Если в любой точке планеты выйдут на улицы люди, чтобы сказать «нет» — неважно, политике ли правительства, бесчинству местных властей, расизму или другой несправедливости, — я точно знаю, как в этот момент изменятся лица многих моих соотечественников. Нынешних и бывших. Презрение, надменность, скепсис и жестокость с неожиданной силой вспыхивают в этих с виду мирных существах. Страшно и больно понимать, почему это так. Мне хочется об этом написать. Вероятно, иначе не может быть там, где воспитанием считалось унижение. Мудрый Юнг однажды предложил идею «архетипов» — образов, которые живут в душе любого человека. Скажем, мудрец должен быть непременно стариком с длинной белой бородой. Есть среди архетипов женщина-шлюха и женщина-мать. Я думаю, в душе каждого человека помимо архетипических образов существует нечто, что я назвал бы номинациями. Это некоторые врожденные ожидания, которые должны быть осуществлены. Как бы соты, которые жизнь обязана заполнить. Каждый считает, что должен встретить любовь; каждый хочет любить родителей; каждый хочет любить своих детей — вообще, ожидания связаны именно с любовью. Человек от природы любящее существо. Штука для большинства из нас состоит в том, что мы заполняем эти «номинации» тем, что есть. Именно потому я и выбрал слово «номинации», что больше всего это похоже на ежегодный кинофестиваль. Каждый год должен быть вручен гран-при и другие премии. Но, само собой, не каждый год снимается хорошее кино. Поэтому награду получает лучшее из представленных. Таким образом обладателем чего-нибудь золотого могут быть и «Восемь с половиной» и... — не буду обижать других. Вот совершенно таким же образом человек заполняет номинации в своей судьбе. Старается полюбить тех, кто ему встретился. Считать прекрасным то, что увидел. Жениться или выйти замуж за то, что рядом. Мало кто готов бросить жизнь под ноги идеалам (отсюда это придуманное слово «идеалы»). Большинство хочет пожить. Пожить. И вот, в частности, каждый ребёнок рождается с номинацией «отец» и «мать», предполагающими любовь, глубочайшую связь, уважение. Но выясняется, что папаша — алкаш, мать — ведьма. И тогда ребёнок — сдаваясь или бунтуя — рано или поздно говорит себе, что это — отлично. Что даже лучше не бывает. Отец бил? — нет, это он «учил». Мать обижала? — нет, это она готовила к настоящей, к взрослой жизни. И ребенок становится сторонником жестокости и неволи. Это способ сохранить свой внутренний, как они называют, комфорт. Эта ненависть раба к попытке побега — неизлечимая антропологическая травма, вызывающая одновременно презрение и глубокую жалость. Но что я рассказываю это вам, читавшим «Шинель».