Онтология правосознания

Онтология правосознания

by Евгений Волков -
Number of replies: 0

Об этом ещё когда Ю. Лотман прекрасно написал https://evolkov.net/conflict/contract/Lotman.Yu.Contract.&.handing.of.self.html

Про правосознание.

1. Не так давно я читал пару книг про доминиканского диктатора Трухильо, правившего страной 1930-1961. И обратил внимание на следующую деталь.

Трухильо был довольно одиозным стопроцентным диктатором, он полностью контролировал всю политическую систему страны, все ветви власти, включая суды. В стране царил культ личности. Даже столицу из Санто-Доминго переименовали в Сьюдад-Трухильо.

Трухильо осуществлял политические репрессии, однако реальных и мнимых политических противников, как правило, не судили по закону. С ними случались разного рода «несчастные случаи», ну или они вдруг «исчезали». А судили в основном тех у кого были реальные (не придуманные) коррупционные прегрешения, преследуемые писанным правом.

Т.е. когда диктатор хотел убрать соратника или политического оппонента, а реальных преступлений за ним найти не получалось, такой человек вдруг случайно попадал в автокатастрофу, а не становился «кубинским шпионом».

Я задумался, и довольно бегло изучил практику политических репрессий против внутренних политических противников в Латинской Америке и репрессий фашистских режимов Европы 30-х. На поверхности наиболее распространенной формой расправы с противниками режимов были опять-таки или исчезновения и «случайные» смерти или открытые репрессии, но без стандартных судебных процедур (расстрелы на стадионах в Чили; ночь длинных ножей или арест Тельмана в Германии без любых правовых процедур и суда).

Прямого аналога сталинским репрессиям, с их откровенным пренебрежением правом и смыслом судебного процесса, в странах европейской и наследующей ей латиноамериканской традиции в сколько-нибудь значимых масштабах не встречается.

Столь знакомая российской истории ситуация, когда все участники суда, прекрасно понимают, что обвинения откровенно сфабрикованы, но при этом соблюдают установленную процедуру, для европейской традиции 20 века (даже для диктатур) гораздо менее типична.

Т.е. репрессии в этих странах были, но как правило, они выносились за рамки правового поля, и не подрывали веры в закон как репрессируемых так и репрессирующих.

2. Тоже не так давно читал многотомник Черчилля про его предка — Герцога Мальборо.

В книгах Черчилля всегда много выдержек из реальных писем инструкций и дневников, а не отсебятина автора. Перескажу пару любопытных эпизодов.

После «славной революции» 1688 года Яков II убежал во Францию, а в Англии воцарился Вильгельм Оранский. С Яковом во Францию уехало множество аристократов. Там находился двор в изгнании, постоянно строились планы вернуться и даже предпринимались высадки на английской территории, провоцировались вооруженные восстания за возвращение старого короля и т.д.

Т.е. вражда старого и нового короля не на жизнь, а на смерть.

У многих из эмигрировавших с Яковом аристократов в Англии остались имущество и родственники.

И вот ситуация. Вильгельм Оранский узнает, что один из его высокопоставленных сановников ведет активную переписку с высокопоставленным же эмигрантом из окружения Якова II.

Вильгельм требует у сановника объяснений. Тот отвечает: «этот эмигрант мой родственник (седьмая вода на киселе) и у него тут в Англии осталось имущество, он попросил меня им управлять и пересылать ему доходы. Мы с ним общаемся исключительно в частном порядке, и интересы государства это не затрагивает».

Король говорит: «ну ОК, тогда никаких вопросов, ты в своем праве».

Я когда про этот эпизод прочитал, сразу живо себе представил Петра I (современника данных событий) или, допустим, Сталина, которому бы кто-то из приближенных сказал «ты знаешь, я с Троцким/Царевичем Алексеем переписываюсь, потому что с детства дружу, у нас есть общие дела частного порядка, государства это не касается».

Да даже в современной России сложно представить, чтобы какой-нибудь Чемезов сказал Путину, «знаешь, я с Ходорковским с 90-х свояки, поэтому мы тут решили совместный бизнес в Гватемале замутить. Это я всё на свои личные деньги делаю, к государственным интересам России это никакого отношения не имеет».

А вот в Англии 17 века так можно было. Если формально имеешь право — претензий к тебе нет.

В книге про Герцога Мальборо подобных эпизодов множество. Интриги, коррупция, борьба за власть, однако во всем этом помимо силы, всеми сторонами учитывается некоторая правовая канва, которая имеет самостоятельное значение. Более того, там уже в 17 веке значение права как фактора гораздо больше, чем в России и многих других странах сегодня.

Т.е. я и близко не хочу сказать о том, что в Англии 17 века всё делалось по закону, однако в сравнении с привычной нам традицией, закон являлся не послушным инструментом в руках правителя, а неким самостоятельным фактором.

Герцога Мальборо обвиняли в том, что французы его подкупили, но эти обвинения очень сильно отличаются от обвинений Берии в том, что он «английский шпион».

Крайне комплементарный к своему предку Черчилль едва ли не на 100 страниц подробно расписывает, какие у Мальборо были контакты с французами, кто кому что писал и говорил, и выгораживая предка, приходит к выводу, что Мальборо Англию не предавал.

Но читая эту оправдательную речь, я понимал, что в российских условиях любого из десятков упомянутых Черчиллем эпизодов взаимодействия Мальборо с французами было бы достаточно, чтобы казнить его как «французского шпиона», особенно в ситуации, когда королева Анна стала к Мальборо откровенно враждебной.

В России немилости монарха самой по себе было бы достаточно, чтобы придумать любое обвинение. В английских же условиях трехсотлетней давности, даже при немилости монарха и множестве прямых улик о контактах (и даже разговорах о взятках) с французами, предательство осталось не доказанным.

Это я всё к тому, что восприятие права – вещь сильно отличающая страны западно-европейской правовой традиции от России, и шире, стран востока.

Ордынская политическая система, которая в самых разных обличиях регулярно воспроизводится на территории России, органически несовместима с правовой природой государства. Для орды власть самоценна и абсолютна, а право служит лишь инструментом реализации воли правителя и не имеет самостоятельного ценностного значения.

Это закреплено не только в действиях властей, но и в представлениях населения. Россиянам (не нам одним, но китайцы с узбеками меня меньше интересуют) часто практически невозможно объяснить, что государство, неважно, собственное российское, или американское, не может предпринять такие-то действия, потому что это запрещают законы или регламенты. Подобное утверждение, как правило, воспринимается как заведомое вранье. Предполагается, что все государства делают то, что в их интересах и право тут не ограничение.

Россияне гораздо легче согласятся с тезисом, что право можно и нужно принести в жертву другим сущностям, например «правде» или «справедливости», не говоря уже о «государственных интересах». Россияне с гораздо большей готовностью будут защищать границы страны, нежели ее конституцию, и этот список можно продолжать бесконечно.

Кстати, на бытовом уровне, пусть и в меньших масштабах также воспроизводится нечто похожее. Довольно часто ссылка на законодательный запрет что-то делать может быть воспринята как форма вежливого отказа (хотел бы помочь, наплевал бы на закон), а законодательная обязанность что-то сделать не воспринимается как достаточная гарантия того, что это будет сделано.

Тут не будет каких-то выводов. Я просто констатирую факт, и то, что этот факт базируется на длинной исторической традиции. «Мы» относимся к праву по-другому, нежели «они». Я считаю это «нашим» конкурентным недостатком, но быстро этого не изменить.

Великая Яса Чингисхана (1206) и Великая Хартия Вольностей (1215) были приняты практически одновременно, но сильно отличались по содержанию, а с тех пор прошло много времени.

1119 words