В агрессивной среде преследований со стороны государства гражданские проекты вынуждены находить новые формы выживания. Решением для многих из них может стать существование вне юридических форм, что позволяет существенно уменьшить их уязвимость для формальных атак силовых органов. Волонтерские проекты перестают быть глобальными, общероссийскими, ограничивая поле деятельности микроуровнем города, микрорайона, дома; развиваются безденежные формы гражданского содействия. В этих тенденциях проявляет себя реальная практика эволюционного развития гражданского общества сегодняшней и завтрашней России, главным вектором которого является переход от традиционных «корпоративных» форм к распределенным рабочим связям.

Логика выживания

В прогнозах развития гражданских проектов и движений на пятом сроке путинского правления проще всего было бы, конечно, ограничиться предсказанием, что «все разбомбят, раздавят, разгонят, вычистят, навсегда выжгут и солью засыплют, чтоб сто лет трава не росла». Но мы построим свой прогноз иначе. Представим себе, что сфера социальной активности все-таки будет пытаться уцелеть или даже развиться, предположим, что и в этой ситуации найдутся люди, сохранившие гражданскую энергию.

В романтических пьесах Розова и Арбузова начала 1960-х это называлось как-нибудь трогательно до слащавости: «сделать мир вокруг чуточку лучше», «защитить свое право на чудо». Несколько позже Вампилов в «Прошлым летом в Чулимске» увидел это же самое в простых сценах провинциальной жизни: его Валентина бесконечно поправляет палисадник, в котором «с одной стороны из ограды выбито две доски, кусты смородины обломаны, трава и цветы помяты», люди ходят напрямки, ломают — она поправляет, люди опять прут — она опять поправляет.

Предположим, что первым послевыборным налетом палисадник гражданских инициатив не удалось выдрать и вытоптать. Чего в таком случае следует ждать? Мне кажется интересным рассмотреть не то, каким образом государство будет давить и ломать гражданские движения и проекты, всякую гражданскую активность. В конце концов, можно не сомневаться, что давить и ломать (а также «разорять», лишать средств к развитию и существованию, что оказывается наиболее эффективным инструментом давления) будут всеми способами, никаких ограничений — ни законодательных, ни судебных — тут нет. Гораздо интереснее подумать, каким образом гражданское сообщество — в тех относительно зачаточных формах, которые мы по-прежнему имеем в России, — будет сопротивляться этому разрушительному давлению.

В эволюции гражданских активистских движений, проектов и программ последних лет вырисовывается несколько важных и интересных тенденций.

Модель «висеть в воздухе»

Опыт жизни в эпоху активного применения законодательства об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях» научил создателей гражданских проектов, что силовые ведомства могут обрушить на них свою дубину в любой момент и без всякого повода — вне всякой зависимости от наличия или отсутствия реальных причин для применения карательных норм. Захотят прийти — придут, захотят обвинить — обвинят, захотят разрушить — разрушат.

При этом совершенно не спасает, например, решение не иметь дела ни с какими донорами за рубежом или даже с российскими компаниями и организациями, хранящими свои деньги в иностранных банках. Известны случаи, когда «иностранными агентами» были произвольно назначены организации, не имеющие не только иностранного финансирования, но и финансирования вообще, — чисто волонтерские, работающие на полностью безвозмездной основе и имеющие вечный ноль в годовых балансах.

В этих обстоятельствах решением для многих типов гражданских сообществ может быть существование вообще без регистрации, в «висячем положении». В этом случае нет никакой организации — существует только сеть из живых людей, сообщество, построенное на горизонтальных связях, а не на иерархическом структурном подчинении.

У такой организации нет зарегистрированного юридического лица, формального адреса, офиса, банковского счета, сейфов, печатей, бланков, директоров и бухгалтеров, компьютеров и серверов. Следовательно, у этого сообщества ничего нельзя заблокировать, опечатать, изъять, конфисковать, арестовать. Основным организационным принципом здесь является известный лозунг сообщества «Диссернет»: «Нет головы — нечего оторвать».

Помимо «Диссернета», существующего и выживающего на такой именно организационной основе на протяжении пяти лет, можно вспомнить еще множество «висящих в воздухе» волонтерских сообществ. Таким был, например, проект «Все в суд!», работавший в 2012–2013 годах над созданием «полуавтоматического конвейера» для подачи гражданских исков о нарушениях на выборах. Таким, если вспомнить, было и движение «Синие ведерки» на самом раннем — и самом ярком и воодушевляющем — этапе своего существования. Такой является сегодня и программа поддержки независимой качественной журналистики в России «Премия „Редколлегия“».

Ценнейшее свойство таких организаций — существенно меньшая уязвимость для формальных атак со стороны силовиков разного сорта. Непонятно, как от них требовать отчетности, как подавать на них в суд, как привлекать их к ответственности за разного рода выдуманные проступки. Иностранным агентом их тоже не назначишь. Угроза, впрочем, сохраняется для основателей и организаторов таких сообществ: они рискуют подвергнуться репрессиям в личном качестве.

Важнейшим недостатком такой формы оказывается почти полная невозможность вести фандрайзинг современными цивилизованными методами. Несуществующая организация не может подать заявку на грант, не может корректно и прозрачно оформить и принять донорскую помощь, не может предоставить удовлетворяющую донора отчетность. Не может она и стать стороной в договоре выполнения работ, подряда, вообще гражданско-правовом договоре любого типа. От ее имени могут выступать только частные лица, что совсем не всегда может устроить потенциального партнера или донора.

Модель «прижаться к земле»

Фокус внимания гражданских сообществ и активистских групп постепенно опускается на самый нижний, муниципальный и «субмуниципальный» уровень. Волонтерские проекты и программы перестают быть глобальными, общероссийскими, а считают полем своей деятельности только город, микрорайон, квартал, дом.

Именно такой микроуровень все чаще становится точкой входа в сферу гражданской активности для людей, которые гораздо позже, с течением времени могут заинтересоваться чем-то более масштабным. Первым занятием для будущих гражданских лидеров и мощных фандрайзеров нередко становится сбор взносов и подписей соседей под заявлением о сооружении автоматических ворот на въезде во двор, или агитация знакомых по собачьей площадке за коллективное требование провести трубу с горячей водой в обход старого сквера, а не напрямую через него. Почувствовав вкус к такой работе (или получив «травму» от безуспешной попытки в очередной раз «поправить палисадник»), они остаются и дальше в резерве гражданского активизма.

Развитию такой тенденции — «спуску на землю», на локальный уровень разных форм гражданской активности — очень способствуют два фактора. Во-первых, чисто психологическое впечатление, что работа на самом нижнем уровне — это «не страшно». За это меньше шансов оказаться наказанным, это «меньше раздражает» власть, потому что это как будто бы и «не политика». Во-вторых, такая работа получает мощную поддержку со стороны вновь выбранных муниципальных депутатов. В этом смысле колоссальным прорывом выглядит успех независимых и демократических кандидатов на муниципальных выборах 2017 года в Москве. Сохраняется надежда, что этот успех удастся хоть в какой-то мере повторить на муниципальных выборах в других регионах.

Модель «работать руками»

По мере усиления давления государства с применением законодательства об «иностранных агентах» и неизбежного ужесточения этого законодательства с тем, чтобы преследования в конце концов могли быть распространены не только на организации, но и на частных лиц, любые финансовые отношения между участниками гражданских проектов, любое денежное спонсорство или донорство начинает восприниматься как потенциально опасное, рискованное.

В качестве ответа развиваются «безденежные» формы участия в гражданских проектах. Желающим предлагают помочь важному и нужному делу не только деньгами, но и «руками», «ногами» или «головой», то есть непосредственным участием в общей работе. Такая работа может и предполагать и некоторые расходы участника, которые он несет самостоятельно, не передавая никому никакие деньги: например, участник кампании распространения агитационных материалов сам, за собственный счет, их распечатывает, или участник работы, связанной с обработкой информации, сам покупает доступ к платным информационным ресурсам, базам данных и т.п., или волонтер за собственный счет едет туда, где требуется его помощь, покупает экипировку, расходные материалы, продукты и т.п.

Такой подход тоже способствует децентрализации рабочей структуры, «размазыванию» ее в плоскую сеть, замене иерархических связей горизонтальными. Общий рабочий процесс начинает напоминать муравейник, когда каждый участник сам берет где-то нужную щепочку, сам ее тащит в нужное место, сам укладывает в общую структуру, а в результате получается большое общее сооружение. «Принцип муравейника» делает сообщество участников менее уязвимым для давления извне, позволяет адаптироваться к высокой «текучке кадров», к смене или утрате части активистов.

Модель «не возить деньги зря»

Еще один аспект адаптации гражданских инициатив в условиях силового давления, связанного с использованием «неправильных» с точки зрения государства, а по существу — любых полученных из не зависящего от государства же источника денег, — изменение финансовой «логистики» различных проектов и сообществ. Возникает понимание, что деньги, собранные как внутри России, так и за ее пределами, вне зависимости от типа доноров (будь это частное лицо, дружественная организация, благотворительный фонд), лучше вообще «не брать в руки» и уж тем более «зря не возить с места на место».

Донору предлагается самому потратить свой благотворительный взнос, передав его гражданскому проекту в овеществленной форме: купить билеты и арендовать помещение для конференции или семинара, оплатить печать нужных материалов, напрямую заплатить адвокатам, консультантам, участвующим в гражданском проекте. Он может взять на себя расходы на создание, развитие и поддержку веб-сайта проекта, оплату коллективного доступа к базам данных, подписку на платные информационные ресурсы и т.п.

Особенно это относится к донорской помощи, собранной за рубежом. Такие деньги предпочитают все чаще «не возить в Россию, где от них одни неприятности», а расходовать на месте — там, где они собраны. При этом часто оказывается проще возить не деньги к работе и ее исполнителям, а саму работу и ее исполнителей — к деньгам, перенося за границу те элементы общей работы, которые могут быть сделаны удаленно.

От корпораций — к распределенным сетям

Перечисление таких способов деятельности в агрессивной среде государственных преследований можно продолжать еще долго. Все они так или иначе укладываются в общую тенденцию — переход от традиционных форм гражданских организаций к сетевым структурам, построенным не по принципу корпорации, «учреждения», а на основе распределенных рабочих связей.

Такая структура обладает множеством входов — точек, в которых может состояться присоединение к общей деятельности новых участников, ресурсов, новых инструментов, направлений. Но не меньше у такой структуры и выходов — элементов, в которых образуется итог общей деятельности: публикуются результаты общего сбора информации или расследований, предоставляется помощь нуждающимся в ней, осуществляется противодействие факторам, которые участники сообщества считают нежелательными или вредными.

Собственно, это и есть реальная практика эволюционного развития гражданского общества в сегодняшней и завтрашней России. В парадоксальном, но ясном соответствии с дарвиновским учением — «происхождение видов путем естественного отбора и сохранение благоприятных форм в борьбе за жизнь».