Содержание
Карта
Онтокритика (блог)
Поиск по КОРНИ-проекту
Доценко Евгений Леонидович — кандидат психологических наук, доцент Тюменского Государственного университета.
Присказка. В студенческие годы мы с друзьями побывали в с.Зыбкое Кировоградской области, где в то время гремел педагогическими новациями М. Г. Щетинин. Нас интересовало, насколько глубоко проникают новые педагогические идеи в практику педагогов и души детей. Мы сделали несколько проб смысловой почвы и заборов из психологической атмосферы школы. В одном из таких эпизодов удалось поработать на кукурузном поле вместе с ребятами из школы пионерского актива — общительными, решительными, настоящим ядром детского коллектива. Все мы имели немалый опыт сельхозработ, но очень быстро ребята и девчонки нас обогнали и оказались далеко впереди. Мы пошли посмотреть результат их работы и обнаружили много откровенной халтуры: срезанные стебли, оставленный бурьян и проч. В сумме с другими признаками мы тогда поняли, что имеем дело с очередным псевдоэкспериментом: формально все верно, а по сути есть самоутверждение пастыря.
Проблема. Когда в основном тексте слышим одно, а в смысловых интонациях ощущаем другое, то трудно решить, что считать фигурой, а что — фоном. Без непосредственного контакта с автором послания очень трудно определиться, на какую часть сообщения ориентироваться. Часто это трудно сделать и в присутствии автора. Манипуляция заключается в том, что он всегда свободен от ответственности за свою двойственность: или скажет, что имел в виду не то, что услышал адресат, или что адресат сам привнес двусмысленность в свое понимание. У меня в руках статья, в которой два плана выражения не совпадают. Моя задача — прояснить их содержание, высказать свое отношение к нему.
Буквальное послание (анализ явного текста).
Н.Козлов обсуждает противопоставление «авторитарность — гуманизм». Правомерная постановка и спорить здесь было бы трудно. Автор ясно указывает на то, что маятник отклонился слишком надолго, что происходит превращение идей гуманистической психологии в догму. Когда-то смелая позиция стала повсеместно принимаемой, составляющие её идеи усваиваются некритически, в силу того, что кажется рискованным ругать гуманизм, чтобы не быть обвиненным в авторитаризме. Нужна известная смелость выступить с ниспровержением, с этой работой автор, в общем, справился, приготовив несколько остроумных аргументов.
Обнадеживающе звучит уже сама постановка задачи: «…прошло время конфронтации… настало время синтезировать лучшее их этих двух подходов…», которая сильно напоминает установки гуманистической психологии. Однако, как это часто бывает, хорошее намерение реализуется не вполне корректно («хотели как лучше…»).
Основную нравственную дилемму «человек есть ценность vs. человек есть объект» автор предлагает поставить в зависимость от множества привносимых переменных: «выбор отношения к человеку как к объекту или субъекту может зависеть от разных обстоятельств: от квалификации психолога, от запросов клиента и требований ситуации». Нечеткость критерия делает это утверждение опасным, поскольку:
а) «может зависеть» допускает, что может и не зависеть,
б)зависимость «от квалификации» не исключает быть истолкованным как «делай то, на что способен»,
в)«от запросов клиента» соотносимо с ресторанным «чего изволите?», допуская возможность переложить ответственность на другое лицо,
г)«от разных обстоятельств» и вовсе склоняет к снятию ответственности: так получилось.
Далее декларации становятся еще неопределеннее: «Это просто реальность, и для адекватного её восприятия необходимо иметь достаточно широкие средства»; и еще: «Профессионал должен быть вооружен всем арсеналом средств, как внутренних, так и внешних».
Автор не дает способа (принципа), с помощью которого может быть найден моральный компромисс или технологический баланс. Читателю приходится довольствоваться лозунгом «реалистического взгляда: людей нельзя абстрактно-метафизически отнести ни к существам порочным, ни к ангелоподобным творениям. Разные люди и по своей сущностной природе, и на разных этапах своего развития, и в разных ситуациях оказываются — разными».
Несколько натянутой выглядит полемика в той части, где указывается на необходимость в реальной практике прибегать к жестким приемам, обучать манипуляции, решать задачи эффективной конфронтации, поскольку К.Роджерс и не призывал применять принципы гуманистической психологии ко всем видам социальных проблем.
В общем, текст выглядит как не вполне корректный с точки зрения способа мышления, скорее как заготовка к обоснованию парадигмы, в которой пока еще трудно разглядеть рациональное семя будущей методологической платформы.
Смысловые интонации (читая неявное сообщение).
В отличие от явно выраженных мыслей, за которые автор, очевидно, берет на себя ответственность, неявное сообщение остается в тени. Анализ удобнее вести на языке метафор, поскольку метафоры способны точнее передать смыслы, меньше подвергают их искажению при переводе в значения.
Основной образ — Пастырь заблудших овец. Аргументы.
1.Вместо обсуждения проблемы (которая бы помогла читателю принять участие в постановке цели) автор начинает буквально с указания задачи: «Чтобы правильно оценивать…»
2.Среди заблудших овец видится и садовник Роджерс, которому пастух Козлов указывает на то, что в саду приходится не только выращивать, но и срезать часть неумеренно разросшихся растений.
3.Полемизируя с идеями К.Роджерса, автор не случайно для своей позиции выбрал название «реалистическая психология», видимо, противопоставляя её идеальной, крайней, иллюзорной. За этим угадывается: «Не той дорогой идем, товарищи!»
4.Но особенно наивными (чтобы не сказать тупыми) агнцами выглядят коллеги-психологи, которых автор стремится уберечь от опрометчивого шага — навязывать подходы гуманистической психологии банкам, исправительным колониям, коммерческим организациям и проч. Автор упускает из виду, что проблема границ применимости жестких и манипулятивных приемов постоянно обсуждается в профессиональном сообществе, и что существуют, пусть и не бесспорные, принципы и критерии, позволяющие с приемлемой точностью эти границы очертить. Вряд ли такого рода работы им были пропущены, видимо, в позиции пастыря есть своя архетипическая притягательность.
Второй образ — Ниспровергатель авторитетов.
Тон возражений обнажает стремление дискредитировать позицию оппонента: «Но что в реальности стояло за примерами из его практики?» «Просмотрите записи бесед Роджерса с его клиентами и будьте реалистами» — стилистика повелительного наклонения говорит сама за себя.
Возможно, свет на мотивы ниспровержения проливают такие высказывания, как: «Реалистический подход … видит неоправданные ограничения», «…с подозрением встречается бодрая и требовательная Синтон-программа». Они допускают толковать себя как сетования на предвзятость коллег по отношению к развиваемому автором направлению.
Оживление ниспровергателя слышится и в методологической позиции автора: «Разговоры о природе человека являются, как правило, только идеологически-философским обоснованием наших, уже обычно вполне созревших, намерений».
Сущность же своего реалистического подхода Н.Козлов «предельно четко» обозначил с помощью цитаты из К.Витакера: «Если приходится проявлять садизм…» и далее по тексту.
Сочетание двух образов позволяет точнее определить извлекаемую метафору: это Пастух, для которого самое важное — согнать стадо с привычного места, не сильно заботясь о том, что на новом месте все могут свалиться в пропасть. То есть это борьба не за, а против.
Методологическая некорректность общей аргументации Н. Козлова состоит в том, что обсуждается позиция К. Роджерса на предмет её верности или ошибочности. Но это — выстраданная позиция профессионала, обозначившего ценностный ориентир. Спорить с такой позицией — значит убивать (пусть частично) личность в профессионале.
Гуманизм есть не крайность, а ориентир. Не всегда удается в полной мере соответствовать канонам этого ориентира, но делать вид, что это нормально, все же рискованно, в первую очередь для себя. Опасно в угоду обстоятельствам снимать с себя ответственность — начинают рушиться основания личности.
Более корректно предмет обсуждения в рамках заданной автором темы может быть поставлен через методологическую метафору «местность/карта». Опасно сетовать на то, что местность не такая, как хочется — желание изменить её может обернуться экологической катастрофой. Гораздо продуктивнее обсуждать особенности карты этой местности и способы её использования. Мы выводим обсуждение на логически более высокий уровень, стремясь понять то, как мы относимся к позиции К. Роджерса, каким образом используем его идеи в своей работе. Его позиция — это уже данность, сейчас важнее выяснить, как практический психолог формирует свою собственную позицию.
Думаю, многие прошли через подражание К. Роджерсу в используемых средствах и приемах (так же, как и многие поэты, музыканты или художники подражают своим предшественникам). Мне пришлось довольно скоро отказаться от многих из них. Главный аргумент — я не Роджерс. Если я веду себя как Роджерс, я и не он, и не я. Поскольку я более ершист и резок, то вынужден был использовать эти свои особенности в тренерской и консультационной работе. Но позиция Роджерса — это ценность, отказ от которой ведет к экологическому сбою: «Когда рушатся храмы, рушатся устои» (Г. Бейтсон). Поэтому, даже если я пользуюсь жесткими технологиями (в банке, тюрьме или рекламном агентстве), идеи К. Роджерса все равно остаются как ориентир, по которому эти технологии калибруются (находится мера их применимости). Иначе они из скальпеля превращаются в заточку.
Н. Козлов в обсуждаемой статье продолжает уже давно опробованную им стратегию разрушения основ, последовательно проводимую в многочисленных изданиях. Мне часто приходится сталкиваться или с недоумением его читателей по отношению к «странной» позиции психолога, или с восхищением взахлеб, за которым у многих чувствуется облегчение в связи со снятием морального давления. Первым из них приходится говорить, что «это у нас свой жириновский такой есть», а вторым бросать краткое «С облегчением!»
Я с готовностью и одновременно неохотой взялся за обсуждение опуса уважаемого коллеги Н. Козлова. С готовностью, потому что тема хороша и проблема важна. С неохотой, потому что пришлось переходить на личность. Похоже, мне не очень хочется быть в стаде, гонимым пастухом, для которого главное — лишь бы меня с места согнать.
Содержание дискуссии