы из сознания публики. Ее стирают, как стирали в советское время лица расстрелянных комиссаров из книг, как выдирали статьи из энциклопедий. Поразительно, как то, что, казалось бы, было жизненно важно для Москвы еще два-три месяца назад, на глазах рассыпается и становится «прошлым веком». «Эта история для меня давно в прошлом», – говорит Александр Бородай в сюрреалистическом интервью газете Washington Post. Он говорит это в ответ на вопрос о сбитом над Украиной Boeing.

Удивительно даже, что мастерство пришло так поздно, ведь в Москве работают над медиачудесами давно. Российская политика, в принципе, в значительной мере есть политика управления вниманием граждан с помощью различных медийных технологий. Людям доходчиво объясняют, на что именно нужно смотреть, когда и, главное, как. Луч прожектора выхватывает из темноты образы – какие-то фигуры, какие-то истории, какой-то участок карты мира – и все, как по команде, начинают вглядываться в происходящее, мгновенно забыв о предыдущей сцене. Российские граждане – не все, но, к сожалению, большинство – ведут себя совершенно как юные посетители кукольного театра. Контрасты света и тьмы, герои и злодеи, музыка, убаюкивающий голос сказочника – все это нам очень нравится.

Палачи герои

Собственно, потому у мастеров медиаполитики все в России и получается. Называть их мастерами можно только с натяжкой – все-таки у них тотальная монополия на телевизионную аудиторию, монополия на рекламу и сверх того еще и гигантские ресурсы, просто так выдаваемые государством. Кроме того, за минувшие три года кремлевские политменеджеры хорошо освоили социальные медиа и давно уже не являются там реагирующей стороной. Тотальное господство разлагает. Эта машина не может быть совсем эффективной, но она достаточно эффективна для тех, кто «сам обманываться рад», каковых в России очень много.

Природа согласия между обществом и менеджментом в России состоит в готовности обманывать и обманываться. Первое без второго и невозможно. Кремль вполне открыто признает, что не может влиять на ключевые для российского благополучия факторы – конъюнктуру цен на нефть, газ, металлы, интересы западных и восточных политиков и инвесторов. Какие-либо темы, связанные с увеличением инвестиционной привлекательности России и развитием несырьевых видов бизнеса, давно не поднимаются всерьез. Это территория смешных ботаников, место которых на конференциях. Главное – это генерация мощных блокбастеров, которые интересно смотреть и президенту, и телезрителям. Там они и встречаются постоянно, сидя, так сказать, бок о бок на удобных диванах у экранов, где показывают борьбу честных русских диссидентов во главе с Путиным против злобного вашингтонского обкома во главе с Обамой. Полями сражений для этой борьбы оказываются то Грузия, то Украина, то Сирия. Налицо проекция советской реальности на весь глобус с ловкой перестановкой ролей: бывшие палачи незаметно превратили сами себя в героев сопротивления.

Искусство танца

Создание сценариев, которые захватывают публику и помогают обществу выходить из трудных ситуаций, – вполне резонный подход к делу. Об этом даже серьезные исследователи говорят, в частности экономист Роберт Шиллер. Духоподъемные истории, способные увлечь граждан, помогают выводить страны из кризисов. Но истории все-таки должны быть сопровождением к некоторой материальной политике – к инвестициям, поддержке бизнеса, национальным проектам, совершенствованию, к примеру, здравоохранения и образования. Эти истории притом не должны сменяться, как в калейдоскопе, иначе они становятся ненастоящими, ложными. Поскольку большой телевизионный пиар не является в России частью реальной политики развития, то мы имеем дело с чем-то трагически болезненным. Это не пиар, сопровождающий рост, как в Китае минувших десятилетий, и не истории, связанные с послевоенным восстановлением Европы 1950–1960-х. Мы имеем дело с пиар-сопровождением деградации, спада, невозможности производить что-то работающее и позитивное, утраты места в мире и чувства направленности развития. Такой процесс ничем, кроме как самоопьянением, сопроводить нельзя. Пьеса о мировом диссидентстве вполне, как выясняется, подходящий сценарий. Он нравится и вождю, и его избирателям – точнее, медийному вождю и его медийной аудитории.

В прошлом нынешнего российского государства, которое можно считать единой политической реальностью, практически не прерывавшейся с 1917 г., было немало эпизодов, когда власти не справлялись с управлением – по бедности, малограмотности и идеологической зашоренности. У них голодали и гибли люди, они начинали проекты и упирались в тупики, они бесконечно ошибались в прогнозах. Но решения всегда находились: они врали, врали, врали не уставая. А главное, не имея возможности в реальной жизни закончить очередную великую стройку, они всегда находили саботажников и врагов. По сути, это тоже медийная технология. Если не способен справиться с работой, то найди убедительную причину неудачи. Это история про плохого танцора, жертвой которого в СССР стали миллионы людей. В этом смысле мы свидетели интересной трансформации режима. Танцор не собирается учиться танцевать, зато сходил на сценарные курсы и разворачивает перед публикой одну пьесу за другой. Это лучше, чем убивать. Только я не верю, что про врагов он совсем забыл – это средство всегда про запас.