Инженерия: тексты, видео, картинки

Последние несколько недель довольно активно обсуждались результаты сразу нескольких социологических опросов и исследований.

Оппозиционно настроенная публика смаковала падение рейтингов президента, ироничная смеялась над тем что тремя институтами, пользующимися наибольшей поддержкой россиян, являются армия, ФСБ и РПЦ, а наиболее продвинутая изучала доклад КГИ «Признаки изменения общественных настроений и их возможные последствия» (о котором подробно ниже).

Однако разговор о социологических опросах я начну с изменения индексов социального самочувствия населения. Россияне все более негативно оценивают как перспективы изменения собственного материального благополучия, так и перспективы экономического развития страны.

Большинство наблюдателей связывает это заметное ухудшение настроений населения с повышением пенсионного возраста.

Что характерно исторический максимум позитивных оценок россиянами и своих собственных перспектив и перспектив российской экономики был достигнут во 2-3 квартале 2014 года и был напрямую связан с захватом Крыма.

Например «Индекс потребительских настроений» Левады, состоящий из таких вопросов как: «Как по вашему изменится материальное положение вашей семьи в ближайший год?; Следующие 12 месяцев будут для экономики страны хорошим временем или плохим?; Следующие 5 лет будут для экономики страны хорошим или плохим временем?» продемонстрировал предыдущие пиковые положительные значения в мае 2014.

У ВЦИОМа баланс положительных и отрицательных ответов на вопросы «Как Вы считаете, через год Вы будете жить лучше или хуже, чем сейчас?» и «А как бы Вы оценили нынешнее экономическое положение России в целом?» достигла абсолютного максимума за весь период наблюдений в 3 квартале 2014. Непосредственно перед обвальным падением рубля и «идеальным штормом» 4 квартала 2014.

Таким образом, на примере данных опросов населения мы видим, что событие (захват Крыма), которое самым очевидным образом на долгие десятилетия ухудшило перспективы российской экономики и материального благополучия россиян, а также перспективы их детей и внуков, вызвало у большинства россиян ожидание роста доходов и роста экономики.

В то же время повышение пенсионного возраста (даже если признать его негативное среднесрочные влияние на доходы определенных возрастных групп), в долгосрочной перспективе, несомненно положительно влияющее на устойчивость бюджетной и финансовой системы и перспективы экономического роста, приводит к снижению большинством респондентов оценок в том числе перспектив российской экономики.

И подобная неспособность увидеть самые примитивно-простые причинно-следственные связи наблюдается при оценке большинством практически любого события.

Например большинство россиян одобряют и считают успешной внешнюю политику Путина, но считают провальной его экономическую политику.

Мне с полнейшей очевидностью видится все ровно обратным.

Можно, конечно, спорить об успешности экономической политики (на мой взгляд, для страны с таким качеством человеческого капитала, наша экономическая политика находится в верхней (лучшей) четверти от реально возможных значений), но отрицать, что российская внешняя политика полностью провалилась и не ведет ни к чему кроме изоляции и санкций, с каждым годом становится все сложнее.

Однако вернемся к упомянутому выше докладу КГИ. Он выявил ряд тенденций, которым многие успели порадоваться, а меня они, честно говоря, испугали.

Далее несколько цитат самого доклада:

«На картинке изображена дорога от России реальной к России идеальной. Дорога в колдобинах, мы вязнем в грязи. Однако, пусть медленно, но мы двигаемся по ней вперед. Дорога огибает лужайку с зеленой травой. Путь через лужайку намного короче, но этим путем никто раньше не ходил, возможно, это топь. Какой путь вы выберете?

Результаты данного тестирования свидетельствуют о резко возросшем аппетите к риску. Среди респондентов доминирует запрос на масштабные, рискованные и непроверенные изменения. 70% участников тестов согласны на такие изменения, если они обещают быстрое решение проблем.”

«Готовность к быстрым и рискованным переменам в сочетании с запросом на абстрактную справедливость указывает на растущее стремление населения искать нереалистичные социально-экономические решения, игнорируя их риски и возможную цену».

“в нереализованных запросах населения преобладает дистрибутивная справедливость”.

Таким образом, мы имеем массу населения, адекватность восприятия которой характеризует пик позитивных экономических ожиданий в 3 квартале 2014, которая жаждет быстрого и рискованного воплощения в жизнь своих представлений о справедливости. Минимальный анализ этих представлений со всей очевидностью свидетельствует о том, что реализация данных представлений нанесет непоправимый ущерб благополучию того самого жаждущего справедливости большинства.

Картинка пострашнее спятившего «кровавого режима».

(Здесь следует сделать специальную оговорку для верящих в мудрость народную. Работы по социальной психологи и поведенческой экономике за последние 30-40 лет далеко продвинулись в изучение человеческой иррациональности. После Канемана и Талера, мы наверняка, на основе множества научных экспериментов и исследований знаем, что в заметном числе моделируемых ситуаций большинство людей выбирает иррациональные решения (часто вредные для них самих), и в принципе не учитывают рациональных аргументов при их принятии).

Доклад КГИ на этом моменте переходит к рассказу о том, что популизм это общемировая тенденция и мы здесь мол не одиноки. Наиболее забавный пассаж на эту тему звучит так:

«Среди стратегий борьбы с популизмом в Европе отмечается частичный перехват, рационализация и интеграция популистских требований в политический мейнстрим, даже ценой снижения адекватности и эффективности реализуемой политики»

А я, в этой связи, думаю вот о чем.

Значительное число заметных работ последних 30 лет по экономике, урбанистике или вопросам государственного управления построены вокруг примеров о том, как часто неправильны бывают решения, очевидные на уровне обыденного здравого смысла. Например о том, что строительство большего числа дорог может приводить к увеличению, а не снижению числа пробок.

Понимание данной неправильности следует из статистики и объективных наблюдений, относящихся к специальным знаниям, недоступным большинству населения.

Такого разрыва между основанной на обыденном здравом смысле оценкой большинства о том как правильно решать социальные проблемы, и научным знанием о том же самом, в передовых обществах не было никогда.

Данная ситуация обостряет существовавший во все времена конфликт между ролью политика/общественного деятеля, как выразителя интересов определенной группы лиц, «как они эти интересы понимают сами», и ролью политика как визионера, конструирующего образ желаемого завтра, или носителя научного знания и передовых практик.

В мире, где популярные и одобряемые большинством меры едва ли не в большей половине случаев для этого большинства вредны, ровно как и многие полезные для большинства решения непопулярны, внутренний конфликт политиков между стремлением к личной популярности и стремлением к достижению общественного блага в соответствии с внутренним (как правило более продвинутым, нежели у большинства населения) представлением о том как правильно делать, неизбежен.

В таких условиях перед людьми, вовлеченными в общественно значимые дискуссии постоянно стоит выбор: стремиться быть популярным или отстаивать то, что на твой взгляд полезно для общества.

К сожалению, в результате всего этого наиболее популярными становятся политики, наименее щепетильные в вопросах внутренней этики.