Текст интересный, но концепт «бог» его сильно портит, поскольку это заплатка на пустоты в размышлениях.
Происхождение и природа рефлексии
Л.Е. Левинтов (кандидат географических наук)
Рефлексивные процессы и управление. № 1-2, 2016, январь — декабрь, Том 16. С. 82-85.
В 2003 году я брал интервью у Владимира Лефевра, психолога, давшего новое понятие рефлексии и введшего такое важное понятие, как рефлексивное управление. В одном из эпизодов этого интервью я впервые столкнулся с проблемой происхождения и природы рефлексии. Вот этот фрагмент его рассказа об эвакуации из Ленинграда по Ладоге весной 1942 года и моей реакции на этот рассказ:
«Я помню, были налеты, но, слава Богу, бомбы проходили мимо нашей машины. Мы благополучно доехали и попали на так называемый эвакопункт. И оттуда нас отправили в Вологду. Я помню эту дорогу в Вологду. Я боялся, что меня выкинут из поезда, потому что из вагона в то время (товарный вагон, конечно) выбрасывали людей. Рядом сидела женщина, у которой все время хотели выбросить ребенка. Она его прижимала и не отдавала. Я тогда не знал, что ребенок был уже мертвым. Выбрасывали мертвых людей из этого вагона. Он был полностью набит людьми, и я боялся, что меня выбросят. Я тогда не понимал, что выбрасывают трупы (Всё. Дальше можно было не спрашивать, и я задавал все дальнейшие вопросы уже из вежливости, заранее зная ответы, угадывая га совершенно точно. Страх перед смертью, которую он еще не понимал, привел к поискам спасения, к отысканию в себе в своем сознании чего-то недоступного смерти и потому управляющего и ею, и жизнью, и самим человеком. Это был первый акт рефлексии и первая зарница рефлексии, и первый шаг по пути спасения своего Я за счет другого Я, бессмертного, предельно бескорыстного и всесильного, за счет выделения над собой субъекта)».
Случай с В. Лефевром вовсе не уникальный.
Философская рефлексия Платона была индуцирована казнью Сократа. Собственно, только этот мучительный вопрос и решал Платон всей своей философией и всю свою жизнь: «каким должен быть мир, чтобы казнь Сократа была в нём невозможной?». И этот вопрос великий философ так и не решил: Сократов казнят по сей день и продолжают казнить, и будут казнить — прежде всего Сократов.
Необычайная глубина проникновения Ф.М. Достоевского в человеческую психику не целиком, но во многом определилась тем, что он пережил свою казнь и десять лет Мёртвого Дома. Его напряженная рефлексия и сопереживание каждому человеку как самому себе сделали его самым великим писателем.
Генезис рефлексии определяется не столько мощью и величием личности, сколько витальностью ситуации человека. Спустя три года (82) после того, как пятилетний Владимир Лефевр покинул Ленинград, годовалым ребёнком в этот уже не ужасно, а просто голодный город приехал я, «не жилец» от рождения по дружному мнению врачей всех специальностей. Цинга, рахит, хроническая пневмония и весь букет детских болезней — и голод, тягучий, неутихающий, до корчей в животе. И постоянное наблюдение за собой, умирающим навзничь в больничной или домашней койке. Постоянно умирая, поневоле начинаешь рефлексировать и жизнь и смерть свою.
Если мышление стало формироваться по мере перехода от трансляционной (сигнальной) речи к коммуникации и вслед за пониманием, то рефлексия — не только «мышление по поводу мышления», как это принято считать у методологов, а прежде всего работа сознания — поиски убежища себя в самом себе, потому что у человека нет более надёжной защиты от внешнего мира и самого себя, чем сам человек.
Сознание человеческое — и этим оно отличается от сознания других живых существ — субъективно, то есть способно занять субъектную позицию относительно самого себя-объекта рефлексии.
Иными словами, рефлексия — это коммуникация с самим собой на витальные темы.
Именно витальностью этой коммуникации и объясняется, что любой творческий акт и процесс — рефлексивны, ведь творчество (научное, техническое, художественное, любое) возможно только в витальной ситуации, даже если оно, творчество, рутинно.
Страх смерти, позора, бесчестия, муки совести — всё это генерирует поток рефлексии, выталкивает нас и наше сознание из самих себя — чтобы защитить, но не спасти — спасает вера в Бога, это протезированное сознание с протезированной рефлексией.
Все научные исследования В. Лефевра по рефлексии — вторичная, мыслительная рефлексия рефлексивного сознания. Это — совсем другая рефлексия, которую, собственно, и фиксируют методологи.
И в мыслительной рефлексии субъект-субъектная коммуникация предполагает независимость и равнозначность обоих субъектов, а не надстроенность одного над другим, как это происходит в рефлексии сознания.
Как и в рефлексии сознания, так и в мыслительной рефлексии возможны в принципе бесконечные надстройки и отражения, что очень напоминает отражения в зеркалах, расположенных друг против друга. Принципиально же возникновение мыслительной рефлексии над рефлексией сознания (сколько бы рефлексивных уровней ни имели бы обе), а также ещё один слой: рефлексия сознания над мыслительной 83
рефлексией: именно здесь и происходит рефлексивное управление по формуле В. Лефевра:
Я думаю, что он думает, что я думаю
Итак, можно выделить три принципиально различных слоя рефлексии:
• наиболее потаённая и интимная рефлексия сознания, alter ego, «внутренний голос», даймон Сократа, описанный Платоном, вступающий «в действие», а точнее — в коммуникацию с субъектом сознания только в витальных ситуациях
• мыслительная рефлексия, охватывающая и рефлексию как мышление над мышлением и рефлексию сознания, а потому представленная двояко — субъектом-иерархом субъекта сознания (alter ego) и внешним коммуникантом (потенциально либо актуально)
• рефлексивное управление, где независимые и самостоятельные субъекты сознания и мышления присутствуют с необходимостью.
Вся эта, достаточно сложная сознательно-мыслительная конструкция не случайна — именно она, конструкция, обеспечивает существование индукционного контура Навигатор-навигатум, в котором, при всех функциональных и онтологических различиях, совершенстве одно и несовершенстве другого, между Навигатором и навигатумом осуществляется единый и взаимообуславливающий процесс диалога между Космическим Разумом и человеком. Диалога, называемого нами совестью, со-вестью.
Различать Добро и зло могут все живые организмы, как одушевленные, так и неодушевленные: растения помнят тех, кто зло обращался с ними и всеми силами и способами стараются ответить тем же: цепляются колючками, издают неприятный запах, а, если не могут этого, то просто чахнут и гибнут. На Добро они отвечают Добром: пышно цветут и плодоносят, благоухают и т.п.
Способность к различению Добра и зла присуща всему живому и, более того, является этическим основанием Космоса и мироздания. Эта способность фундаментальна для совести, но только ею совесть не описывается.
Над этим фундаментом — нравственный императив, выведенный Кантом:
«поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»
Категорический императив имеет такой же всеобщий, вселенский, космический (а потому не преодолимый и не обходимый ни через какие лазейки) характер, но распространяется исключительно на человека и человечество, минуя и оставляя без внимания всё остальное живое.
В структуре совести имеется высший слой, без которого совесть и не является совестью, но который невозможен без двух нижележащих — индивидуальный универсум совести.
Понятие «совесть» созвучно и по смыслу и фонетически с «сознанием»:
co-знание (совместное знание) consciousness — английский BewuBtsein — немецкий conscience — французский conoscenza, sensi — итальянский
Само «мышление» в понятие «совести» не входит, но без совести и сознания невозможно. Мышление, в отличие от совести и сознания, креативно, и только оно изо всех человеческих интеллехий креативно. Мы только в мышлении — со-творцы, по Образу Божию. Мы только в мышлении составляем с Ним индукционный контур, порождающий новые сущности, именно для этого мы и нужны ему, и существуем, пока можем творить или пока не создадим Навигатору замену себе, после чего можно спокойно раствориться и исчезнуть.
Да, мышление не оперирует и не выбирает между Добром и злом, да, мышлению не нужен нравственный императив, но для того, чтобы мышление не превратилось в своеволие или не стало орудием зла, нужна совесть, нужна непрерывная связь с Богом, довлеющая над нами и нам не подчиненная.
С практической точки зрения это значит: технически нельзя быть творческой личностью и мыслителем, если игнорируешь выбор между Добром и злом, если не подчиняешься нравственному императиву, если не слышишь и заглушаешь в себе голос совести.
Нельзя технически и онтологически.