Онтология и онтологика: кейсы и основы

Продолжим разговор о демократии.

В данном случае в части её взаимных инструментов: всеобщего права выбора и всеобщего права быть выбранным.

Чтобы подобный разговор мог иметь хоть какой то смысл, нужно априорно отказаться от религиозного мышления.

Речь не о том что нужно обязательно отказаться от веры и стать убежденным атеистом, но о том что более нельзя путать «дух и прах». И вопрос, что нужно спасать из горящего здания: величайшую икону, уникальный культурный артефакт или котенка, должен перестать даже быть вопросом.
Ваш артефакт уникальный вход в мир духа? Ну если вы не способны создавать входы по мере необходимости, зачем вам этот? Покойтесь с миром. А котенку еще жить да жить.

В общем то это канонический вопрос идолопоклонства. О том что в реальности конечного, сформированного, сформулированного — нет и не может быть ничего святого. Просто деревяшка с куском испачканного холста и не более. Просто логический механизм или инструмент, а никак не критерий и коррелят истины.

При слове демократия в ушах не должны звучать колокола, как отзвук святости поименованного догмата. Демократия не сверхценность ради которой человек, а всего лишь инструмент для человека. Он может оказаться в разной степени подходящим, может быть сломанным или плохо заточенным. И именно это и является предметом для обсуждения. И именно такое обсуждение, исключается предваряющей сакрализацией предмета обсуждения.

При десакрализации статуса сверхценности, бессознательно усвоенного в словесных баталиях с оппонентами, становится вполне различимо что идея всеобщности избирательного права, лишь частный случай утверждения всеобщности человеческой личности.
Признанием того, что человек как личность обладает априорным и равным правом определять условия своего бытия. Участвовать на равных в выборе этих условий.

Но здесь же открывается и зазор невидимый в рамках сакрализованного исполнительного механизма.
Да, любой человек как личность, обладает правом участвовать в организации своего бытия, в том числе и через выбор уполномоченных для такой организации. Но правом, а не обязанностью. И сам выбор участия/неучастия — есть право самой личности. Право не подлежащее принуждению не только через угрозу последствий, но и через создание атмосферы, принуждающей к участию морально.

Напротив, поскольку сама процедура осуществляемого выбора, подразумевает самопроявление личности в определяющем ее смыслополагании, разумно выделить границу помогающую индивиду следовать своему собственному желанию участвовать или не участвовать в акте выборов. И если как личности, активное участие в определении социальных условий, индивиду еще не понятно и не интересно, то нет никакой необходимости принуждать его к участию в них. Как минимум будет чуть меньше голосований «по приколу», «за нашего» или «за самые красивые обещания».
Таким различающим механизмом, я бы предложил оплату процедуры волеизъявления. Как справедливо напомнила нам Маргрет Тэчер: «не бывает государственных денег. Бывают лишь деньги налогоплатильщиков.» То есть нас с вами. А это означает что и банкет по имени выборы, мы проводим за свой счет. Так почему бы его не оплачивать лишь тем, кто хочет и принимает в нем участие.

Дабы избежать недобросовестного истолкованивания, подчеркну что речь идет не об имущественном цензе, а о вполне подъемной сумме. В наших текущих реалиях это могла бы быть сумма от одной до пяти тысяч рублей. Возможно сниженная для пенсионеров и студентов. Но в любом случае такая, что по приколу куда приятнее на нее попить пива.

На самом деле, вышеприведенное предложение практически не слишком важно. Оно не способно кардинально изменять результаты безумных выборов. Но оно может быть важно, как признак того что мы наконец начали мыслить всеобщее избирательное право не как самоценный религиозный догмат, а именно как инструмент, призванный выполнять не религиозную, а практическую задачу обеспечения максимально достижимого уровня самоуправления общества.

К гораздо более серьезным последствиям, ведет десакрализация всеобщности права быть избранным.
В исходнике нас опять поджидает базовая формулировка, о том что неотъемлемым правом человека как личности, является право играть ту или иную социальную роль.
Но вопрос немного усложняется когда мы задумываемся о содержании той роли которую призван играть избираемый нами индивид.

Интуитивно нас сбивают с толку представления доставшиеся нам от тех времен, когда мы самым естественным для себя образом выбирали себе царя (допустим первого Романова), вождя, духовного лидера и тому подобное. Здесь не место пространным рассуждениям о том, был ли этот исторический этап естественным этапом развития личности, или все же отклонением от нормы, но в основе идеи выбора своего хозяина, лежит психологическая установка на проекцию своего личностного сознания на специальную фигуру с определенным социальным статусом. Фигуру призванную олицетворять человеческие мотивации, благодаря освобожденности от любых жизненных забот и волнений. Фигуру представляющую общую субъектность общества, выражающую ее в законах и правилах ограничивающих органические мотивации индивидов общества, в рамках которых они одновременно могут руководствоваться привычными органическими целями, оставаясь в рамках человечности. А совмещение статуса носителя и источника субъектных (культурных) мотиваций и жизненного благополучия, мотивировать индивидов на подражание и освоение образцов, демонстрируемых высшими сословиями.

Иначе говоря, неограниченное право выбора любого индивида, есть следствие выбора его в роли личности. Представителя личностного начала в социуме. И тогда понятно и естественно, что выбираемая фактура не имела и не могла иметь объективных критериев. Но зато она имела интуитивно распознаваемый критерий различимой субъектности.

Роль на которую мы выбираем представителей власти сегодня, совершенно иная. Опять придется опустить пространные рассуждения о современном субъекте, но из самой окружающей реальности должно быть хорошо видно, что наличие сформированной индивидуальной субъектности, не только прямо исключает готовность следовать единой субъектности лидера, но и косвенно исключает саму возможность быть представителем единой субъектности для целого общества.
Сегодня мы сознательно выбираем исполнителя коллегиальной субъектной воли общества, в задачу которого входит в том числе, как раз отказ от приоритета своей собственной субъектной воли.
Мы говорим о том, что субъект способный увлекать других своей формулировкой идей и убеждений, не может и не должен иметь инструментов принуждения. А тот кому мы вверяем подобные инструменты, напротив, должен отказаться от приоритета личных представлений и предпочтений.
В конце концов, полезно увидеть что инструменты распределенной власти устойчивых демократий, не причина, а инструмент их возможности. Подлинной причиной выступает усвоенная культура самоограничения личной воли, в роли представителя власти. А инструменты лишь помогают следовать этой культурной установке. И хорошо видно, что сталкиваясь с ее отсутствием, механизмы все таки проигрывают живому разуму. И шансы Трампа на второй срок как никогда велики.

Так вот, возвращаясь к обсуждаемому вопросу, сегодня мы выбираем не личность, а исполнительный механизм. Точно так же как мы выбираем не Иванова, а хорошего врача, не Сидорова, а хорошего программиста. И хотя безусловно, любой человек может стать хорошим врачом или программистом, он должен им стать уже на момент выборов.
Мы не выбираем личность, которая заменит нам свою собственную, и поэтому не определяемую критериально. Мы выбираем компетентного исполнителя. И поэтому критерий предваряющего квалификационного отбора, не просто легитимен, а абсолютно необходим.
Или можно сказать еще так, что отказавшись от принципиально необъективируемого критерия личностной явленности избираемых кандидатов, мы вообще потеряли разумные критерии такого выбора. Опустили их на уровень вкусовых предпочтений. И результат не замедлил сказаться.

Не буду входить в технические подробности, но упомяну один из ключевых критериев. Индивид допускаемый претендовать на участие в процедуре избрания, должен иметь развитую способность отличать себя как личность, от своего мышления. Уметь пользоваться мышлением как инструментом исполнения, любого смыслополагания. Как своего собственного, так и коллегиального смыслополагания общества. Это единственный критерий способности к внутреннему отделению и самоограничению своих личных предпочтений от объективных обстоятельств. И соответственно единственный надежный защитный механизм, от ползучего, бессознательного преображения роли исполнителя воли избирателей, в роль единственного субъекта управляемого им общества.
Любые внешние механизмы, способны лишь тормозить этот процесс, защищать от слишком быстрого преображения. Но как и любые механизмы, бессильны против живого разума ищущего возможности.
И других способов избежать демократического выбора общества на «свою же голову», просто нет.

Последнее что здесь стоит сказать, это то что одним из бессознательных опасений, побуждающем нас избегать мыслить любые ограничения, это проблема - «а судьи кто?»
Опасение недобросовестности играет немалую роль в неприятии всеобщего права на оружие, в сопротивлении легитимизированной эвтаназии, в спорах о жесткости уровня контроля наркотических средств и др.
И это конечно не беспочвенное опасение. Плохо то, что оно предпочитает не артикулировать себя, а превентивно останавливаться на сакрализованной формуле «право быть избранным — есть священное право».
Если же преодолев сакральный рубеж, подойти к практической стороне проблемы, можно ее и решить. И работать она будет ровно так же как и все прочие демократические механизмы. Исполнять наличную культурную установку сознания, или имитировать ее отсутствие.
Ухудшить "демократичность" тоталитарного общества, она конечно не сможет. Разве что напротив — сделать видимой поддельность любой имитирующей себя «демократии».