Кем бы вы ни были и где бы вы ни жили, вы должны знать, когда вас обрабатывают. Делают из сознания куб. Создают картинки врага — исподволь проникающего в дома, как туман, как тьма. Нанизывают условные рефлексы, как у той самой собаки. Обрабатывают, как в железоделательном цеху — в шуме, в вое, нарезают сознание на куски подменами. Из неверно истолкованных фактов, из поверхностных суждений, из заведомой неправды, из простоты, которая хуже воровства, из прошлой ненависти связываются — железной проволокой — логические конструкции, делящие мир на тех, кто мы, и тех, кого мы готовы столкнуть во рвы.
Они — не мы, мы — не они.
Когда наступает время пропаганды, умирают желания. Из мира собирательного мы попадаем в мир неестественных вещей, в мир двоичных людей, в мир команд и суждений угольного вида, который, заранее известно, закончится не на плацу, а самым жестоким изломом.
Что делать?
Стоит взять лодку, заплыть на середину озера и попытаться отгородиться от воя, и шума, и плеска у берегов. И в утреннем тумане, поощряемом солнцем, которое все равно где-то есть, тебе, может быть, это и удастся сделать, но что делать, когда туман рассеется и всё озеро откроется для спокойного, внимательного, ищущего взгляда, пытающегося найти, что не так на воде, у берегов и даже там, где озеро уходит плавно к горизонту?
Что же не так?
Всё не так! Потому что только общество свободно мыслящих людей, общество неприятное, плохо управляемое, общество, которое падко на новые идеи, на новые вещи, общество — стая, которое вечно заносит не туда, общество самомнений, вечно что-то творящих, слабо обработанное общество, изо дня в день переступающее границы дозволенного — только такое общество сможет оставить за собой «другие народы и государства».
Но — только не общество, жестко обработанное токарным резцом, в форме кубов, параллелепипедов, а, кому повезет, шаров, медленно гонимых ветром.