Автор Пол Эмерих Франс

Чуть больше года назад, проработав почти три года в компании по созданию образовательных технологий в Кремниевой долине (AltSchool — прим. переводчика), я оказался в профессиональном тупике. Наша цель состояла в том, чтобы помочь каждому ребенку полностью раскрыть свой потенциал с помощью персонализированного обучения, и мы подумали, что, пересмотрев саму систему, мы сможем трансформировать образование. Мы открыли микрошколы; мы создали технологические инструменты; мы курировали персонализированные плейлисты для каждого ребенка, все с целью обеспечения персонализации. И сначала это звучало как невероятная идея. Но гипотеза о том, что только технологические инструменты могут обеспечить персонализацию, была ошибочной, как и следовало ожидать.

 

Несмотря на то, что персонализация не должна быть синонимом индивидуализации, данные, необходимые для этого, трудно собрать достоверным и надежным способом, особенно когда они поступают из очень многих источников. Чтобы технология функционировала, данные должны быть точными, что было особенно сложно, учитывая нюансы оценки на основе компетенций. Без точности данные не могли бы ни надежно предложить действия, ни точно отразить достижения студента.

Многие компании из Кремниевой долины, такие как Google и Facebook, используют большие данные и сложные алгоритмы. Социальные сети и платформы поисковых систем - это дотошные механистические системы, то есть они могут работать по строгим алгоритмам, состоящим из операторов if / then. Образование, наоборот, представляет собой сложную социальную систему, в которой выбор, определяемый индивидами и для отдельных лиц, требует более гуманистической реакции, чем алгоритм, состоящий из «если, тогда».

Самое главное, я понял, что мы решаем не ту проблему. Персонализация, хотя и интересная и важная, не является проблемой - по крайней мере, не для всех. Персонализация - это проблема привилегий; это проблема для семей, у которых есть ресурсы для индивидуальной программы. Эта проблема увековечена личным интересом, который доминирует в нашем капиталистическом обществе, обществе, которое для выживания требует успеха одних и системного угнетения многих. А технологии в Кремниевой долине предоставили то, что кажется идеальным решением этой проблемы личных интересов и привилегий в масштабе.

Однако это означает, что они игнорируют реальную проблему, которая изводит образование. Это не недостаток данных или персонализация: это привилегия. И пока мы не начнем говорить об этом - и подводить итоги - система образования будет оставаться неизменной в обозримом будущем.

Распаковка моей привилегии

В течение большей части последнего десятилетия я работал в основном в богатых школах, и я понимаю, что мне - странному белому мужчине из пригородов Чикаго - кажется странным писать статью о привилегиях. На самом деле, когда я начал писать это, я чувствовал себя мошенником, комментируя проблему привилегий, когда я получил от этого большую выгоду, живя в обществе, которое подготовило меня к успеху.

Привилегия, по определению, относится к понятию, что у некоторых людей в обществе колода сложена в их пользу. Какое-то время, я признаю, я отказывался в это верить. Я поступил в хороший колледж, и, зная, насколько усердно я работал, я почувствовал, что такие вещи, как позитивная дискриминация, была несправедливой. На самом деле, я зашел так далеко, что однажды опубликовал статью об этом на своем Facebook. Один из моих профессоров прокомментировал, бросив вызов мне и моему незнанию привилегий. Всего несколько недель спустя наш класс - класс преимущественно белых молодых людей - засучил рукава и рассказал о том, что на самом деле является привилегией. Я узнал, что это означает, что не нужно беспокоиться о том, поступишь ли ты в колледж, а нужно беспокоиться о том, где ты будешь учиться; то есть это означало, что вам не нужно задаваться вопросом, попадете ли вы  в универмаг, а нужно задаваться вопросом, найдёте ли вы там пластырь, соответствующий тону вашей кожи.

 

Но я не начал свое путешествие с того, чтобы распаковать мою привилегию, пока кто-то не набрался смелости оспорить мою точку зрения. И как белый, гетеро нормальный мужчина - как человек, который хотел улучшить мир с помощью образования - мне было неловко, сердито и оборонительно думать, что у меня есть то, что я не заработал по праву. На самом деле это иногда случается, и поэтому мое бесконечное путешествие по распаковке моей привилегии продолжится, вероятно, до того дня, когда я умру.

Если вы читаете это, вероятно, у нас с вами много общего. Я начал свою карьеру в преуспевающем школьном округе, где родители моих учеников были в основном врачами, юристами и владельцами бизнеса, с небольшим подмножеством, отвечающим критериям бесплатного обеда. Кроме того, мои семьи в Сан-Франциско были похожи: преимущественно белые, у них были стартапы, которые они продавали за десятки миллионов долларов. Они жили или даже владели высотными домами в самых богатых частях астрономически дорогого Сан-Франциско.

И если у нас с вами есть что-то общее, вы вполне можете чувствовать тот же дискомфорт, гнев и защитную реакцию, которые я испытал, когда мой профессор ограничил меня с моей привилегией. Возможно, вы думаете о том, насколько это сложно и как усердно вы преподаете в богатой школе, но я хочу напомнить нам, что мы здесь не для того, чтобы говорить о трудностях, связанных с работой с богатыми. В каждой школе есть проблемы. Обучение по профессии - сложная профессия. Более важно признать, что только некоторые преподаватели вынуждены сталкиваться со сложной реальностью отсутствия привилегий.

Итак, когда в начале этого года на меня обрушился профессиональный мораторий, я почувствовал тот же дискомфорт, что и менее десяти лет назад. Дело в том, что я не хочу сказать, что я увековечиваю проблему привилегий, работая в богатых школах; Я не хочу признаться, что иногда я чувствую себя бессильным и виноватым, что мне «повезло» в игре Дарвина, которая представляет собой современную Америку; Я не хочу признаться, что я специально решил не посещать Чикагские государственные школы, несмотря на то, что я знаю, что могу помочь детям там. Вы, вероятно, тоже не хотите этого говорить.

Несмотря на мой дискомфорт, необходимо оценить нашу привилегию. Слишком много педагогов либо боятся это обсуждать, либо просто не знают об этом. Они считают, что исключительно тяжелая работа и изобретательность помогли им получить работу или помогли их детям успешно выполнять стандартные оценки. Дело в том, однако, что те, кто преподает и учится с привилегиями, настроены на гораздо больший успех, чем те, кто этого не делает, независимо от педагогики. Пренебрежение тем, чтобы говорить о нашем дискомфорте с нашей собственной привилегией, может поверхностно снять с нас вину, но оставляет нам упущенную возможность. Ибо после его подтверждения становится понятнее, как мы можем внести изменения.

Метрики успешности, которые увековечивают привилегии

«Наши школы не могут быть улучшены, если мы игнорируем недостатки, связанные с бедностью, которые влияют на способность детей учиться. Дети, которые выросли в бедности, нуждаются в дополнительных ресурсах, включая дошкольное и медицинское обслуживание», — говорит историк образования Дайана Равич в книге« Смерть и жизнь великой американской школьной системы». В ней она критикует инициативы по приватизации, такие как чартерные школы и выбор школ, и подвергает критике тестирование с высокими ставками, общий показатель, по которому измеряется успех любой школы.

 

В конце концов, дети с привилегиями уже приходят в школу с большим опытом, прокладывая путь для большего потенциала для интеграции новых в богатую и разнообразную схему; они приходят в школу, сказав почти на 2 миллиона больше слов, чем дети в недостаточно финансируемых школах (Hart and Risley, 1995), что позволяет им добиться успеха в ранней грамотности (Juel, Griffith & Gough, 1986). Поэтому неудивительно, что дети с привилегиями неизменно превосходят своих коллег по низким социально-экономическим условиям по стандартизированным тестам, которые неоднократно оказывались склонными к богатым, преимущественно белым сообществам (Ravitch 2000).

Достаточно плохо, что тестирование с высокими ставками ослабило педагогику и способствовало прежде всего обучению, ориентированному на тестирование; Хуже всего то, что эта метрика ослабила социальный институт, который она намеревалась помочь нам лучше понять. Предполагается, что американское образование поможет нам реализовать видение свободы, которое предвидели наши предки: его более крупная цель — повысить социальную мобильность, содействовать интеллектуальной свободе и увековечить демократическое общество, в котором у каждого из нас есть равные шансы на успех.

Это явление, когда метрика сама по себе разбавляет и разрушает первоначальный процесс, который она должна была отслеживать, не является уникальной для образования. На самом деле, это известный в эпистемологии закон, известный как закон Кэмпбелла:

Чем больше количественный социальный показатель (или даже некоторые качественные показатели) используется для принятия социальных решений, тем больше он будет подвержен коррупционному давлению и тем более склонен будет искажать и разлагать социальные процессы, которые он намерен отслеживать.

 

Я сравниваю это с лихорадкой. Один из способов избавиться от лихорадки - это принять жаропонижающее средство, такое как ацетаминофен или ибупрофен. Хотя это может снизить температуру тела, многие врачи советуют не делать этого, поскольку это только излечивает симптом — показатель нездоровья. Повышение температуры тела вызвано чем-то, обычно инфекцией или вирусом. До тех пор, пока инфекция или вирус не будут уничтожены, лихорадка будет продолжать расти, распространяя болезни и увеличивая риск распространения вируса среди других.

Это аналогично тому, что происходит в сфере образования сегодня, как в общественной, так и в частной системе. Элитные частные школы могут рекламировать свой успех, потому что у них нет «лихорадки». Их результаты тестов высокие, частично из-за того, что преданные учителя глубоко заботятся о своих детях. Но мы не должны игнорировать тот факт, что колода сложена в их пользу. И наоборот, в школах с ограниченными ресурсами, хотя там есть также преданные учителя, которые глубоко заботятся о своих детях, они борются с системным угнетением. Родители должны работать на нескольких работах, чтобы свести концы с концами; у них практически нет доступа к медицинской помощи; они изо всех сил пытаются поддержать детей академически дома.

Чтобы реализовать видение демократического образования, мы должны изменить показатель, по которому мы измеряем наши школы. Мы должны заставить Закон Кэмпбелла работать в нашу пользу. Если мы начнем измерять наши школы по количеству детей, приходящих в школу, сытых и ухоженных; если мы измерим их эффективность по количеству родителей, которые могут позволить себе время и деньги, чтобы заполнить свои дома книгами и дать своим детям богатый опыт с рождения, мы внезапно начнем искажать социальные процессы системы образования в пользу всех детей.

Так что мы можем сделать?

Прежде чем мы сможем изменить метрику, мы должны изменить наше мышление. Я понимаю, что чувствую себя бессильным в этой ситуации, особенно как один человек. Образование - это океан, сложная экосистема, наполненная миллионами монументальных, нерешенных проблем. Но тысячи волн, независимо от того, насколько они маленькие, могут начать создавать волны, которые все будут видеть и чувствовать. Мы должны использовать любую привилегию, которая есть у каждого из нас, чтобы помочь мелким переменам стать монументальной реформой.

Во-первых, преподаватели должны признать и распаковать свою привилегию. Это начинается с нас, учителей. Наша обязанность - задавать тон в наших классных комнатах, и мы не можем проповедовать то, что сами еще не практиковали. Нам важно знать и верить, что цвет кожи - это больше, чем просто выработка меланина, что пол более сложен, чем дихотомия между мужчиной и женщиной, что мы все не можем просто работать усерднее и ожидать достижения американской мечты. Мы должны признать нашу привилегию, подвести итоги и рассказать нашим детям о своих привилегиях. Фактически, это приблизит нас к истинному видению демократического образования.

После того, как вы начали распаковывать свои привилегии, поговорите об этом с детьми. The Teacher Tolerance Framework - отличное место для поиска помощи. У него есть стандарты, которые конкретно нацелены на привилегии: они предоставляют дескрипторы знаний и навыков и даже сценарии смещения, чтобы показать, как это выглядит и звучит, когда дети говорят и ведут себя терпимо. Каким бы несправедливым это ни казалось, колода на самом деле складывается в пользу детей, которые ходят в школу в преимущественно белых школах с высоким социально-экономическим статусом, но вместо того, чтобы осуждать или обвинять их, мы должны дать им возможность стать следующими великими гражданскими лидерами мира, используя свое влияние, чтобы поднять других, вместо того, чтобы увековечить ранее существовавший цикл угнетения.

 

Наконец, общество должно направить ресурсы на подготовку к школе, образование родителей и семейное благополучие в обездоленных общинах. Начальная школа в Восточном Пало-Альто, основанная Присциллой Чан, проделывает замечательную работу в области здравоохранения и дошкольной готовности. Их миссия? Способствовать благополучию каждого ребенка как основы академического и жизненного успеха. Они планируют достичь этого, начав дошкольное образование в три года, предлагая «глубоко интегрированные медицинские услуги» и используя непрерывную модель поддержки родителей, начиная с рождения. Кто знает, насколько успешным он будет, но это, безусловно, шаг в правильном направлении, так как он действительно пытается понять корни проблем, с которыми сталкивается образование.

 

Заключительные мысли

Пауло Фрейре однажды сказал: «Педагог имеет обязанность не быть нейтральным».

 

Привилегия, на первый взгляд, может показаться моральной проблемой, которая зависит от мнения. В результате многие педагоги уклоняются от темы, боясь расстроить родителей или администраторов. Но это не вопрос морали или мнения, и в результате мы не должны оставаться нейтральными. Привилегия - это факт жизни, подтвержденный показателями тюремного заключения, уровнями поступления в колледж, а также представленностью на рабочих местах и ​​в корпоративном руководстве преимущественно белыми мужчинами.

Изменение начинается с нас. Мысли, которые мы имеем, слова, которые мы произносим, ​​и действия, которые мы предпринимаем для борьбы с привилегиями, имеют значение. Мы формируем мысли, слова и действия следующего поколения. Хотя понимание привилегий и работа против той метки, которую они сделали в нашем обществе, будут медленным и трудоемким процессом, необходимо, чтобы педагоги во всех ситуациях имели смелость говорить об этом. Именно благодаря смиренному мужеству позволить нам увидеть нашу привилегию за то, что она есть — преимущество, для которого мы не сделали ничего, чтобы его заслужить - мы открываем двери для наших студентов, для других и для себя, освобождая нас от мифа об американской мечты, чтобы мы могли сосредоточиться на коллективном здоровье действительно демократического и справедливого общества.

Источник